— Где, на земле? Я знаю. Вытащил на свет свои кости. Еще не сдох, ископаемое животное!

— Ты удивительно добр сегодня!

— Можно подумать, ты его любишь, — хмыкнул Мериад. — Так что с этой девочкой?

Он прикрыл глаза, замер на мгновение:

— Живая. Здоровая. О чем-то эмоционально спорит со своим горцем. Так в чем проблема? Тебя раздражает ее эмоциональность? Это легко решается.

— Да нет же! Просто я никак не могу понять, почему Маргулай ее не убил.

— Не принимает всерьез — вот и не убил.

— Но тогда зачем Шелоку было возиться с мальчиком.

— Потому что он умнее своей… женушки. Нам повезло, что эта дряхлая развалина умеет только пугать детей, а то плакал бы свиток Амандина! Старый дурак, нужно было его не там прятать!

— Эй, полегче, Амандин — мой отец.

— Да помню я. Все, что я думаю по поводу вашей безалаберности, я ему уже высказал и повторять тебе не буду.

— Ее судьба так и не проявилась?

— Нет, и не проявиться.

— Почему ты так уверен? Может быть, ты не там смотрел?

— Так ты еще и учить меня вздумала? — нахмурился бог. Алура явственно почувствовал, как медленно стынет воздух в комнате, и попятилась к двери. — Если я говорю, что уверен, значит, я знаю. Если ты такая умная, попробуй сама! Что, не выходит? Чего ж так, ты у нас умная, все умеешь лучше других.

— Перестань! Я просто хотела проверить — ну не похожа она на избранную, обыкновенная смертная девочка.

— В десятый раз повторяю: все вопросы к Виармате, я всего лишь подтверждаю, что не вижу истории ее души.

— Мериад, скажи мне, а нельзя ли кому-нибудь из нас вернуть этот свиток? Так ведь гораздо проще и надежнее.

— Нельзя, иначе бы Марис давно прибрала его к рукам. А так ей пришлось прибегнуть к помощи Маргулая. Ей нужен смертный, только смертный, за исключением Ильгрессы и Амандина, разумеется, может его касаться. Магией свиток тоже не вернуть, так что ситуация у нас безвыходная. Еще есть вопросы, или ты разрешишь мне вернуться к работе?

Алура покачала головой. Так вот для чего им нужна эта девочка, так вот почему так ругались между собой старшие боги. Кто бы мог подумать, что давнее заклинание Ильгрессы выйдет им боком?

Только смертный может касаться свитка — Марис не могла этого не знать и терпеливо выжидала подходящего момента, пока Амандин не одряхлеет, а у нее самой не появится умный, наделенный колдовскими способностями слуга. Удар был нанесен, и время работало против них.

Изрезанные спиралями тропинок, холмы окружили дорогу, словно войска неприятеля осажденную крепость. Ни ручейка, ни речушки. Кое-где попадались болотца с мутной коричневатой застоявшейся жидкостью, но назвать ее водой язык не поворачивался. От такой, с позволения сказать, водички в лучшем случае болел живот, а в худшем вас могли со всеми полагающимися почестями похоронить на ближайшем кладбище — под каким-нибудь бугорком за ближайшим поворотом или, если посчастливится, на деревенском погосте.

В свете недавних событий путешественники решили свернуть с большого тракта на одну из боковых дорог. Места, конечно, стали пустыннее, заодно душу грела слабая надежда, что здесь их на время оставят в покое. Да и в отношении преступности так тоже было спокойнее: где большие караваны, там большие деньги, а где большие деньги, там полным-полно разбойников.

После нескольких часов подпрыгивания вверх-вниз по холмам дорога побежала по более-менее сносной равнине, облюбованной для своих владений очередным феодалом. Хотя не только этот барон, но и его ближайшие предки не жили здесь, а их родовое гнездо заросло бурьяном, крестьяне, живущие на этих землях, исправно платили установленную подать.

Возле некого подобия изгороди — череды острых кольев, воткнутых в землю и соединённых истёршейся верёвкой, — играли дети: мальчик и девочка. Они весело возились в пыли, награждая друг друга шуточными тумаками.

Стелла остановилась и с улыбкой наблюдала за их вознёй.

Когда дети кувыркались на земле, они казались обычными детьми, но стоило девочке, более ловкой и вёрткой, подняться на ноги, как принцесса увидела, насколько она худа. Высокая, кажущаяся ещё выше от неестественной при её здоровье худобы, с синяками под глазами, в разодранном и кое-как зашитом платьишке, едва прикрывавшим её покрытые ссадинами коленки, девочка производила не лучшее впечатление. И всё же она была весела и подвижна.

Почувствовав на себе пристальный взгляд незнакомого человека, девочка торопливо отдёрнула платье и прижалась к изгороди, да так, что сдерживавшие её верёвки чуть не порвались. Она была напугана.

Её брат обернулся к предполагаемым обидчикам; на лице его была написана решимость во что бы то ни стало защитить сестру. Он поднял сжатые в кулачки руки (парню было лет десять, не больше; девочка была чуть старше), и принцесса заметила уродливый зигзагообразный шрам, тянувшийся от запястья вниз по руке.

Мальчик хмуро смотрел на них, но молчал. Взгляд его был слишком серьёзен для десятилетнего паренька.

— Откуда это у тебя? — Стелла указала на шрам на руке.

Парень упорно молчал, крепко сжав губы.

— Не бойся меня, — принцесса попыталась ласково погладить его по голове, но мальчик увернулся. Он явно не доверял ей.

— Как тебя зовут? — Стелла не пала духом и решила поговорить с девочкой — как-никак, девочки обычно разговорчивее мальчиков.

Расчёт её оправдался: девочка ответила.

— Герда, — тихо прошептала она.

— Хочешь я дам тебе монетку?

— А за что? Деньги просто так не предлагают.

Странный жизненный опыт для ребенка. Девушка опешила от её вопроса и не сразу нашлась, что ответить.

— За то, что ты и твой брат (ведь это твой брат, не так ли?) немного поговорите со мной.

— Просто поговорим? — недоверчиво переспросила девочка.

— Да. Поверь, я вовсе не желаю тебя обидеть.

Принцесса достала из кошелька две медных монетки и протянула Герде. Та по-прежнему недоверчиво смотрела на неё, но всё же протянула исхудалую ручку за деньгами. Её костлявые пальчики жадно сжали монеты.

— А теперь, Герда, скажи мне, как зовут твоего брата?

— Асмус.

Герда осмелела и сделала шаг от спасительной ограды.

— Откуда у него этот уродливый шрам на руке?

— Это всё сеньор Раже. — Губы её сжались в тонкую ниточку, в глазах блеснула злоба.

Стелла слышала, как при упоминании этого имени заскрежетал зубами мальчик. Они оба ненавидели этого человека. Но за что?

— А кто этот сеньор Раже?

— Управляющий.

— Он бил мою маму, — подал голос Асмус.

От нахлынувших воспоминаний лицо его стало жёстким, а руки снова сжались в кулаки.

— А где сейчас твоя мама? — Принцесса предпочла сменить тему.

— Пошла продавать овец.

От пытливого взгляда Стеллы не скрылось то, что на глазах Герды навернулись слёзы. Судя по всему, их незамысловатое семейное хозяйство и заключалось в этих пресловутых овцах.

Разжалобившись, принцесса подарила девочке еще несколько монет.

— Маркус, — девушка отвела друга в сторону, — тебе не кажется, что во всём этом следует разобраться?

— Ну, если ты так считаешь… — В его голосе не слышалось особого энтузиазма.

— Да, считаю. Если бьют женщин и ранят детей — это серьёзный повод принять меры.

— Если хочешь, напиши их сеньору.

— Маркус, он ограничится отпиской и ничего не сделает. Посмотри на их лица: тебе их не жалко? Если бы при тебе били ребенка, неужели ты не вступился бы?

— Конечно, да.

— Тогда пошли.

И она взяла дело в свои руки, попросив Герду показать им их дом. Девочка согласилась не сразу, но все же согласилась.

Известное выражение «шаром покати» как нельзя лучше характеризовало внутренний вид дома Герды и Асмуса. Снаружи он выглядел не лучше — заброшенная, разваливающаяся ферма, крытая старой соломой, с кучей подпорок и лишь одной толком побелённой стеной. Рядом с домом был опустевший загон для овец, где одиноко кричала старая облезлая коза. Когда-то на ферме было два сарая и большой коровник, но теперь от них почти ничего не осталось.