– Ты должна немедленно прекратить это, Бостон, – потребовал он. – Подожди, пока вернется Гас с доктором.

И тут Клементина имела невероятную наглость рассмеяться. Он обезумел от страха, а она смеялась ему в лицо.

– О, Рафферти… роды вряд ли получится остановить, если они уже начались.

Зак осторожно поставил бутылку виски. После чего пальцами убрал волосы с глаз.

– Но я не могу… но я не знаю… черт! Какого дьявола ты пришла ко мне?

Странная улыбка все еще играла на ее губах, но сейчас он ясно увидел, как в глазах Клементины плеснулся страх.

– Поверьте мне, сэр, если бы Господь предложил мне любую другую повитуху вместо грубого, пьяного и развратного ковбоя, будьте уверены, я предпочла бы ее.

В лачуге повисла напряженная тишина, подчеркиваемаяшипением масла в светильнике и глухими шлепками снега по окну. Клементина закрыла глаза, подавляя стон, и внутренности Рафферти скрутил новый приступ паники.

– Ты так и должна стоять там? Я имею в виду, разве ты не должна лежать?

– Пока еще нет, спасибо, – сказала она так спокойно, что ему захотелось встряхнуть ее.

– Сколько времени пройдет, прежде чем… это произойдет?

– Думаю, это случится не раньше, чем через несколько часов.

– Часов… – Зак опустился на один из бочонков-стульев. И прижал пальцы к закрытым векам. В висках стучало по духовому оркестру. – Боже. – Он поднял голову и пристально посмотрел на Клементину глазами, сухими как прошлогодняя трава перекати-поле. – Я никогда не прощу тебя за это.

– Да, я вижу, что вы боитесь, мистер Рафферти.

– «Боюсь» – неподходящее слово. – Горло сжалось, когда он сглотнул, но Заку удалось выдавить нахальную ухмылочку. – Я чувствую себя так, будто стою с голой задницей в яме, полной гремучих змей.

Сейчас лицо Клементины выражало благодать, какой он прежде никогда не видел.

– Помнишь тот день, когда я только приехала в округ Танец Дождя? – спросила она. – Ты помог тому теленку появиться на свет после того, как волки убили его мать.

– Не думаю, что это одно и то же, Бостон.

– А я не думаю, что это так уж сильно отличается, – произнесла она, подражая его манере растягивать слова.

Рафферти поднялся и встал перед женщиной. После чего приподнял ее лицо, чтобы она увидела его глаза. И отпустил.

– Я не настолько пьян, как показывал раньше. – Ее кожа была мягкой, как пух новорожденного цыпленка. – Просто прикидывался, чтобы рассердить тебя.

– Знаю.

Его губы растянулись в неуверенной улыбке.

– А даже если бы и был мертвецки пьян, вида той жидкости, растекшейся по полу, достаточно, чтобы отрезвить свинью, нажравшуюся гнилых яблок.

Клементина начала смеяться, но прикрыла рот рукой.

– А сильно свинью развозит с гнилых яблок?

Зак расхохотался следом, чувствуя, как потеплело на сердце.

– Сильнее, чем в стельку.

Смех вырвался из ее рта из-под пальцев.

– Сильнее, чем в зюзю, – добавил он. – Сильнее, чем до чертиков.

– Ты все выдумываешь, – обвинила Клементина, не пытаясь больше сдерживать хохот. И внезапно умолкла, когда боль скривила ее лицо и все тело сжалось. Рафферти схватил невестку за руки, когда она покачнулась, и Клементина прислонилась к нему. Схватка была сильной и болезненной, и он ощутил ее собственным животом. И этой близости было едва ли не больше, чем он мог вынести.

Ощущение нежности поднялось и встало комком в горле.

– Это правда, я принял много телят и жеребят, – хрипло пробормотал Зак. – Достаточно, чтобы усвоить, что это нельзя сделать вслепую. Будет много крови и боли, и здесь не останется места для скромности или… щепетильности.

Клементина подняла голову и посмотрела на него широко распахнутыми серьезными глазами.

– Я знаю, Рафферти, и, по крайней мере, в эту ночь я не боюсь тебя. И себя не боюсь. 

* * * * *

– Полегче сейчас, милая. – Рафферти плеснул оливковое масло Клементине на живот и принялся втирать ладонями. Под его руками ее мышцы содрогнулись и сжались. – Дыши глубже, дорогая! С тобой все будет хорошо, просто замечательно…

Клементина сжимала решетки железной кровати так сильно, что костяшки пальцев побелели. Задыхаясь, она подняла голову и посмотрела на Зака налитыми кровью глазами.

– Мистер Рафферти, вы разговариваете со мной так, будто я проклятая необъезженная кобыла, которую вы пытаетесь укротить. А я, смею вам напомнить, не кобыла.

– Разве? Не мудрено ошибиться, учитывая, какая ты большая. – Он подождал, пока женщина не закончила кряхтеть, хватать ртом воздух и тяжело дышать, превозмогая очередной приступ боли. Сейчас схватки стали такими сильными и частыми, что Клементине едва удавалось перевести дух между ними. – Я тут подумал, что ласковое слово всегда в помощь. Ты прямо-таки наслаждаешься родами и как будто специально растягиваешь этот кошмар на целый день.

Она метнула в насмешника убийственный взгляд и стиснула зубы.

– Вы, сэр, можете отправляться ко всем чертям собачьим!

– Сейчас твои словечки действительно хороши, Бостон, вот только произношение подкачало. В твоем голосе по-прежнему слишком много крахмала.

Она возмущенно фыркнула и еще раз злобно вперилась в него, а Зак сверкнул ободряющей улыбкой. Но внутри у него все скручивало от страха.

Клементина мучилась уже шестнадцать часов. Ее грудь так яростно качала воздух, что Рафферти боялся, что ее сердце не выдержит. От пота она взмокла как мышь. Клементина давно разделась до сорочки, и теперь насквозь мокрая рубашка скомкалась вокруг талии.

Широко расставленные согнутые в коленях ноги роженицы дрожали от изнеможения. Она была отважна и прекрасна, и его любовь к ней переросла вожделение или простую симпатию. Это было подлинное чувство, слишком обширное для слов, слишком глубокое для понимания.

И если она скоро не родит, то умрет. Рафферти увлажнил сухие, потрескавшиеся губы снегом и вытер испарину со лба прохладным влажным куском ткани. «Заступи, спаси, Господи… – снова и снова молил Зак будто возглашал ектенью[14]. – Пожалуйста, Господи, заступи, спаси, пожалуйста, спаси, помилуй, пожалуйста…»

Спина Клементины выгнулась, а живот резко сократился. Она так вцепилась в решетки кровати, что мышцы на ее горле выступили подобно белым веревкам. Ее зубы сжались, а губы скривились в гримасе боли.

«Пожалуйста, Господи, спаси, помилуй, пожалуйста, пожалуйста…»

Клементина закряхтела и снова приподнялась, и сильный режущий звук вырвался из ее груди, будто тупой пилой провели по мокрой древесине. Зак бросил влажную тряпку на пол, встал между бедер роженицы и увидел макушку ребенка. Его горло перехватило, и слезы обожгли глаза.

– Он идет, Бостон. Я вижу головку, – выкрикнул Зак и затих в облегчении. Живот Клементины снова сжался, а спина выгнулась, и пятки погрузились глубоко в матрас. – Потихоньку, потихоньку... Святой Иисусе. Тужься, милая. Вот так, дорогая, потужься еще немного …

Задыхаясь, кряхтя и изо всех сил тужась, Клементина каким-то образом приподнялась на локтях и попыталась лично убедиться, что дитя показалось.

– На кого он похож?

– На ребенка. – Зак взял ее руку и положил пальцы на волосики младенца между ее разведенных ног. – Вот, сама потрогай.

Тяжело дыша, она улыбнулась.

– О, Боже. Да… – Зак повернул голову и прижался губами к ее колену, ощущая вкус соли ее пота и своих слез. – О, Господи.

Клементина опустилась, кряхтя, тужась и напрягаясь изо всех сил. Головка постепенно вышла, а затем и плечики. Петля пуповины обвивала шею младенца, но даже прежде, чем проклюнулась паника, Зак поддел петлю пальцем и осторожно снял её с маленькой головки. И тут внезапно ребенок, склизкий и мокрый, скользнул в его ожидающие руки.

Он пальцами стер слизь с крохотного личика, смехом вторя громкому пронзительному воплю новорожденного. После чего положил сына Клементины ей на живот. Младенец был морщинистым, худеньким и ужасно маленьким.