Наблюдая за ней, Рафферти собрал в складки полог палатки.
– Обычно лоси непасутся в долине до конца лета, – сказал он. – А значит, этот великан ищет, с кем бы спариться, не иначе.Самец, горячий и крепкий для сладких самочек. – Зак опустил к ней голову, и Клементина замерла. Рот Рафферти находился так близко к её лицу, что его дыхание шевелило ей волосы. Зак ощутил ее запах, острую смесь фотографических химикатов и грязи, дикой розы и женщины. – Самцы в период брачных игр могут быть очень опасны. Как правило, они бьются чуть не до смерти, если зараз западают на один и тот же хорошенький хвостик.
Клементина отстранилась, вытирая руки о юбку. Ее лицо зарделось. Но глаза были такими же спокойными и глубокими, как горное озеро. Невестка так долго смотрела на него, что Зак почувствовал, как заливается краской.
– Вы носите на шляпе цветок, – наконец сказала она.
Направляясь домой, Рафферти проходил через поле цветущих камассий, колышущихся на ветру. Он без задней мысли сорвал один из сладко пахнущих цветков и заткнул стебелек за украшенную серебристыми бляшками ленту своей ковбойской шляпы и успел об этом забыть, поэтому теперь чувствовал себя глупо.
– Имеешь что-то против цветов? – спросил он.
– Нет… – Ее губы задрожали, а затем растянулись в неуверенной улыбке, осветившей нежное лицо. – Просто это такой разительный контраст, вам так не кажется? Этот маленький цветок за лентой потрепанной черной шляпы над хмурым лицом с подбитым глазом и опухшим ртом. – Клементина закусила губу, а потом снова улыбнулась. – Вы позволите мне сфотографировать вас?
Рафферти пристально посмотрел на нее, задержав взгляд на губах. «Личико-то у нее как у леди, – решил он, – а вот губы как у шлюхи: пухлые, возбуждающие и созданные для греха». Он сорвал камассию со шляпы, смял цветок в руке и отбросил прочь. Ветер подхватил тонкие лепестки, закружив их голубым облачком.
– Почему я вам так не нравлюсь? – спросила Клементина.
Его взгляд снова задержался на манящих губах, и Зак против воли ответил:
– Я хочу, чтобы ты уехала.
– Почему?
– Потому что ты разрушишь… много чего, – произнес он и тут же пожалел о своих словах.
– Что ж, вам же хуже, мистер Рафферти, поскольку ваше желание не сбудется.
Она стояла перед ним, стройная и изящная как ива. Мужчина и женщина не отрывали друг от друга глаз, словно их взгляды сцепились. Прошла минута. Ничего не было сказано, но все и так было ясно.
Отвернувшись, Рафферти ощутил странную дрожь в ногах. Он в беспокойстве мерил шагами поляну, засунув большие пальцы рук за оружейный ремень и сбивая верхушки травы острыми носками сапог. Время от времени Зак бросал взгляды на Клементину, пока та аккуратно складывала фотокамеру и странную маленькую палатку.
Когда Клементина собралась, Рафферти подошел к ней. Он наклонился, чтобы поднять чемодан как раз в тот момент, когда и она потянулась за ношей. Ее рука сомкнулась вокруг ручки, а его пальцы – вокруг ее руки.
Рафферти посмотрел на склоненную голову невестки, на напряженный изгиб спины.
– Я всегда ношу свое оборудование сама, – натянуто сказала она.
Он отпустил и выпрямился.
– Как пожелаешь.
Клементина медленно зашагала прочь, пошатываясь под тяжестью саквояжей и приподнимая подол юбки каблуками.
Зак зашагал быстрее, сминая траву, чтобы догнать невестку. Рафферти изучал ее, пока они молча шли рядом. Он увидел – даже учитывая, что Клементина была с ног до головы укутана в слои накрахмаленного хлопка – что она не особо походила на настоящую женщину. По-мальчишечьи тощие бедра, узкая талия, маленькие грудки. Она закатала плотные рукава платья до локтей. Крошечные царапины усеивали нежную кожу рук. Кроме того, она сильно обгорела на солнце.
Ему и не придется усердствовать, чтобы отослать дамочку прочь отсюда. Монтана уже делала это за него. Этот округ слишком дикий, слишком суровый. Он уничтожит ее. Раздавит в кулаке и выбросит прочь, как Зак сделал с цветком.
Клементина не возражала, когда спутник забрал у нее чемоданы и поднял над забором. Зак залез на изгородь первым и, не задумываясь, протянул ей руку, чтобы помочь забраться следом. И Клементина, тоже не задумавшись, приняла его ладонь. Потом Зак долго задавался вопросом: а не почудилось ли ему на короткий миг, что, пока они смотрели друг другу в глаза, их окутал невидимый клубок молний?
Клементина уже стояла по другую сторону забора, но Зак по-прежнему не отпускал её руку. Ее кости были маленькими и хрупкими как птичьи, кожа – теплой, однако ладонь – грубой, слишком грубой. Он повернул ее к себе и увидел белые рубцы, пересекающие плоть подобно бечевке.
– Кто-то наказывал тебя ремнем, – пробормотал Рафферти, поражаясь прозвучавшей в голосе хрипотце.
Клементина высвободилась от его хватки. Ее пальцы сжались.
– Нет, тростью.
– За что? – Рафферти видел, как бьется ее сердце, как трепещет жилка на горле выше камеи. – Что такого ты сделала, что кто-то избил тебя тростью?
– Не кто-то, а мой отец, – судорожно выдохнула она. – Он застал меня, когда я рассматривала открытки с изображениями известных преступников Дикого Запада. За это полагалось всего три удара, но я не сказала, что жалею о своем поступке, и он продолжил меня бить. И в самом конце, думаю, отец устыдился. Он плакал, а я нет.
Клементина напрягла спину и подняла подбородок, словно готовясь выслушать насмешки Рафферти. Зак знал, что ему следует съязвить, поскольку лаской от неё не избавишься. Но он не смог. Не в тот момент, когда она с гордым и ранимым видом стояла здесь перед ним. Хотя Зак и не собирался позволять ей полностью сорваться с его крючка. Рафферти лениво ухмыльнулся.
– Меня самого пару раз наказывали за то, что глазел на непристойные картинки, хотя до преступников Дикого Запада я не докатился.
Он мысленно улыбнулся, заметив зажегшийся в глазах Клементины проблеск интереса. Боже, до чего невинный птенчик!
– И что это были за картинки?
– Да просто рисунки с голыми бабами Дикого Запада. – Зак наблюдал, как Клементина медленно залилась краской. Его улыбка сделалась злобной. – Любопытство сгубило кошку, – произнес он, растягивая каждое слово.
– О! Вы…
– Что я?
Клементина не стала отвечать, а быстро зашагала прочь, оставив свои чемоданы. Он догнал ее в два шага.
– Так что я?
– Совершенно очевидно, что вы и так знаете, кто вы, мистер Рафферти. В конце концов, зачем мужчине хвастаться, если можно показать товар лицом?
Зак громко захохотал, и к его радостному удивлению, невестка тоже рассмеялась. Ему нравился ее смех; он хорошо сочетался с ее пухлыми губами.
Однако дойдя до двора, Клементина резко оборвала веселье. Она посмотрела на разбросанное белье и ещё больше покраснела.
Ветер, издевающийся над Клементиной, сорвал шляпу Гаса с ее головы и покатил в сторону загона. Рафферти поймал и принес обратно. Он протянул невестке шляпу как поклонник – букет фиалок. Но Клементина не взяла. Она неподвижно стояла, глядя прямо на него, но Зак не был уверен, что она действительно его видела. Рафферти осторожно опустил шляпу ей на голову.
– Кто сеет ветер, пожнет бурю, – произнес он, подбирая выбившиеся пряди развевающихся на ветру волос и заправляя их ей за ухо. Его натруженные пальцы теребили ее волосы так же, как чуть раньше – ночную рубашку.
Клементина отпрянула.
– Вы… вы удивляете меня, мистер Рафферти. Хотя в меньшей степени вашими манерами, нежели вашим мужеством – вы имеете смелость стоять здесь под небесным оком и цитировать Библию.
– Черт, да. Я могу по памяти повторить целые главы и стихи и не пропустить ни единого «твое» или «ты». И меня ни разу не поразило молнией. Страшно подумать, верно, Бостон?
Клементина начала собирать испорченное белье, бросая его в жестяную лохань.
– Я все заново постираю завтра, – сказала она и подняла глаза на Рафферти, словно хотела запустить лоханью, бельем и всем остальным в его голову.