— Убирайтесь отсюда и не мешайте мне… — уверенно начала Камилла, но осеклась. В ее опущенной руке, уютно устроившись, словно дитя в люльке, холодно поблескивал нож. — Что вы несете? Какой вздор, не я убивала Дика.

— Ричард умер не от ранения. Сердце билось, когда с него снимали кожу. Доктор затрудняется сказать, сколько времени он смог бы жить после того, как в него стреляли братья Ходжесы. Может, минуту, может, час. Может, и год.

— Да вы лжете! Вы лжете мне! — Камилла повернулась к детективу. — Вы все это выдумали. Он был мертв, когда… Он был мертв! Его убили эти мерзкие… Доктор Элден мне обязательно сказал бы, когда я была у него сразу после…

— Нет. Не они убили его. Доктор сам узнал это лишь после экспертизы, позже проведенной агентом Хиндерсомом. — Кассандра краем глаза видела, что Элспет, осторожно передвигаясь, исчезает из поля зрения. «Поскорее, ну же, поторапливайся», — подгоняла Кассандра ее мысленно.

— Сына я не убивала, — машинально качала головой Камилла.

Она с безумным видом смотрела сквозь Кассандру. Было очевидно, что известие просто раздавило ее.

— Значит, два других убийства вы подтверждаете, — жестко усмехнулась Кассандра. Она отнюдь не склонна была к сочувствию.

— Бросьте ваши фокусы, — зло огрызнулась Камилла. Надо отдать должное этой феноменальной женщине, удар она держала великолепно, почти мгновенно восстанавливаясь после сбивающих с ног фактов. — А впрочем, какое это имеет значение? В моем новом мире ничего не будет. Ни боли, ни горя, ни позора.

— Зачем вы убили Гвен и Уну? Я понимаю, убивая сына, вы не знали, что он еще жив, но несчастные старухи? Неужели не было способа забрать кукол без крови, вы же не из любви к жестокости все это наворотили. — Кассандра пыталась растянуть время и дать шанс беременной Элспет уйти как можно дальше от озера.

О том, что у нее самой не будет никаких шансов, она знала и раньше. Этого поединка она ждала с самого первого дня в Полпути. Радость разлилась теплым огнем в груди и сделала почти невесомым тяжелое оружие.

— Абсолютно не из любви, здесь вы правы. Но мне не оставили выбора. Гвен вздумала манипулировать мной, вместо того чтобы попросту отдать мне то, что должна была. Я всего лишь хотела получить второй шанс, разве это много? У вас их было много, у Эмили тоже.

— И еще подробнее про Уну. Почему вы оставили на виду голову, тогда как потрудились спрятать тело?

— Ах, Уна, Уна… Технически я не знала, что убиваю именно ее. Так, следила за ней, справедливо предполагая, что у нее должна быть одна из кукол. Я вовсе не намеревалась продавать свою, напротив. Собиралась так или иначе добыть остальных. Но в лавке я не нашла ни одной, хотя Гвендолин проболталась, что у нее их уже две. Стало быть, кукол прятала Уна. Я проследила за ней. После того как вы с агентом уехали из ее дома в ночь урагана, я не оставляла старуху. Но голова Уны не представляет для меня никакой ценности. Тогда как тело… Его я бросила в озеро, как полагается поступать с ведьмами, ну а голова досталась гончим.

— Эмили, — по наитию решилась Кассандра обратиться к призраку, — ты мне кое-что должна.

— Слушаю, Кассандра, — медленно и торжественно ответила та.

По виду Камиллы никак нельзя было определить, видит она Эмили или нет. Актриса она и впрямь была уникальная.

— Тебя убила Жозефа. Это был ритуал, — начала Кассандра, не спуская глаз с Камиллы, хотя обращалась к призраку.

— Величайшая поэтесса должна возродиться, чтобы дописать все стихи, что не успела в первый раз.

— Жозефа — великий мастер… — как бы про себя пробубнила Камилла, казалось, вне всякой связи со словами призрака.

Она рассаживала кукол в определенном порядке среди нарисованных, как оказалось, ранее знаков. Женщина была похожа на отвратительную девочку-переростка, устроившую адское чаепитие для своих любимых игрушек.

— А это что? — Кассандра с омерзением рассматривала черный комок грязи, аккуратно выложенный в центр.

— Сердце Жозефы, — словно разговаривая сама с собой, ответила Камилла. — Содержимое куклы, которая досталась мне от Уны. Рабыня всегда говорила, что любила всех детей «массы Эбнера». В каждом из нас частица ее души. Но в Эмили заключено сердце.

— Ну что же, теперь у вас ничего не выйдет, — пообещала Кассандра.

— Я бы не была так уверена, — прищурилась Камилла, выпрямляясь. Она достала из сумки, валявшейся в ее ногах, круглый предмет и, развернувшись, бросила его в туман. Из-под лишь немного взволновавшейся дымки раздался приглушенный всплеск. — Не думаю, что честный борец за справедливость выстрелит в безоружного человека.

— Не в первый раз, — заверила Кассандра без бравады и сожалений. И добавила: — Проверять не советую.

— А я все же попробую, — улыбнулась Камилла и подняла руку. — Эмили! Я согласна продать то, что ты хочешь, в обмен на молодость и талант.

В следующее мгновение перед лицом Кассандры вдруг очутилась Эмили, словно ватное одеяло, укутав ее руку с пистолетом. Девочка пристально смотрела в глаза Кассандры, а та не могла оторвать взгляд от Камиллы.

Новый звук, сначала неясным, едва намеченным эскизом, а затем все более четким рисунком разрезал белое и гладкое, как лист бумаги для рисования, полотно туманной дымки над водой.

Шелест крыльев и свист сопротивляющегося им тяжелого и влажного воздуха вспороли тишину, как острый нож толстую перину. Уже по первому отдаленному и размазанному еще абрису силуэта можно было определить, что за существо летит к ним. «Ангел», — непроизвольно сорвалось почти беззвучно с губ Кассандры. Над озером появилась птица в человеческий рост и с размахом крыльев, идеально соответствующим для такого тела.

Покрытые серыми перьями гигантские крылья несли голову. По жуткому оскалу и развевающимся лентам Кассандра сразу узнала голову мавританки. Пуговицами мертвых глаз ведьма просверлила дыру сквозь призрак Эмили, связавший Кассандру.

Пробка стона выпала из груди Кассандры слабым эхом, отражая ее крик. Больше никак не проявилась снаружи паника, закипевшая внутри Кассандры, как алхимический взвар в запаянной колбе.

Птица смерти, методично взмахивая тяжелыми крыльями, неотвратимо летела к пристани. Девушка едва осознавала себя от ужаса, сковавшего ее ледяной коркой поверх Эмили, которая в сравнении с новыми оковами казалась легкой ночной рубашкой из тончайшего и невесомого батиста, надетой под скафандр.

Но лишь ветер, поднимаемый гигантскими взмахами, коснулся лица Кассандры, помертвевшими губами она прошептала, как в далеком детстве перед прыжком с крыши:

— Уна, ты свободна! — Слова едва проталкивались сквозь паклю мокрых волос призрака, которыми были забиты рот и горло Кассандры.

Почти неуловимый трепет прошел призрачной рябью по перьям птицы. Еле видимый сбой смял методический строй взмахов крыльев. Пунктир турбулентных потоков, прочерченный в воздухе работой гигантских лопастей, на долю миллиметра поменял последнюю черточку.

— Нет! — Отчаянный вопль вырвался из бледных губ Камиллы, когда она увидела, как голова мавританки, нехотя покачнувшись на птичьем теле, откинулась в одну сторону, вернулась на место, но теперь уже только для того, чтобы, насовсем оторвавшись от чужого тела, рухнуть в озеро.

— Нет, — прошелестела вслед ее крику Эмили, почти внутри Кассандры.

Еще мгновение — и место, куда упала голова, накрыло сверху покрывало серых, бурых и черных перьев. Пух, взметнувшись, медленно припорошил все, словно рождественский снег, выпавший крупными хлопьями.

Как в замедленном кино, от руки Камиллы оторвалось железное жало и полетело в Кассандру, которую спеленала мокрая простыня призрака, не давая пошевелиться и заставляя просто наблюдать, как молния смерти летит в ее грудь.

Сент-Джонс успела нажать на спусковой крючок. Но в этот раз пистолет не выстрелил. Вместо властного толчка отдачи, привычно ожидаемого телом, в костяшках пальцев отозвался лишь сухой треск, словно разломилась сухая и хрупкая ветка. Осечка, поняла Кассандра.