— Еще раньше, — покачал головой Ходжес. — Мы с Камиллой вместе росли. А Луиза не из местных, она свободная, родилась и всю жизнь провела в цирке. Я думал, что Камилла единственная женщина в мире, а-а-а черт! Да что уж теперь…
— Вы тогда же уехали с Луизой?
— Да. Поженились, работали в одной труппе. Камилла не из тех, кто может прощать, нечем, сердца-то нет. Но Луиза доверчивая была, золотая. Лили Мэй похожа на нее. И такая же упертая. Постепенно они стали вместе привозить наших детей сюда, между сезонами. Каникулы, то-сё. Камилла даже уговорила жену сделать вместе тот проклятый номер. Как раз к тому времени после рождения дочки Луиза уже не возвращалась к своим лошадям, ну и захандрила. Никогда себе не прощу, что позволил…
— Вы заявляете, что Камилла каким-то образом виновна в гибели вашей жены?
— Каким-то образом! Она не успокоится, пока не угробит всех нас. Если бы я точно знал, что дьявол женщина, я был бы уверен, что имя ему Камилла.
— Было следствие? Суд? Приговор?
— Все вы… легавые. Для вас убийство, только подтвержденное приговором, может называться преступлением. Чтобы обязательно справочка и молотком чтобы по башке судья постучал, — брезгливо бросил Ходжес.
— Из-за вашей ненависти вы потеряли детей, это видно без всяких бумаг. Надо было раньше разбираться.
— Теперь она отняла у меня последнее… мою малышку. — Он с тоской отвернулся к окну и уставился на подоконник с кладбищем фиалок. Уже почерневшие цветы перевесили свои поникшие головки через край горшков.
Лишь сейчас Кассандре бросились в глаза плачевные изменения, постигшие дом. Всюду, где раньше царила чистота и правильность высшей пробы, теперь нагло обосновались хаос и беспорядок. Снятые картины стояли, стыдливо отвернувшись, словно провинившиеся дети в углах.
Сиротливое ощущение отчаяния и безысходности покрыло инеем некогда теплые пастельные обои с увядшими цветами, сплетенными в причудливый венок. Невидимые сталактиты льда спустились с потолка. Горе, словно зима, сменило прошедшее лето любви и тепла. Скорбь, достигнув крайней точки тления, наслала спасительное безразличие к грязи, разрухе и неустроенности. И озябшая душа напрасно кутается в одеяла уныния и разора. Хозяин, видимо, совсем перебрался сюда сверху, кресло, придвинутое к камину, было криво покрыто скомканным пледом. Теперь здесь была его спальня и, судя по количеству стаканов и бутылок на столике, бар.
— Ну, сейчас-то расклад обратный. Убили ее сына. — Кассандра не склонна была смягчать тон, но ей все меньше нравилась обязанность говорить с убитым горем человеком. Тяжелые собеседники — мертвые великаны.
— Но Луиза!.. — простонал Ходжес, не сдержавшись.
— Это мы еще выясним. Пока же давайте разберемся с убийством Ричарда Логана.
— Дети, а ну вниз! — Овладев собой, Ходжес кликнул сыновей. Отец мрачным взглядом предложил детективу не стесняться.
— Итак, Сайрус… Огастес, — Кассандра попыталась вспомнить, кто из них кто, — не хотите ничего мне сообщить?
— Вам же сказала Лили Мэй, — горько проронил один из братьев. — Да. Мы застрелили эту тварь. У его собственного логова. Как раз в ту ночь, когда он собрался похитить нашу сестру. Полиции ведь было наплевать на то, что творится под самым ее носом.
— Насколько я в курсе, предполагаемый отъезд Лили Мэй был добровольным.
— Ага, как же! — Детская наивность и непроходимая тупость казалась братьям просто возмутительной. — Да он же окрутил ее своими сатанинскими чарами.
— Где револьвер достали? — Кассандра все еще пыталась вернуть их в реальность, в которой из оружия вылетают пули, если спустить курок, а из сердца выливается кровь, если его прострелить. Гребаная обычная жизнь, в которой из-за этого одни люди погибают, а другие садятся в тюрьму как убийцы. И нет никаких чар, чудовищ или принцесс, а тем более аплодисментов восхищенной публики.
— Мы из цирка, — пояснил отец, — делать сальто-мортале, показывать простейшие фокусы и владеть оружием должен каждый ребенок, независимо от того, какую специальность он выберет.
— Почему пуля серебряная?
«Вот бы еще и цирка в обычной реальности не было», — пожелалось ей мельком.
— А вы как думаете? — вскипел Сайрус. Видимо, он был главным зачинщиком всех драк с Логаном. Может, ему и доставалось больше других. С такими горячими и неконтролирующими себя подростками все так и заканчивается. Арест, наручники, тюремные нары… — Эту нечисть поганую, будь проклята его черная душа, не берет ничего, кроме серебряной пули. Мы крушили ему кости, проломили голову. Я лично слышал, как хрустел его позвоночник. А он, как ни в чем не бывало, на следующий день звонил Лили Мэй. Обычная пуля его тоже не брала. Думаете, мы не пытались пристрелить его сначала без фокусов? Но, даже подохнув, он умудрился отнять у нас сестру. — Злость братьев определенно не прошла с удовлетворением мести. — Ради нашей малышки мы отказались от цирка. Думали, пусть у нее будет нормальная жизнь. Ради чего? Ради того, чтобы этот урод обратно увез ее в цирк? Потому что таким, как он, место только в зоопарке или цирке.
— Да с чего вы взяли, что Дик был оборотнем?! — не выдержав, вскричал Мофли.
— Это был даже не оборотень, — не надеясь быть понятым, сказал один из братьев. — Оборотень — это человек, который превращается в волка. А Дик был настоящим волком, который иногда превращался в человека. Грязное животное!
— Вы действительно верите в это? — беспомощно обернулась Кассандра к отцу юношей.
— Трудно не верить собственным глазам. Они выступали за одну команду, — ответил тот. — Вместе играли, вмести ходили в душ после тренировок.
— Это никак не скроешь, даже если стараешься прятаться и переодеваться только тогда, когда никто не видит, — подхватил Огастес. — Или просто тебе кажется, что никто не видит. Мы пару раз засекли его в настоящем виде. Волк. Огромный, с желтыми светящимися глазами, это было ночью…
— Бред. — Детектив покачала головой и обернулась к агенту, проверяя, что все это ей не снится и рядом ли вменяемые свидетели этого бедлама.
— Да у нас есть доказательства! — с жаром кинулись убеждать допрашиваемые.
— Доказательства чего? Что человек превращается в животное и воет на луну? А доказательства, что Санта-Клаус лазает по трубам, у вас нет?
— Скажите, куда вы дели кожу убитого? — задал наконец свой вопрос агент. До этого момента он тихо стоял у двери и внимательно следил за братьями. Кассандра одобрительно оглянулась на него. Хотя вряд ли он способен что-либо сделать, вздумай Ходжесы сопротивляться или выкинуть другую глупость.
— Шкуру. Вы имеете в виду шкуру этой твари. Потому что все тело под одеждой у него было покрыто волчьей шерстью, и это чистая правда, — торжественно поправил агента один из братьев.
— Итак, что вы с ней сделали? — вежливо настаивал агент фирменным мягким голосом.
— Мы ничего не трогали. Как только он упал после выстрела, подождали пару минут, но он не двигался. Тогда мы свалили, — сбавил обороты Сайрус. Сложно орать во всю глотку на человека, который говорит с тобой так тихо и доброжелательно. В обратном случае необычного оппонента просто невозможно будет услышать. А этот разодетый хлыщ, судя по всему, единственный человек, который пытается во всем разобраться, а не записать Ходжесов в лигу сумасшедших лунатиков.
— То есть вы хотите сказать, что не прикасались потом к телу убитого? — уточнил агент, вызвав недоумевающий взгляд уже и Кассандры.
— Зачем? — Сайрус выглядел так, будто ему задали логическую загадку в разгар боя на боксерском ринге. Надо признать, вопрос его вырубил почище апперкота, которым славился Огги.
— Понятно. Где именно вы его застрелили?
— У самого дома. Прямо перед входом, — в один голос, не сговариваясь, ответили братья и удивленно переглянулись.
— Огастес, Сайрус, — рявкнул отец: — Что вы там еще накуролесили? О чем ведут речь эти… о чем они толкуют?
— Не знаем, отец, — поспешил старший сын. — Мы только выстрелили. Даже не думали потом подходить к дохлятине, в точности как тебе говорили.