Мистеръ Холливель молча нагнулъ голову, выражая этимъ полное согласiе съ желанiемъ невѣсты.

Бракъ былъ, какъ всѣ браки этого вѣка, этого послѣ военнаго времени, когда у людей измѣнились понятiя и произошла «переоцѣнка цѣнностей». Наружно — бракъ хоть куда. Въ англiйскiй романъ или въ кинематографъ — лучше не надо. Моднѣе, лучше, красивѣе ничего не придумаешь.

Женихъ высокаго роста, чисто бритый, черноволосый, съ прической, точно лакомъ покрытой, на проборъ, съ сухимъ, замкнутымъ, волевымъ лицомъ, съ тонкими губами и холодными, узко поставленными стальными глазами. Ему было за тридцать. Онъ повидалъ войну, и орденская ленточка украшала петлицу его костюма. Всегда безукоризненно и со знанiемъ мужской моды и того, гдѣ что надѣть, одѣтый, съ умѣло подобранными въ тонъ и цвѣтъ галстухомъ и платочкомъ, онъ былъ всегда и вездѣ примѣтенъ. Никто не умѣлъ такъ красиво носить фракъ, такъ одѣться на морскомъ пляжѣ въ пижаму, такъ быть хорошъ въ теннисныхъ трусикахъ и фуфайкѣ, какъ Джемсъ Холливель. Самый изящный мужчина англiйской колонiи въ Парижѣ! He было, казалось, спорта, котораго онъ не зналъ бы. Онъ плѣнилъ Ану своей прекрасной верховой ѣздой и знанiемъ лошади. На площадкѣ «Багатель» въ Булонскомъ лѣсу онъ былъ непобѣдимъ въ полло. Онъ прекрасно игралъ въ теннисъ и былъ постояннымъ партнеромъ миссъ Аны. Онъ отлично игралъ въ гольфъ и былъ благородно красивъ въ игрѣ въ бриджъ. Онъ умѣлъ править автомобилемъ и, кажется, леталъ на аэропланѣ. Совершеннѣйшiй герой романа второй четверти двадцатаго вѣка и мудрено ли, что Ана такъ легко согласилась быть его женой? Она была ему достойной во всѣхъ отношенiяхъ парой. Красавица въ первомъ цвѣтенiи красоты, изящная, стройная, строго воспитанная, прекрасная спортсменка, она не отставала ни въ чемъ отъ жениха. Она ѣздила безупречно, играла въ теннисъ и бриджъ и на дняхъ добилась завѣтной мечты — получила картъ розъ на право управлять автомобилемъ.

Ана подъ руководствомъ той Русской барышни, съ кѣмъ она проходила уроки Русскаго языка, читала романы Тургенева и Гончарова. Героинь этихъ романовъ она не понимала. Онѣ казались ей скучными и вялыми. Разсужденiя героевъ ей представлялись ненужными. Джемсъ Холливель вполнѣ удовлетворялъ ея вкусу. Она была очень молода и ея мать говорила ей, что можно бы и подождать съ бракомъ, но для чего ждать? Она была дѣвушкой своего вѣка. У нея былъ современный взглядъ на бракъ. Въ немъ бракъ открывалъ ей свободу и давалъ возможность выявить свое «я». Бракъ, хотя она и настаивала на его церковности и смутно вѣрила, что это «таинство», все таки былъ для нея нѣчто въ родѣ торговаго договора, гдѣ честность предполагалась съ обѣихъ сторонъ. Для Аны мистеръ Холливель былъ джентельменъ. Онъ былъ офицеромъ. Ана выросла въ уваженiи къ этому званiю. Ея названый братъ былъ убитъ на войнѣ. Ея отецъ былъ на этой же войнѣ тяжко раненъ. Въ офицерѣ, въ представленiи Аны, было достаточно благородства, чтобы безтрепетно отдать свою судьбу въ руки офицера Королевской армiи.

Въ ихъ кругу было принято послѣ свадьбы совершать путешествiе, и Ана мечтала поѣхать на сѣверъ, куда нибудь въ фiорды Норвегiи, или даже въ Россiю, недоступную для Русскихъ, но вполнѣ удобную для «интуристовъ». Это было бы такъ любопытно посмотрѣть страну своихъ настоящихъ родителей. Ее тянула и Манчжурiя, гдѣ на постовой квартирѣ Русскаго офицера она родилась. Голосъ крови говорилъ въ ней. Но ея мужъ былъ связанъ дѣлами въ Парижѣ и какъ разъ въ это время онъ получилъ важное служебное порученiе, мѣшавшее ему покинуть Парижъ. Мать предложила имъ устроиться на ея квартирѣ на avenue Henri Martin, a caма уѣхала на морской курортъ въ Бретани. Она прислала свой прекрасный Пакхардтъ своей дочери и дала его въ полное ея распоряженiе.

Такъ въ старыхъ привычныхъ рамкахъ началась для Аны новая замужняя жизнь. Кое отъ чего ей хотѣлось бы отмахнуться и забыть. И, когда оставалась она одна, а это бывало каждое утро послѣ прогулки верхомъ, она начинала сознавать, что все таки для брака, кромѣ всей этой красивой внѣшности, ее окружавшей, нужна была еще и какая то особенная всепрощающая и все принимающая любовь. Ее у нея не было. И, можетъ быть, Тургеневскiя героини, кого она не понимала, были счастливѣе ея. Но было поздно. Тогда начала она задумываться надъ жизнью, заниматься самоанализомъ и невольно слѣдить за мужемъ.

Онъ былъ джентльменомъ и безупречнымъ мужемъ, но онъ былъ далекъ отъ нея. Она всю себя, со всѣми своими чувствами, думами, переживанiями и вопросами отдала ему. У нея ничего не было скрытаго отъ него. Онъ былъ замкнутъ, и она, его жена, не знала даже, гдѣ и чѣмъ онъ служитъ. Онъ капитанъ королевской армiи.

Но гдѣ его полкъ? Онъ не состоитъ военнымъ атташе. Но онъ занятъ, онъ не въ отпуску. Онъ служитъ. У него есть портфель съ бумагами, всегда закрытый на ключъ, и этотъ ключикъ онъ носитъ на тонкой цѣпочкѣ на груди. Его часто и даже ночью вызываютъ къ телефону и когда онъ говоритъ, онъ прикрываетъ дверь кабинета и говоритъ въ полголоса. Онъ получаетъ много газетъ и писемъ. Онъ получаетъ телеграммы и не любитъ, чтобы въ его отсутствiе она, его жена, ихъ распечатывала. Телеграммы служебныя и часто шифрованныя. Послѣ нихъ онъ бываетъ озабоченъ и какъ ни хорошо онъ скрываетъ свои чувства, она видитъ, что онъ обезпокоенъ. Это ее обижало. Можетъ быть потому, что она была Русской, и въ сердцѣ своемъ носила другое понятiе объ отношенiи мужа къ женѣ.

Утромъ они ѣздили верхомъ. Потомъ мужъ переодѣвался и уѣзжалъ иногда до самаго обѣда. Она играла на роялѣ. Въ четыре часа въ громадной столовой накрывали чайный столъ, наставляли пирожныя, варенья и конфеты. Кто нибудь приходилъ. Подруги по консерваторiи, игроки въ теннисъ. I1Iелъ пустой свѣтскiй разговоръ. Говорили о политическихъ новостяхъ, о паденiи рабочаго министерства въ Англiи, о планахъ Макдональда, о его высокомъ патрiотизмѣ. Ее это не интересовало. Тогда говорили о новыхъ фильмахъ, о постановкахъ въ театрѣ, о колонiальной выставкѣ. Это было ей болѣе по душѣ. Она полюбила колонiальную выставку и почти каждый день, когда была хорошая погода, по вечерамъ ѣздила съ мужемъ на нее. Ей тамъ казалось, что всѣ эти арабы, негры, аннамиты, китайцы знаютъ какую то другую жизнь и что эта ихъ жизнь полнѣе и счастливѣе жизни Парижанъ, толпящихся тамъ.

Однажды къ ней пришелъ въ ея чайные часы безупречно одѣтый русскiй князь. Онъ хорошо говорилъ по-англiйски. Онъ мило бесѣдовалъ съ ея гостями и, пересидѣвъ ихъ всѣхъ, сказалъ ей, что извѣстiе о гибели «Немезиды» — она и не слышала объ этомъ — невѣрно, что всѣ, гость подчеркнулъ слово всѣ, живы и здоровы и что все у нихъ идетъ хорошо. Тогда Ана поняла, о чемъ говоритъ этотъ милый застѣнчивый молодой человѣкъ. Она покраснѣла и горячо благодарила его за извѣстiе. Въ этотъ день она поняла, что есть на свѣтѣ люди, болѣе ей дорогiе, чѣмъ ея безупречный мужъ.

Вечеромъ, возвращаясь съ выставки, они мчались на автомобилѣ по горящимъ безчисленными огнями вывѣсокъ и рекламъ улицамъ Парижа. По троттуарамъ сплошной черной рѣкой текли люди. Ана смотрѣла на нихъ. Ей было скучно. Она жалѣла эту толпу. Что у нея, какiе интересы? Она думала о тѣхъ, кто теперь на таинственномъ островѣ ведетъ громадную патрiотическую работу для спасенiя Родины. Тамъ былъ ея отецъ, тамъ былъ этотъ старый человѣкъ, нравившiйся ей больше молодыхъ, кто разсказалъ ей ея прошлое и кто сказалъ ей, что будетъ день, когда она будетъ гордиться отцомъ, какъ ни одна дочь еще не гордилась.

«Да … Тамъ живые … Здѣсь вся эта суета … Здѣсь мертвые» …

Она косила глаза на мужа. Онъ во всемъ своемъ аристократическомъ великолѣпiи, всею своею банальною фигурою, точно соскочившею съ рекламы моднаго портного или съ афиши кинематографа, казался ей не настоящимъ, но тѣнью, сошедшею съ экрана. Тѣни города окружали ее.

Было страшно и до тошноты, до отвращенiя скучно.

Ha колонiальной выставкѣ, на открытой сценѣ, гдѣ публика сидѣла подъ жидкими акацiями, Лаосскiя танцовщицы, оперно драматическая труппа изъ Кохинхины и балетъ изъ Камбоджи давали короткiя, принаровленныя для нетерпѣливой Европейской толпы, представленiя.