В какой-то момент Адриан вдруг задумался, не написать ли о своих намерениях стихотворение. И тут же пришло в голову заглавие: «Последние дела перед последним делом».
«А что, звучит неплохо», — подумал он.
Адриан ритмично покачивался вперед-назад, словно это движение могло помочь ему вспомнить, что еще нужно сделать перед смертью и о чем он, в силу одолевающей его болезни, мог позабыть. Список оставшихся дел не поражал масштабами: оплатить несколько мелких счетов, выключить отопление и водонагреватель, запереть гараж, вынести мусор… Словом, обычные действия, которые любой житель окрестных кварталов выполняет с утра пораньше каждую субботу. Адриан непроизвольно усмехнулся, заметив про себя, что не страшится самого акта самоубийства: куда больше его пугает мысль о том, что своей смертью он может доставить лишние хлопоты и беспокойство окружающим.
«Опять прибираться за смертью», — подумал он. Что ж, не впервой. Разница в том, что прежде ему доводилось устраивать такую уборку уже после того, как смерть забирала кого-то из близких. Теперь же порядок иной, но суть дела от этого не меняется. Адриан заставил себя отвлечься от печальных мыслей о былых утратах и постарался сосредоточиться на том, что требовалось в настоящий момент.
Он обвел взглядом разложенные на кровати и столе фотографии. Родители, брат, жена, сын. «Скоро увидимся». Сестра, живущая на другом конце страны, племянники, друзья, коллеги… «С вами — позднее… Все там будем». С людьми, смотревшими на него с фотографий, он говорил словно напрямую, а они — снятые в счастливые мгновения семейных торжеств, барбекю, посиделок — с готовностью отвечали ему.
Адриан Томас вновь оглядел комнату. Все эти воспоминания тоже скоро сотрутся из памяти. Все — и приятные, и тяжелые, которых тоже скопилось немало. «Нажми на курок, — повторил кто-то внутри его. — Одно движение — и всему конец». Устало опустив взгляд, Адриан с удивлением обнаружил, что по-прежнему держит в руках розовую кепку-бейсболку.
Отложив ее, он потянулся за пистолетом, но вдруг понял, что так дело не пойдет. «Еще не хватало! — подумал он. — Так я совсем всех запутаю». Он представил себе, что какой-нибудь полицейский будет крутить в руках детскую бейсболку с эмблемой команды «Ред Сокс» и ломать себе голову над тем, какого черта эта вещь делает в доме одинокого старого самоубийцы. Тайны профессору Томасу были категорически не нужны. Подозрения — тем более.
Он вновь взял бейсболку и стал рассматривать ее на вытянутых руках против света, словно проверяя драгоценный камень на наличие каких-либо внутренних дефектов.
Суровая крепкая ткань казалась теплой на ощупь. Кромка головного убора была основательно потерта, но оставалась практически чистой. Судя по всему, носили эту бейсболку часто, и даже зимой — вместо лыжной шапочки, но носили аккуратно. Поношенность розовой кепки казалась какой-то особой, любовной что ли, и наводила на мысль, что эта вещь была одной из любимых в гардеробе хозяйки. Почему Адриан так решил? Он и сам бы не смог объяснить.
Куда важнее было другое: дети и подростки просто так не бросают любимые вещи посреди дороги.
Что же он видел, чему стал невольным свидетелем?
Адриан глубоко вздохнул и попробовал воспроизвести в памяти как можно подробнее все, что было связано с розовой детской бейсболкой, которую он теперь держал в руках: решительная, целеустремленно идущая куда-то девочка. Женщина за рулем фургона. Мужчина рядом с нею. Вот, поравнявшись с девочкой, фургон притормаживает. Вот — резко рвет с места и с визгом шин скрывается за поворотом. А там, на месте короткой встречи, остается лежать на асфальте бейсболка.
Что же случилось?
Побег от родителей? Или, напротив, совместное бегство? Адриан знал, что, бывает, подростков специально вырывают из привычного окружения и, заперев где-нибудь в дешевом мотеле, капают на мозги до тех пор, пока бедолаги не дают слово «завязать» с наркотиками или алкоголем или же порвать с сектой, в которую их занесло.
Что-то подсказывало Адриану: тут другой случай.
Он вновь и вновь повторял про себя: «Ну, давай вспоминай, вспоминай же! Все, каждую мелочь, пока эти детали не стерлись из памяти безвозвратно».
Именно этого он и боялся: надвигающееся беспамятство представлялось ему чем-то вроде густого тумана, в котором растворяются контуры сначала далеких, а затем все более близких предметов. Он встал с кровати, подошел к письменному столу, взял ручку и блокнот в кожаном переплете. Обычно на этих плотных страницах, самая форма и фактура которых дышали элегантностью, он записывал наброски к стихам: яркий образ, интересную рифму, ритмически организованное сочетание слов — все то, из чего со временем могло вдруг родиться новое стихотворение. Этот блокнот подарила ему жена, и всякий раз, взяв его в руки, Адриан вспоминал о ней.
Он еще раз прокрутил в памяти последовательность событий, то и дело отмечая что-то в блокноте на новом, чистом развороте:
«Девочка…» Она шла по улице, глядя прямо перед собой, и, скорее всего, не заметила, как его машина проехала мимо. Мысли девочки были явно чем-то заняты. У нее определенно был какой-то план, выполнение которого требовало сосредоточенности и внимания. До остального ей не было дела.
«Мужчина и женщина…» Видели они Адриана? Навряд ли. Он отчетливо помнил, что свернул к своему дому прежде, чем белый фургон показался на улице.
«Короткое замешательство…» Они на какое-то время — буквально на несколько секунд — заслонили от него девочку. Та оказалась за фургоном… А потом как сквозь землю провалилась. Что же могло произойти? Они с нею заговорили? Предложили сесть в машину? Может быть, ничего особенного не случилось: просто подъехали к девчонке старые знакомые и предложили подвезти ее или просто прокатить? И только-то…
Нет. Слишком уж резво они с места рванули.
А что видел Адриан в тот момент, когда машина поворачивала за угол? Вроде бы массачусетский номер… Кажется, QE2D…
Профессор попробовал вспомнить остальные цифры — и не смог. Тогда он тщательно записал все в блокнот. Визг подламывающихся в повороте покрышек до сих пор стоял у него в ушах.
А бейсболка осталась лежать на дороге…
Адриану стоило некоторых внутренних усилий в первый раз мысленно произнести это странное слово — из детективов и триллеров, — не имеющее отношения к реальной жизни: «Похищение». А произнеся его, Адриан отчетливо осознал всю нелепость идеи. Чепуха. Похищениям просто нет места в том мире, где живет Адриан Томас, профессор на пенсии. Его пространство всегда было подчинено законам логики и целесообразности, основные ориентиры в нем — красота и искусство. Это мир учебы и знаний. «Похищение человека» — это словосочетание, уродливое, грубо режущее слух, принадлежало какому-то другому миру, а то, что стояло за ним, было возможно только в ином, параллельном пространстве и уж никак не здесь, в тихом, мирном университетском городке. Адриан попытался вспомнить, какие преступления совершались в округе, среди уютных коттеджей, выстроившихся в бесконечные шеренги. Ведь что-то наверняка бывало! Даже в этих благостных кварталах существовали домашнее насилие и подростковое хулиганство — язвы общества, о которых с готовностью рассуждают участники многочисленных дневных телешоу. Само собой, не обходилось в окрестных районах и без супружеских измен и связанных с ними скандалов — это у взрослых. Что до молодежи, то бывали случаи продажи наркотиков в школах, ребята напивались, обкуривались, устраивали в отсутствие родителей форменные секс-вечеринки. Наверняка кто-нибудь из соседей пытался «оптимизировать» свои налоговые платежи, кто-нибудь не вносил в декларацию часть доходов или вел маленький бизнес без регистрации. Такое бывало, вспоминал Адриан. За все прожитые здесь годы он ни разу не слышал звука выстрела. Да куда уж там — он даже не помнил, когда в последний раз по его улице проезжала патрульная машина с включенной мигалкой.
Всякие кошмары происходили где-то далеко, в другом мире. Они давали сюжеты для вечерних выпусков новостей и заголовки для первой полосы утренних газет.