– И проследили его связи вплоть до покойного директора Центрального разведывательного управления, – молвил Пинкус.

– Известное дело! – произнес Сэм.

– А те голые люди в отеле «Ритц»?

– От них отрекся весь Вашингтон, включая и зоопарк. А потом они были выпущены под залог, внесенный каким-то господином из Калифорнии, заявившим, будто он приверженец нудизма, и бесследно исчезли.

– Черт возьми! – воскликнула Дженни, выражая одновременно и досаду, и гнев. – Нам не следовало разрешать Хаукинзу отправлять четверых воруженных психов, вознамерившихся совершить налет на лыжный домик, туда, откуда они и явились. Мы должны были выдвинуть против них обвинение в вооруженном нападении и нарушении закона о неприкосновенности жилища… Улики налицо: огнестрельное оружие, гранаты, маски… А чего стоили их татуированные лбы?.. Мы были идиотами, что дали себя уговорить этому Повелителю Сигары…

– Моя дорогая, они совершенно ничего не знали: мы долго их допрашивали – и никакого результата. Это были маниакально запрограммированные психопаты, такие же пешки, как и те «нудисты». И, кроме того, обратиться по поводу них в полицию значило бы раскрыть свое местонахождение. Скажу еще одну вещь, хотя и против своей воли: лыжная обитель числится за моей фирмой, и поэтому подобного рода событие вызвало бы у средств массовой информации излишне большой интерес.

– Хотя я тоже не склонен осыпать Мака розами, однако считаю, что в данном случае он был прав, – произнес Дивероу. – Отослав их назад, мы предопределили появление в Бостоне «смертоносной шестерки».

– И вышли в итоге на генерала Этелреда Броукмайкла, – улыбнулся Арон злорадной, не свойственной ему улыбкой.

– Что вы имеете в виду, Пинкус? Вчера вы ясно дали понять, что к Броукмайклу не подступиться: стоит только его имени всплыть, как этого генерала тотчас же отошлют на какой-нибудь аванпост, не помеченный ни на одной карте. И еще вы говорили, что Вашингтон не позволит предать огласке имя чиновника, приказавшего поднять в воздух «Эйр-Форс-два»… Я еще, помню, была согласна с вами.

– И оба мы были правы тогда, Дженнифер, но нам недостает хитроумия и изобретательности генерала Хаукинза, как, если не ошибаюсь я, называл Сэм это. Отправляясь на встречу с генералом Броукмайклом, этот наш прекрасный военный тактик пристегнул к своей груди ремнями магнитофон, включающийся от звука голоса. Так что теперь Пентагону не удастся уже выслать Броуки Второго в неизвестном направлении и изолировать его от внешних контактов. В дополнение к вышеизложенному я должен также сказать, что генерал Хаукинз просил меня передать вам, что подал ему эту идею наш химик-наемник полковник Сайрус.

– Не трудно предположить, что имя этой могущественной политической фигуры, распорядившейся самолетом, записано на пленку, – произнес Сэм, стараясь скрыть от собеседников вспыхнувшую в нем надежду.

– Это вероятнее всего. Ведь зафиксирован же на пленке тот факт, что он прилетел на базу под чужим именем и покинул ее, не узнанный никем.

– Так кто же он, черт бы его побрал? – проговорил нетерпеливо Сэм.

– Пока что, боюсь, генерал хотел бы хранить это в тайне.

– Он не должен так поступать! – воскликнула Редуинг. – Мы все участвуем в этой игре и имеем право знать, кто этот человек!

– Генерал говорит, что сообщить Сэмми имя этого политикана – то же самое, что объявить его по радио, и что наш юный друг, узнав правду, сам бы в одиночку бросился на врага, чем значительно затруднил бы Хаукинзу дальнейшее осуществление его стратегического плана. Он выразился буквально так: «Сэм бы очень обиделся и сразу же ринулся в бой». Я знаю, что он подразумевал под этим, потому что не раз был свидетелем того, как ведет себя Сэм, когда считает, что его как юриста оскорбили.

– Но я никогда не был болтуном, – запротестовал Дивероу.

– Может, напомнить тебе о нескольких случаях, когда ты во всеуслышание критиковал суд?

– Но я имел для этого все основания!

– Я и не говорил, что ты не имел оснований: будь это так, тебе давно бы уже пришлось работать в другой фирме. На твоем счету, что делает тебе честь, по крайней мере четверо судей, которых вынудили подать в отставку, и это только в округе Бостон.

– Ну вот, сами видите!

– Примерно так же, как и я, рассуждает и генерал. Он утверждает, что ты позволял себе излишне резкие высказывания по поводу взяток пилотам и краденых вертолетов, которые перегнали откуда-то из Швейцарии в Рим. И он не хочет снова подвергать себя риску.

– Но я не должен был молчать тогда!

– Почему, Сэм? – спросила спокойно Дженнифер. – Почему вы не должны были молчать тогда?

– Потому что нельзя так делать! Нельзя ни с нравственной, ни с этической точки зрения! То был вызов признанным во всем мире юридическим нормам!

– О боже, Дивероу, прекратите! Вы кого угодно выведете из себя!.. И ни слова больше об этом!

– О чем «об этом»?

– Замолчите, и все тут!.. Итак, мистер Пинкус, а не подскажет ли нам Повелитель Древесного Ствола, что мы должны делать теперь?

– Подождем немного. Он перепишет пленку, и сегодня вечером Пэдди Лафферти привезет копию нам. И тогда, если в течение двадцати четырех часов мы ничего не услышим о генерале, я использую все свое влияние, чтобы добраться до президента Соединенных Штатов и прокрутить ему эту пленку по телефону.

– Дело серьезное! – произнес Сэм тихо.

– Серьезнее не придумаешь! – вторила ему Дженнифер.

Хотя поездка из Хуксетта в Нью-Йорк в лимузине Арона Пинкуса, стремительно несшемся в южном направлении, и была связана с определенными неудобствами: в то время как Хаук устроился рядом с Пэдди Лафферти, отважным бойцам из «смертоносной шестерки» пришлось разместиться по трое на двух расположенных друг против друга задних сиденьях, – в пути удалось все же сделать несколько важных вещей. Прежде всего, во время короткой остановки у торговых рядов в Лоуэлле, штат Массачусетс, генерал приобрел еще два магнитофона и коробку кассет, которой, по его мнению, должно было хватить до Нью-Йорка и для последующих вояжей. Кроме того, Мак купил короткий соединительный шнур с усилителем, без чего он не смог бы переписать кассету.

– Позвольте, я покажу вам, как надо пользоваться этим прибором. Право же, это совсем просто, – сказал продавец в отделе радиотоваров.

– Сынок, – ответил Хаук торопливо, – мне пришлось немало повозиться еще с доисторическими передатчиками, когда я налаживал связь между пещерами задолго до того, как вы радиофицировали их.

Оказавшись снова в лимузине и включив один из купленных магнитофонов, Мак повернулся к людям Броукмайкла:

– Джентльмены, поскольку мне предстоит выступить в роли посредника между вами и этими людьми из мира кино, с которыми вы встретитесь в ближайшее время, ваш командир и мой друг Броуки просит вас рассказать мне поподробней обо всем, что произошло с вами как с индивидуальными лицами и как с членами бесподобной «смертоносной шестерки». Это помогло бы нам в переговорах с кинопродюсерами… И пусть вас не смущает присутствие здесь мистера Лафферти – сержанта-артиллериста Лафферти! Мы с ним товарищи по оружию. Вместе участвовали в решающем сражении с немцами, когда те пытались взять в Европе реванш.

– Я умру сейчас! Моя душа уже очистилась от скверны и прониклась духом святости! – прохрипел Пэдди себе под нос.

– В чем дело, артиллерист?

– Ничего, генерал… Скажу только, я поведу машину так, как вы нас учили, когда мы прорывались в районе Рубе![176] Наш марш-бросок не уступал в скорости смазанной жиром молнии!

Огромный автомобиль ракетой понесся по бетону, и актеры, энергично перебивая друг друга, повели свой рассказ, в деталях воспроизведший за четыре часа историю подразделения под названием «смертоносная шестерка». У бульвара Брукнера, незадолго до того, как они проехали по мосту в манхэттенский Ист-Сайд, Хаук поднял левую руку – правой он выключил магнитофон.