– По правде говоря, это обычная операция с помощью компьютерной техники, позволяющей моментально перевести средства по требованию вкладчика из одного банка в другой…

– Я знаю, как это делается, вопрос не в том!.. Но какое мне до всего этого дело?

– Это лишь одна проблема, – заметила Редуинг. – А в чем состоят остальные?

– Это я не вполне представляю себе. Он спросил меня только, не знаю ли я какого-нибудь кинопродюсера.

– Зачем это ему?

– Понятия не имею. Когда я объяснил ему, что в свое время встречался с одним молодым человеком из кинокомпании в «Темпле», – собственно, его выкинули из «Темпла», что не помешало ему выпустить впоследствии несколько трехсерийных посредственных фильмов, – но больше, мол, ни с кем из этого мирка не был знаком, он сказал, чтобы я не беспокоился: он поищет в другом месте.

– Это как раз один из тех случаев, когда я ясно ощущаю претворение в жизнь хитроумного стратегического плана.

– Дурное предчувствие Дивероу? – съязвила Дженни.

– Пророчество Дивероу, – поправил ее Сэм. – Что еще, Арон?

– А вот что, совсем уже странное! Его интересует, нет ли среди клиентов нашей фирмы кого-нибудь с бегающим левым глазом, причем лучше всего было бы, чтобы он при этом остро нуждался в деньгах.

– И вы называете это странным? – не выдержала Редуинг. – У него просто сдвиг по фазе!

– Никогда не следует недооценивать хитроумие, о чем, согласно Оливеру Норту[175], говорится с проникновенной искренностью в Евангелии. – Дивероу помолчал немного, потом продолжил: – Я не могу вспомнить ни одного такого клиента, но если бы мог, то сразу же направил бы его к главе одиннадцатой или что там есть еще в роге изобилия Мака или в его солдатском вещевом мешке… Итак, босс, отвлекаясь от бесполезного обсуждения тривиальных вещей, я хотел бы спросить вас, что мы предпримем теперь? Вы с Хауком уже обсудили это?

– До начала слушания остается два с половиной дня. В урочное время ты, Дженнифер, и генерал должны выйти из машины или машин, подняться по ступеням Верховного суда, куда вас впустят дежурные, и пройти мимо охранников в приемную верховного судьи.

– О, я слышу речь Мака! – воскликнул Сэм.

– Так оно и есть, – согласился Пинкус. – Если отбросить пару-другую вульгарных выражений, то я вроде бы слово в слово передал его распоряжение. Генерал сказал мне, что у него такое чувство, будто он собирается с группой из трех человек поднять мятеж в тылу врага.

– Очень утешительно! – сглотнула Редуинг. – А чего он ожидает? Запрета на ведение военных действий против мятежников после того, как нам уже снесут головы?

– Нет, он считает насилие ненадежным средством, поскольку в случае его применения их могут поймать.

– Спасибо ему хоть за это, – сказала Дженни.

– Но насчет запрета вы правы: он и в самом деле не исключает его. Он полагает, что в качестве ответной меры его противники попытаются «запретить» ему, или Сэму, или им обоим появиться в здании Верховного суда, поскольку даже без одного из них слушание лишается смысла: истец и его поверенный обязаны предстать пред верховным судьей вместе.

– А как же я?

– Ваше присутствие там, моя дорогая, необязательно. Конечно, проявив настойчивость, вы как заинтересованное лицо непременно получите доступ в зал заседания, но требовать этого от вас, исходя из процедурных установлений, никто не станет. Замечу так же, что, как хорошо вам известно, подписанные и нотариально заверенные соглашения между вами, с одной стороны, и генералом и Сэмом – с другой, – это юридические документы. Обладая подобными бумагами, заинтересованное лицо вполне может следить за тем, чтобы во время слушания дела не нарушались права истца. Такое уже бывало не раз.

– Примите к сведению: заинтересованное лицо находится примерно на положении зевак, которые любят ошиваться возле стола защитника во время открытых процессов, – бросил Дивероу Дженни и снова повернулся к Пинкусу. – А почему нам не остаться здесь до полудня послезавтра, заказав предварительно самолет на Вашингтон, и приехать потом в суд на паре обычных такси? Я в этом не вижу проблемы. Никто не знает, где мы, кроме того, кто нанял Сайруса и Романа, чтобы они охраняли нас. Мак разговаривал с тем человеком. Сайрус согласен с ним: эта таинственная личность, кем бы она ни была, заинтересована в том, чтобы мы оставались в живых и предстали перед верховным судьей во время слушания дела.

– Сайрус хотел бы также знать, почему тот субъект решил вдруг оказать нам поддержку, – заявила Редуинг. – Или он не упомянул об этом?

– Мак объяснил ему это – в моем присутствии. Так вот, этот «командир игрек» желает свести свои личные счеты с людьми, стремящимися сорвать слушание или, что то же самое, не допустить нас в здание суда.

– По-видимому, моя дорогая, наш неизвестный благодетель раньше был верным союзником тех, против кого выступаем мы, но затем до него дошло, что его дружки уготовили ему не самую счастливую судьбу. Он должен был стать чем-то вроде политической жертвы, если только речь не шла о человеческом жертвоприношении: ведь ни то, ни другое не является для Вашингтона чем-то из ряда вон выходящим. Так, во всяком случае, считает генерал.

– Но, мистер Пинкус… – Дженнифер скривила свое милое личико: отчасти – из-за яркого солнечного света, а отчасти – и от тревожных раздумий. – Мы упускаем что-то. Что-то очень важное. Возможно, у меня параноидальное отношение ко всему, что связано с вождем Повелителем Грома, да и как могло быть иначе? Но вчера вечером Хаукинз сказал нам, что держит все под контролем… Под контролем!.. Что это значит?.. Хорошо, он повернул дело так, что этим партизанам-актерам не придется теперь во исполнение приказа расправляться с нами в каком-нибудь ущелье: это ведь всегда ущелья, утесы или что-то в том же роде. Но как удалось ему такое? И что произошло в Форт-Беннинге? Мы все испытали столь огромное облегчение, когда он сообщил нам, что отныне можно спать спокойно, что так и не спросили его ни о чем.

– Это не совсем точно, Дженнифер: спать спокойно нам еще рано, – возразил ей Арон. – Мы с генералом условились разговаривать по телефону крайне осторожно, поскольку, как указал он справедливо, убийц в Хуксетт смогли послать только потому, что нас подслушали: как известно, прослушивание телефонов – дело обычное.

– Я думал, телефонная линия там выведена из строя, – сказал Дивероу.

– Только на словах, а не на деле. Вчера вечером он не мог мне сказать того, что сказал сегодня утром.

– Прослушивание, выходит, прекращено? Но как мог он об этом узнать?

– Это не имеет значения. Сегодня утром он звонил из автомата в закусочной Софи на дороге девяносто три. Превозносил вовсю польскую копченую колбасу с чесноком и яйца…

– Пожалуйста, мистер Пинкус! – прервала Арона Редуинг. – Как там насчет Форт-Беннинга? Что он сказал?

– До обидного мало, моя дорогая, но достаточно, чтобы ваш престарелый правовед мог поразмыслить о том, как думают поступить с законом эти защитники идеи… Теперь, мне кажется, я уже ничему не удивлюсь.

– Тяжело это слышать, Арон.

– То, что генерал сообщил мне, действительно весит несколько тонн, молодой человек. Замечу, перефразируя слова нашего удостоенного многочисленных наград солдата, что против нас и особенно против закона, предписывающего предавать гласности рассматриваемые в судебном порядке заявления, выступила активно одна из самых влиятельных политических фигур, сумевшая так запутать свои следы, что создается впечатление, будто ее и вовсе не существовало. С ней нельзя вступить в борьбу, потому что нет ничего такого, что можно было бы поставить ей в вину…

– Проклятье! – взорвался Дивероу.

– Учитывая все, что произошло, за этим типом должно все же числиться что-то! – закричала Дженнифер. – Подождите минутку… А гангстер из Бруклина? Тот самый, которого Хаукинз нокаутировал в отеле?.. Цезарь и как-то там еще?.. Его ведь взяли под стражу!