«Бостон, 26 августа. Вчера в 8.10 вечера двое граждан приволокли к полицейскому в участок на Кембридж-стрит обнаженного мужчину со ртом, залепленным широкой клейкой лентой – такой же, какой был прикручен к его груди экземпляр книги „Майн кампф“. То, что неизвестные оставили на ступеньках указанного учреждения свою жертву, сочтено довольно странным для преступников поступком. Семеро свидетелей, находившихся в то время поблизости и отказавшихся назвать свои имена, сообщили, что видели, как какое-то такси вывернуло на обочину, некто в огненного цвета блузе и высокий чернокожий вытащили из машины чье-то неподвижное тело и, донеся до участка, положили его на ступеньки, после чего вернулись в легковушку и скрылись. Личность пострадавшего установлена. Им оказался Вольфганг А. Хитлах, разыскиваемый полицией американский нацист, чье настоящее имя Билли-Боб Бэйю, а место рождения – приход Серендипити, штат Луизиана. За ним замечена склонность к насилию. Власти озадачены тем обстоятельством, что мистер Хитлах, как и четверо нагих мужчин, обнаруженных на крыше отеля „Ритц-Карлтон“ два дня назад, утверждает, будто он обладает неприкосновенностью, поскольку участвует в сверхсекретной правительственной операции. Офицер службы информации Федерального бюро расследований, отрицая какую бы то ни было причастность его ведомства ко всему этому, сделал следующее заявление: „Мы ни под каким видом не позволяем своим агентам снимать даже свои галстуки, не говоря уже обо всем прочем“.

Представитель Центрального разведывательного управления, столь же категорично отвергнув саму возможность сотрудничества своего с мистером Хитлахом, счел нужным выступить с небольшим разъяснением: „Хорошо известно, что устав 1947 года запрещает нашему управлению действовать на территории страны. В тех редких случаях, когда федеральным властям требовалось все же узнать наше мнение по какому-либо вопросу, мы высказывали его только по получении разрешения на то от директора ЦРУ и под строгим надзором со стороны конгресса. Если же подлинный патриот Винсент Манджекавалло, ныне покойный, и организовал в свое время какую-то акцию, то сведений о ней у нас не имеется. Поэтому с любыми запросами следует обращаться в конгресс (далее следуют бранные слова в количестве двух, кои, в том же числе, были вымараны)“.»

– Отвечайте, вы, жеманная английская вафельная трубочка! – вопил увенчанный рыжим париком Винни Бам-Бам в микрофон телефона-автомата на Коллинз-авеню в Майами-Бич, штат Флорида. – Рассказывайте, что там случилось!

– Винченцо, это не я, а ты выбрал психа, – послышался голос Смитингтона-Фонтини, находившегося в своем апартаменте в «Карлайль-отеле», Нью-Йорк. – Если ты помнишь, я предупреждал тебя о возможных последствиях.

– Он просто не успел ничего сделать! Этих громил можно просто запрограммировать на то, чтобы они совали свои голые зады в норы мускусных крыс, но его закоротили еще до того, как он выяснил, где у тебя зад!

– Неужели ты ждал чего-то иного от союза черномазого и цыгана с фанатичным гитлеровцем? Кажется, я уже говорил тебе об этом?

– Вы, кажется, говорили также и то, что всем этим клоунам начхать на все, кроме наличных, не так ли?

– Мне придется несколько пересмотреть свою точку зрения по данному вопросу! А сейчас позволь уж сообщить тебе и хорошую новость. Двое наших избранников – номера один и два – пребывают в этот момент в резиденции генерала, где уже заступили на пост.

– Откуда, черт подери, узнали вы это?

– От бюро по трудоустройству «Кадры плюс-плюс». Боевик Сайрус Эм позвонил туда из какого-то местечка под названием Свомпскотт и сказал, что у него все как надо. И присовокупил при этом, что не возражал бы, если бы генерал присвоил ему звание полковника. Ну как, доволен ты, Винченцо?

– Нет, черт возьми! Вы читали, что наговорил обо мне этот ублюдок из ЦРУ? Он заявил, что я сам мог все это устроить, без согласования с кем-либо еще! Ну что за чушь! Как вы рассматриваете подобный выверт?

– Да никак. По-моему, в этом нет ничего нового, Винченцо. Если есть что валить, то на кого, как не на покойника? И даже если ты и восстанешь из мертвых на каком-нибудь острове Драй-Тортугас, кое-чего ты уже не изменишь. Ведь все будут знать: ты это сделал!

– Если и так, то только с вашей помощью!

– Я человек-невидимка, Бам-Бам… С этого момента, если хочешь вернуться с Драй-Тортугас, ты будешь работать только на меня, ясно? Твоя карта бита, Винченцо, ты больше никто.

– Не верю вам!

– Почему? Ты же сам заметил, что я – сын своей матери… Так что улаживай пока какие-то там дела на Уолл-стрит, мой друг. А потом я займусь убийствами, а ты… Впрочем, это мы решим чуть позже.

– Мамма миа!

– Хорошо сказано, старина, молодец!

Через раздвижные застекленные двери огромной гостиной в летнем доме Бирнбаумов, которые вели на широкую галерею красного дерева, окружавшую дом по всему его периметру, был виден пляж. Небеса в это раннее утро затянули тучи, а под ними, далеко внизу, вспучиваемый взбунтовавшимися водами, пенился океан. Небольшие, но яростные волны набегали остервенело на песок и неохотно, как бы обещая вернуться, откатывались назад.

– Дерьмовый будет день, не правда ли? – сказал Сэм Дивероу, выходя из кухни с кружкой кофе.

– Да, ждать от него вроде бы нечего, – согласился огромный чернокожий, представившийся им прошлым вечером как Сайрус Эм.

– Вы всю ночь не спали?

– Привычка, адвокат! Я знаю Романа Зет, но не знаю тех двоих испанских парней. Этих Дези-Один и Дези-Два. А как их зовут по-настоящему?

– А как зовут по-настоящему Сайруса Эм?

– Ну, собственно, я – Сирил, а «Эм» – это в честь моей мамочки, которая научила меня, как выбраться с клочка земли в дельте Миссисипи. Конечно, книги мне дали много чего, но главное – самое главное, уверяю вас, – заключалось в том, что упор делался на физическое воспитание, поскольку мы знали: чтобы выжить, надо быть сильным.

– Я думаю, что вы могли бы играть в Национальной футбольной лиге.

– Или бросать биту? Или заниматься боксом? Или стать профессиональным борцом по кличке Черный Бегемот?.. Продолжайте в том же духе, господин юрист. Но ведь спортсмены такие же существа из плоти и крови, как и все остальные. И если вы не окажетесь лучше других, то дело кончится увечьем, а в итоге вам, искалеченному и с тем, что осталось еще от вашего мозга, просто податься будет некуда. Смею заверить вас, что лучше других я не стал бы, поскольку не смог бы вкладывать в это душу.

– Судя по речи, вы человек образованный.

– Я учился.

– И это все, что вы можете сказать?

– Пожалуйста, давайте поговорим начистоту и покончим с этим. Меня наняли, чтобы я вас охранял, а вовсе не для того, чтобы излагать вам историю моей жизни, – произнес Сайрус изысканно-любезным тоном.