– О’кей, прошу прощения!.. Но каков же ваш анализ текущего момента? Я осмелился задать вам этот вопрос, потому что, как кажется мне, мы платим вам именно за это – за то, чтобы вы держали ситуацию под контролем.
– Я осмотрел всю территорию с различных точек пляжа, а дюны – с крыши. Пока что мы уязвимы, но к полудню в результате принятых нами мер положение изменится.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я позвонил в фирму, которая меня наняла, и попросил их раздобыть шесть аппаратов с батареями на литии и антеннами высотой до пояса: незаметные в высокой траве, они защитят нас со стороны океана.
– Что, черт возьми, это значит?
– А вот что: как только какой-либо движущийся объект весом в пятьдесят фунтов или чуть больше пересечет исходящие от аппаратов лучи, так тотчас же будет подан сигнал тревоги, слышимый, по крайней мере, на пять миль вокруг.
– Вы знаете свое дело, мистер Сайрус Эм!
– Надеюсь, что вы свое – тоже, – откликнулся страж, поднося к глазам полевой бинокль, чтобы оглядеть раскинувшееся перед ним пространство.
– Странное замечание!
– Полагаю, вы сочли его несколько нагловатым. – Улыбку Сайруса не смог скрыть бинокль.
– Конечно, вы вправе были это сказать, и все же ваша реплика прозвучала как-то необычно. Не объясните ли, что вы имели в виду?
– Возможно, я старше, чем вы думаете, мистер Д., и у меня очень хорошая память. – Сфокусировав бинокль, Сайрус продолжил все тем же спокойным и небрежным тоном: – Когда вчера вечером нас представляли, – естественно, называя и наши воинские звания, – а потом генерал давал нам инструкции, я все вспоминал о том, что произошло когда-то в не столь отдаленном прошлом. Находясь какое-то время за рубежом, я с интересом читал газетные статьи о событиях на Дальнем Востоке… Ваш генерал – не тот ли самый, которого вышвырнули из Китая за то, что он осквернил в Бейдзине[138] некий национальный памятник, своего рода святыню? Я и имя его запомнил – Маккензи Хаукинз, что находится в строгом согласии с условным обращением – «командир Эйч». Ну а поскольку все вы зовете его генералом, то ясно и без слов, кто он, этот «командир»… Безусловно, это тот самый человек, который заставил весь Вашингтон волчком вертеться в унитазе в связи с учиненным в Китае судебным разбирательством его дела.
– Не собираясь подтверждать, что в этом нелепом и оскорбительном предположении содержится хоть слово правды, я намерен в то же время спросить вас: к чему вы клоните?
– Это все в связи с тем, как нанимали меня для такой работенки. – Сайрус медленно водил биноклем по окружающей местности. Его огромная голова и мощные плечи находились в постоянном движении, придавая ему впечатляющий вид внезапно ожившей статуи, не менее угрожающей оттого, что линии ее отличались скульптурной четкостью. – Видите ли, я работаю на эту компанию много лет, – прежде, правда, значительно чаще, чем теперь. Так что я отлично знаю ее, как и то, что правила не меняются. Обычно, когда нам дают какое-нибудь задание, мы получаем краткий, но детализированный инструктаж…
– А что это означает? – спросил сообразительный юрист, каким Сэм всегда бывал в естественной для него стихии.
– Ну, сообщают соответствующие имена, излагают предысторию вопроса и обрисовывают в общих чертах характер нашей операции…
– А зачем? – перебил собеседника Дивероу.
– Эй, адвокат, – молвил тихо Сайрус, опуская бинокль и глядя на Сэма, – вы всерьез играете сейчас в юриста, не так ли?
– А чего еще вы ждете от меня, коль скоро вам и так уже известно, судя по всему, что я и есть юрист?.. Кстати, как вы узнали об этом?
– Да вы все как дети одной мамы, – проговорил насмешливо охранник. – Вы не смогли бы это скрыть, даже если бы лишились дара речи: ведь в этом случае ваши ладони оторвались бы от запястий, не выдержав ожесточенной жестикуляции, которой попытались бы вы заменить звуковой язык.
– Вы слышали, как я говорил?
– Я слышал всех троих: старика, смуглую леди, которая и без солнца выглядит загорелой, и вас. Если помните, генерал приказал мне обойти все поместье. Прошлой ночью я и занимался этим часа два, изыскивая места возможного проникновения противника на нашу территорию. Вы трое продолжали бодрствовать и после того, как ваша матушка – по крайней мере, я полагаю, что это была она, – и командир Эйч, которому пристало бы и такое имя, как «Неугомонный Эйч», отправились спать. Позвольте мне заметить, что я уже не раз сталкивался в своей взрослой жизни с господами юристами, и поэтому стоит им только заговорить, как я сразу же узнаю их.
– Вот и чудесно, – резюмировал Дивероу. – А теперь ответьте все же на мой вопрос: почему вам, всего лишь охранникам, сообщали столь много о вашей работе?
– Потому что мы не только охранники, но и наемники.
– Кто? – вскрикнул Сэм.
– Боевые солдаты, только и ждущие, чтобы их наняли. И, пожалуйста, говорите потише.
– Боже мой! – К сожалению, произнося это ни к кому по сути не адресованное обращение, Дивероу разлил кофе из кружки прямо на брюки. – Иисусе, да он же горячий!
– Хороший кофе всегда такой.
– Чтоб вам пусто было! – заорал Сэм, наклоняясь, чтобы как можно дальше оттянуть свои штаны от кожи. – Выходит, вы наемники?
– Вы слышали, что я сказал, и это как раз и есть ответ на ваш вопрос, почему, давая нам задание, нас подробнейшим образом вводят в курс дела. А сейчас я уточню вам кое-что. Бытует расхожее мнение, будто наемники на все пойдут ради всемогущего доллара, однако же это не так. Я готов стоять по любую сторону баррикад, когда это не имеет для меня принципиального значения, но не возьмусь за работу, если она идет вразрез с моими убеждениями. Я просто не соглашусь на нее… Не возьмусь я за нее и в том случае, если почувствую, что не могу наладить контакт со своими напарниками… Из-за этого-то вы и остались без третьего охранника.
– А что, был выделен кто-то еще?
– Его здесь нет, и посему что толку говорить о нем?
– О’кей! О’кей! – Дивероу распрямил спину и продолжил с максимально доступной ему в то время степенью достоинства: – Отсюда невольно проистекает следующий вопрос, заключающийся в том… В чем же, черт возьми, заключается он?
– Вы его не задали, адвокат, и поэтому мне остается только догадываться.
– Может, вы поделитесь со мной своими соображениями?
– Вас интересует, почему мы не получили более полных сведений относительно характера этого задания. Ну что ж, попытаюсь на основании длительного опыта дать вам разумное объяснение этого факта.
– Я был бы весьма признателен вам за это.
– Нам было сказано, что мы должны охранять семерых человек, в том числе трех военных, – о последнем обстоятельстве нам сообщили, чтобы позолотить пилюлю. Но ни слова ни об условиях, в которых будет протекать наша работа, ни о наших потенциальных противниках, ни о политических аспектах нашего задания, под коими подразумеваются, например, законность или, наоборот, противоправность готовящейся операции. Правда, приводились какие-то цифры, но это никому ничего не дало. Ну как, говорит это вам хоть о чем-то?
– Да, – заявил Сэм. – Из сказанного вами становится ясным, что все связанное с этим заданием должно храниться в строгом секрете.
– Подобные вещи звучат еще как-то на чиновничьем языке, но, произнесенные на языке «собак войны», они теряют всякий смысл.
– На языке «собак войны»?..
– Или, если угодно, на языке наемников. Хотя нам неплохо платят за тот огромный риск, которому мы подвергаем себя, это вовсе не значит, однако, что мы обязаны работать вслепую: знать кое-что нам все же необходимо. Другое дело – профессиональные разведчики. Пробираясь тайно в Камбоджу или Танганьику, эти солдаты счастливы тем, что в случае, если они не вернутся домой, их семьи получат полную пенсию. Ну как, улавливаете разницу?
– Пока что это не столь уж трудно. Но я так и не знаю, к чему вы клоните?
– В таком случае разложу вам все по полочкам. Отсутствие в имеющемся в нашем распоряжении сценарии некоторых страниц позволяет нам высказать одно или два предположения. Первое заключается в том, что данную операцию проводит правительство, причем самостоятельно, на свой страх и риск, без чьих бы то ни было санкций. Отсюда же следует, что никто ничего не сможет узнать: ведь каждый, кто что-то узнает, будь то чиновник или кто-то еще, окончит свои дни в Ливенворсе или в яме с негашеной известью… Другое же предположение и того хуже.
