– Что?

– Вы слышали, о чем мы разговаривали?

Кивнув головой, Сайрус ответил спокойно и четко:

– Да, я слышал, мистер Пинкус. История, прямо скажем, невероятная. И я невольно вспомнил клоунов, утверждавших, будто ядерное расщепление может быть произведено в ледяной воде по двадцать центов за галлон… Вы все, ребята, сумасшедшие!.. Душевнобольные!.. Да есть ли хоть крупица правды во всем том, что было наговорено тут?

– Все, о чем говорилось здесь, чистейшая правда, Сайрус, – заверил его Дивероу.

– В какое же дерьмо я угодил! – заревел чернокожий гигант. – Ох, простите, мисс Редуинг, за столь неудачный речевой оборот, но я пытался выразить все это в одной формуле, что вовсе не легко.

– Не стоит извиняться, Сайрус. И почему бы вам не звать меня просто Дженни?.. Меня как-то смущает это ваше «мисс».

– Вудуизм, и только! – молвил наемник и, поднявшись со стула, оглядел его встревоженно, чтобы убедиться, что он цел и невредим. – Если все, что я слышал, – правда, то, полагаю, нам не остается ничего иного, кроме как прощупать эту делегацию от Нобелевского комитета, а посему, мистер Пинкус, нанимайте своего актера: пора и нам выходить на сцену!

В особняке на берегу моря в Свомпскотте, штат Массачусетс, воцарилось перемирие – прелюдия к грядущим боям. Под руководством хранившего нейтралитет Арона Пинкуса был составлен текст договора между генералом Маккензи Хаукинзом, он же Повелитель Грома, временно исполняющий обязанности вождя уопотами, Дженнифер Редуинг Восходящее Солнце. В соответствии с документом, вступающим в силу после его подписания и нотариального оформления, мисс Редуинг, представительница означенного индейского племени, наделялась правами юридического консультанта и поверенного своих соплеменников. Сэмюел же Лансинг Дивероу, в данный момент временный поверенный, добровольно снимал с себя все обязанности после того, как они с ранее поименованной мисс Редуинг, постоянным поверенным, предстанут перед Верховным судом Соединенных Штатов, если этого потребуют обстоятельства.

– Мне не очень-то нравится заключительная часть! – объявила Дженнифер.

– А мне она совсем не нравится! – заявил Сэм.

– Что же касается меня, то я отказываюсь ставить под этим документом свою подпись, – возгласил Хаук, непреклонный и твердый как скала. – Менять юридических консультантов в последнюю минуту – величайший просчет, чреватый промедлением, и, поскольку это дело потребовало от меня слишком много крови, пота и денег, не говоря уже о проявленной мною терпимости, я никак не могу пойти на такое. Кроме того, мисс Редуинг, я предоставил вам полный контроль над ведением переговоров, так чего… какого черта вы еще хотите?

– Не понятно, что ли?.. Моя позиция ясна: никакой явки в суд, никакого слушания дела, никакого Верховного суда!

– Но послушайте, моя дорогая, – сказал Арон, – теперь слишком поздно. И к тому же дело не только в том, что назначены судебные слушания: вам грозит опасность упустить единственный, подлинно счастливый случай, представившийся вашему народу. Если вы возьмете бразды правления в свои руки, то лифт в ад может застопориться, – например, из-за короткого замыкания.

– Да, конечно, – согласилась Дженнифер. – Если рассматривать этот вопрос серьезно, то надо побыстрее договориться с Бюро по делам индейцев. Не исключено, что мы получим за отказ от иска два или три миллиона долларов, и тогда жизнь войдет в свою колею, не будет никаких осложнений. Мы смогли бы на эти деньги построить в резервации четыре или пять новых школ и нанять нескольких прекрасных учителей.

– Я решительно отказываюсь подписывать договор! – взревел Хаук.

– Почему, генерал? Неужели вам не достаточно такой оплаты?

– Мне… оплаты? Разве, черт возьми, шла когда-либо речь о моей оплате? Мне не нужны деньги: у нас с Сэмом их столько, что вовек не истратить, живи мы в Швейцарии хоть всю жизнь!

– Мак, заткнись!

– И все они получены нами законным путем – от такой мрази, что она никогда не посмеет подать на нас в суд!

– Довольно, генерал! – Арон Пинкус вскочил на ноги с неожиданной для него резвостью. – Никаких ссылок – ни устных, ни письменных – на минувшие события, о которых мы ничего не знаем!

– Прекрасно, командир, но все-таки я желал бы разъяснить свою позицию. Я потратил три года своей жизни не для того, чтобы какой-то доброхот из командования стратегической авиации швырнул нам пригоршню монет от своих сомнительных щедрот.

– Нам? – спросила Дженнифер. – Я думала, вы ничего не хотите.

– Я говорю не о себе, а о принципах, положенных в основу моего подхода к этой проблеме.

– Интересно, – произнесла Редуинг саркастическим тоном, – от какого слова вы производите понятие «принцип»? Уж не от «принципала»[146] ли?

– Вы прекрасно знаете, о чем я, маленькая леди. Вы торгуете племенем – моим, кстати сказать.

– Что у вас на уме, Мак? – вмешался Дивероу, зная, сколь тщетны, как правило, любые попытки воздействовать на Хаука.

– Мы начнем с пятисот миллионов, славной круглой цифры: для Пентагона это не более чем раз плюнуть. Для него отдать такую сумму – значит дешево отделаться.

– Пятьсот миллионов! – Бронзовое лицо Дженнифер потемнело от прихлынувшей к голове крови. – Да вы безумец!

– Вы всегда можете отступить вместе со своей артиллерией, – правда, лишь в том случае, если у вас заранее подготовлены для этого позиции… Итак, пятьсот самых крупных единиц, или я не подписываю документа! Может, оговорим это в приложении, а, командир? Или как вы там еще называете подобные вещи?

– Это было бы неразумно, генерал, – ответил Пинкус, бросая взгляд на Сэма. – Если когда-либо такое требование подвергнется вдруг юридической экспертизе, то оно может быть расценено как предварительное условие, выставление которого граничит со сговором.

– Тогда я требую составить отдельную бумагу! – произнес Маккензи хмуро. – Ей не удастся продать мой народ и отправить его в плавание по темной реке злых духов.

– Ваш народ… О боже! – Дженнифер упала на кушетку. – По какой там темной реке?.. Черт бы вас побрал!.. Дерьмо собачье!

– Мы, старейшины, весьма неодобрительно относимся к столь грязным выражениям в устах скво!

– Я не… Да бросьте вы это! Пятьсот миллионов – я и представить такого не могу! Нас сокрушат, погубят, уничтожат, землю нашу экспроприируют или купят за бесценок, налогоплательщики придут в ярость, а редакционные статьи во всех печатных органах будут называть нас не иначе как невежественными дикарями и отъявленным жульем…

– Мисс Редуинг, – прервал ее причитания Арон, и то, что он назвал ее так – «мисс» и по фамилии, а голос его был на редкость суров, – заставило Дженни вопросительно посмотреть на прославленного юриста, который до этого был к ней так добр.

– Что, мистер Пинкус?

– Я подготовлю меморандум о намерениях, в котором будет заявлено со всей определенностью, что вы, исходя из самых высоких устремлений, готовы вступить в переговоры, если только таковые состоятся, с вождем Повелителем Грома, известным также как генерал Маккензи Хаукинз и выступившим инициатором заключения соглашения между означенными сторонами. Вы согласны возложить на свои плечи связанное с этим бремя?

– Ч-ч… – Дженнифер собиралась было сказать: «Черт!» – но блеск в глазах Арона вовремя остановил ее. – Понятно, сэр, никаких цветистых выражений! С мэтрами юриспруденции не спорят. Я подпишу оба документа.

– Так-то лучше, маленькая леди, – молвил Хаук, засовывая в рот мятую сигару, и, подняв ногу, чиркнул спичкой о штанину из оленьей кожи. – Увидите, мисс Ред, никакие победы не могут освободить командира от забот. Мы идем все дальше, дальше, дальше, то и дело оглядываясь на славные войска, следующие за нами!

– Вы вдохновили меня, генерал! – произнесла Дженнифер, одаривая его нежнейшей улыбкой.

– Прямо голубки! – съязвил Сэм, глядя на них. – Особенно вы, Покахонтас.