– Конечно, нет… Я хочу сказать, что не возражаю и что вы можете смело назвать меня как автора данного высказывания: «Передо мною влиятельный журналист, ради которого так суетился отдел Пентагона по связи с общественностью. Они ходили вокруг него буквально кругами, чтобы только его ублажить. Почему? Этот стареющий чудак безусловно лицо гражданское, но из тех, кто благоговеет перед военной формой. В общем, работа сегодня утром предстоит непыльная». Мы в армии не прикрываемся ссылками на безымянные, анонимные источники, мистер… мистер…

– Харрисон, генерал. Лекс Харрисон.

– Рекс Харрисон?..

– Нет, Александер Харрисон. Мои родители прозвали меня Лексом давным-давно, и под этим-то именем и выходят мои статьи.

– О да, конечно… Признаюсь, я был потрясен в какой-то мере… когда мне послышалось, будто вас зовут Рексом Харрисоном.

– Понимаю. Мистера Харрисона весьма забавляло сходство наших имен. Однажды он спросил меня в шутку, не смогли бы мы с ним поменяться местами: он напишет за меня статью, а я заменю его в роли Генри Хиггинса… Но, увы, – безвременная кончина! А ведь это был такой очаровательный человек!

– Так, значит, вы лично знали Рекса Харрисона?

– Да. Я познакомился с ним через общих друзей…

– Через общих друзей?

– Нью-Йорк и Лос-Анджелес – небольшие городишки, если вы писатель или актер… Правда, мои издатели не интересуются ни мной, ни моими собутыльниками по Поло-Лаунджу, генерал.

– По Поло-Лаунджу?

– Это такая дыра. Курорт, куда съезжаются пить минеральную воду богатые и знаменитые, как, впрочем, и все остальные в Лос-Анджелесе, мечтающие стать таковыми… Но вернемся к моим издателям. Их привлекает военная тематика. В частности, они хотели бы получить материал о реакции армейских кругов на сокращение бюджетных ассигнований на оборону… Ну как, можно уже начинать?

– Да… разумеется… Я скажу вам все, что вас интересует. Видите ли, я всегда питал огромный интерес к театру и кино… И даже к телевидению.

– Мои друзья, которые пишут или играют на сцене, ставят телевидение выше театра, генерал. Ибо оно дает им то, что они называют «деньгами, позволяющими выжить». Играя на сцене, на жизнь не заработаешь, а фильмы снимаются нечасто, через большие промежутки.

– Я слышал об этом от… Ну, не важно от кого… но это проверенные сведения – от людей, которые знают эту кухню изнутри!

– Я не выдаю чужих секретов, поверьте мне, – сказал журналист. – Это могут подтвердить, например, Грег, Митч или Майкл.

– Боже мой, право? – «Ничего удивительного, что отдел Пентагона по связям с общественностью относится к этому журналисту с таким почтением. По-видимому, он давно там у них ошивается и к тому же бражничает со знаменитостями, которых Пентагон всегда не прочь использовать для своих рекламных роликов на телевидении. Подумать только, Рекс Харрисон, Грег, Митч и Майкл! Он был знаком со всеми ними!» – Я часто летаю в Лос-Анджелес, мистер Харрисон. Может, встретимся как-нибудь в Поло-Лаундже?

– Почему бы и нет? Я провожу там полжизни, другую же половину – в Нью-Йорке. По правде говоря, жизнь кипит только на побережье. Когда будете в тех краях, прямо отправляйтесь в «По-Лаундж» и скажите бармену Гасу, что вы разыскиваете меня. Я всегда поддерживаю с ним связь независимо от того, останавливаюсь ли в «Беверли-Хиллз» или нет. Таким образом люди узнают, что я в городе. Ну, тот же Пол… Пол Ньюмен… Джоан с Пэки, Митчем, Кэйн и эти дебютанты, оба Тома, – Сэллик и Круз… И, разумеется, Мэрил и Брюс… Славные они ребята!..

– Славные ребята?

– Ну, понимаете, настоящие такие парни и девушки, с которыми легко ладить….

– Я был бы счастлив с ними познакомиться! – перебил собеседника Броукмайкл. Его широко раскрытые глаза были как два белых блюдца с поблескивающими на них коричневыми чашками, в кои преобразилась радужная оболочка. – Я смогу согласовать это со своим расписанием когда угодно!

– Не спешите, генерал! Не спешите, – произнес с хрипотцой в голосе немолодой уже репортер. – Все они – профессионалы. И хотя живут всего-то через какой-то квартал от нас, вовсе не обязательно, что им нравится общаться с дилетантами с соседних улиц.

– Что вы хотите этим сказать?

– А вот что: проявляемый нами интерес к кино, телевидению или к чему бы там ни было еще отнюдь не означает, будто мы тоже принадлежим к их братству, если вы понимаете, что я имею в виду. Для вас не секрет, что каждый ведь желает с ними познакомиться. Но они такие же, как и мы, живые люди. И отлично разбираются, кто из их епархии, а кто незаконно вторгся на их территорию.

– К чему это вы клоните?

– Если коротко, лишь к тому, что вы не профессионал, генерал, а только поклонник. А таких пруд пруди на каждом углу, со всеми нами просто не управиться. Профессионалы не водят дружбу с дилетантами и поклонниками, они их терпят… Может, с вашего позволения, мы вернемся все-таки к нашему интервью?

– Ах да, конечно! – вскричал расстроенный Броукмайкл. – Но я думаю… я убежден, что вы недооцениваете мой вклад в сценическое искусство!

– Как вас понимать? Уж не пытаетесь ли вы убедить меня в том, что ваша мать принимала участие в любительских спектаклях, а отец выступал в школьной самодеятельности?

– Ничего подобного! Правда, моя мать мечтала стать актрисой, но родители убедили ее, что это прямая дорога в ад. Мимика же у нее была необычно богатая… Ну а мой отец – из военных, дослужился до полковника… Черт возьми, я все же обскакал этого сукина сына… От матери мне передалась безудержная страсть к сценическому искусству. Я по-настоящему люблю театр, хорошие фильмы и телевидение. Особое наслаждение получаю от старых лент. По мне будто ток проходит, когда я вижу представление, которое меня трогает. Я плачу, смеюсь. Чувствую себя каждым из персонажей, выступающих на сцене или появляющихся на экране. Это моя вторая жизнь!

– Боюсь, что это реакция любителя с гипертрофированной фантазией, – заметил журналист своим грубоватым голосом, возвращаясь к блокноту.

– Вы так считаете? – молвил протестующе Броукмайкл, ощутивший нервную дрожь. – Тогда разрешите мне кое-что сказать вам… Разумеется, не для протокола… И отложите перо и бумагу: все – строго между нами, хорошо?

– Почему бы и нет? Я здесь только для того, чтобы получить самое общее представление…

– Это вы получите, не волнуйтесь! – прошептал Броуки Второй, вставая из-за стола, и крадучись направился к двери. Затем, постояв возле нее какое-то время, прислушиваясь к возможным звукам извне с таким видом, будто играл в «Трехгрошовой опере» Бертольта Брехта, он продолжил: – Под моим началом находится особая, элитарная труппа. Другой такой не сыскать в анналах театральной истории! Я лично обучал каждого из этого маленького коллектива, руководил всеми ими, довел их актерский талант до совершенства, и теперь они, преуспевая там, где другие терпят поражение, по праву считаются антитеррористической группой мирового класса! Так что же это – любительство или нечто другое?

– Да ну же, генерал, они обычные солдаты, прошедшие спецподготовку для подобного рода работы.

– Нет, они не солдаты! – взорвался Броукмайкл, и шепот его перешел в свист. – Они актеры! Настоящие, профессиональные актеры! Когда они завербовались в армию целой группой, я сразу же усмотрел в этом открывающиеся перед нами большие возможности. Повторяю: сразу же! Кто может лучше, чем актер, просочиться в неприятельские ряды и нажать там на нужную кнопку? Кто может сделать это лучше, чем актер, для которого перевоплотиться пара пустяков? И кто лучше актеров, которые постоянно учатся друг у друга, способен создать иллюзию естественности?.. В общем, в секретных операциях, мистер Харрисон, нет им равных! Они словно родились для подобных дел, и я предоставил им возможность претворить свое предначертание в жизнь!

Журналист был вынужден признать свою неправоту:

– Черт бы побрал меня, идея интересная, генерал! Я бы даже сказал, блестящая!

– Ну как, согласны, что это не любительство? Теперь каждый хочет, чтобы они выполняли его задания. Вот и сейчас, в этот самый момент, труппа в полном составе осуществляет непростую во многих отношениях операцию, задуманную одним из самых могущественных людей в стране.