Я прокралась в спальню; он спал. Быстро раздевшись, я подошла к кровати и стала смотреть на него. Господи, какой же он красивый даже во сне! Его дыхание, запах его тела — от этого все во мне затрепетало, и я пришла в дикое возбуждение при одной мысли о том, что хочу сделать. Однако ощущение нечистоты заставило меня отправиться в ванную.

Наскоро приняв душ, я вернулась в спальню. Груди мои набухли; я хотела прижаться к нему всем телом, вдыхать его запах, потереться щекой о его грудь, коснуться его языком и ощутить восторг, когда он весь войдет в меня. Забравшись под одеяло, я сунула вниз руку и взяла его — он был крепок и тверд. Поглаживая его, я села верхом на его бедра — они были необычайно горячими. Господи, Мария ни черта в жизни не понимает и даже не знает, чего себя лишает.

Бедра мои задвигались сами собой, и тут я почувствовала, как ладони Фрэнклина заскользили по моей спине.

— Ты вернулась?

— Да.

Приподнявшись, он поцеловал меня. Я закрыла глаза, но его лицо так и стояло передо мной. Курчавые волосы на его груди щекотали мои соски; он так крепко прижал меня к себе, что наше дыхание смешивалось. Я чувствовала, как податливо и наэлектризовано мое тело, раскрепощенное и сильное. Большие ладони Фрэнклина обхватили мои ягодицы. Я словно парила над ним, и когда он заглянул мне в глаза, будто задавая вопрос, ответ мгновенно исторгся из моих недр.

— Доброе утро, — промолвила я, пряча лукавую улыбку.

— Так где же ты была ночью?

Я засмеялась.

— Так ты меня давно уже не будила. Мне приятно, когда ты хочешь. Ты, как голодная, набрасываешься на меня и от этого делаешь все еще лучше.

— Я обрадовалась, что ты спишь и мне есть кого разбудить.

— Знаешь, иногда мне страшно хочется быть женщиной. У меня просто голова кругом идет от зависти, когда ты кончаешь три, а то и четыре раза подряд.

— Ну, для этого нужен настоящий мужчина. А ты что встал в такую рань?

— Сегодня начинаю новую работу.

— Да ну! — воскликнула я.

— Ты не видела мою серую поддевку?

— Посмотри в третьем ящике, под красным. Кофе выпьешь?

— Да, если по-быстрому.

— По-быстрому, по-быстрому…

Вскочив, я, вместо того чтобы идти на кухню, подошла к Фрэнклину и поцеловала его в губы как бы мимоходом, еще не совсем проснувшись.

— Иди почисть зубы, — засмеялся он. — Так что там за дела с Марией?

— Выкарабкается, надеюсь. Ты ведь знаешь, у нее запои.

— Да, помню, ты мне говорила. А что случилось? Ты вроде собиралась остаться у нее ночевать. Значит, соскучилась по папочке?

— Соскучилась, конечно. Но, честно говоря, у нее там дикая грязь, а сама она в дымину пьяная. А вообще-то ей нужны были деньги.

— Ты ей дала?

— Пришлось, иначе ее выкинут на улицу через три дня. Ей прислали судебное предписание выместись из комнаты в течение семидесяти двух часов.

— И сколько же ты ей дала?

— А что?

— Да просто любопытно.

— Восемьсот.

— Восемьсот долларов?

— Не кричи, Фрэнклин!

— Ты хочешь сказать, что отвалила пьяной бабе чуть не тысячу баксов?

— А что тебя удивляет? Она моя подруга, и ей надо помочь.

— Но мне ты не захотела помочь, когда я просил на машину.

— Фрэнклин, ее же выкинут на улицу! Ты что, никогда не бывал в такой ситуации?

— Честно говоря, я сам сейчас в такой ситуации. Джимми загремел в тюрьму и просит взаймы двести пятьдесят долларов; я как раз хотел одолжить у тебя, а теперь, видать, дохлый номер.

— За что он сел?

— Какое это имеет значение? Почему Мария не платила за квартиру?

— Я могу одолжить тебе эти деньги, Фрэнклин.

— Откуда у тебя такая куча монет? Уж не студийные ли это денежки?

— Да вроде так.

— Слушай, я-то верну тебе, а Мария?

— Поживем — увидим.

— Вот так дела! А если Реджинальд попросит заплатить, а у тебя ни копейки не будет, что тогда делать?

— Достану, не бойся.

— Но мне хочется, чтобы ты сделала эту пробную запись, бэби. Ты столько над ней работала, нельзя же, чтобы все это пошло псу под хвост!

— Все будет в порядке. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. И уж кому как не тебе об этом знать, Фрэнклин. Многое не так в этом мире. Наверное, надо больше доверять людям, а?

— Теперь, когда у меня есть работа, нам будет легче встать на ноги. Я вот подумал, не пора ли нам выбраться отсюда к весне — снять квартиру побольше, ты как на это смотришь?

— Может, лучше подождать?

— Я понимаю, к чему ты клонишь, детка. По-своему ты права. Но я не все сказал тебе. Когда принесу чек и профсоюзные корочки, сама увидишь.

— Фрэнклин, дорогой. Не сердись на меня, я ведь не тебе не верю, а им. Сколько раз ты возлагал надежды на очередную работу, а потом — провал.

— Что правда, то правда. Кстати, насчет провала. Ты не возражаешь, если моя сестренка проведет у нас несколько дней? У нее сейчас тяжелая полоса.

— Да нет, конечно. А что с ней?

— Сам не знаю. Она в ужасной депрессухе, и мне хотелось бы малость развлечь ее. Ты мне поможешь, правда?

— Постараюсь.

— Спасибо, — сказал Фрэнклин и обнял меня. — Я так рад, что ты вчера вернулась домой. А то я уж стал сомневаться, кого ты больше любишь — меня или своих подружек.

— Фрэнклин?

— Да!

— Я люблю тебя!

— Ну-ка, повтори!

— Я люблю тебя!

— Скажи, что никогда не бросишь меня.

— Никогда не брошу тебя!

— Даже если все у нас будет из рук вон плохо?

— Даже если все у нас будет из рук вон плохо.

Он опрокинул меня на кровать и сжал в объятиях.

— Я тоже люблю тебя, — шептал он, — люблю, люблю, люблю.

Кендрикс сказал правду. Меня взяли бетонщиком, а это значило, что я весь день готовил опалубку, устанавливал ее на нужном месте и потом, после заливки, сбивал ее, когда бетон застывал. Но это еще что! Я заколачивал 13 долларов 96 центов в час; но и это не все: через неделю я должен вступить в местное отделение профсоюза, если итальяшки не будут против. Моего прораба зовут Билл. Посмотрев, как я выкладываюсь, он перед концом работы отозвал меня в сторонку, подальше от других черных, и сказал:

— Послушай, Фрэнки, ты не возражаешь, если я тебя буду так звать?

— Ради Бога. Все зовут меня Фрэнки.

— Вот что я тебе скажу. Если ты всегда работаешь так, как сегодня, можешь спокойно рассчитывать на место.

— Что это значит?

— А то, что у нас будет еще пять-шесть рабочих мест после этой стройки, и если ты не будешь халтурить, опаздывать, сачковать, удовлетворяя при этом всем требованиям, можешь считать, что ты забил это место. Надо научиться ходить в одной упряжке, ты понял меня?

— Да.

— Запомни, все это между нами, не болтай лишнего. Ясно?

— Да.

Послушать его, так я единственный здесь черный, кого он мечтает взять на постоянную работу. Эти белые сукины дети отлично умеют подцепить тебя на крючок. Провались все они пропадом! Хотел бы я тоже знать, что испытываешь, принося домой зарплату за несколько месяцев, которые ты отработал на одном месте.

По дороге в подсобку, где мы переодевались и оставляли грязную рабочую одежду, я вдруг подумал: а что в мире, кроме баксов, определяет твою человеческую ценность?

В Зоре мне особенно нравится то, что она всегда держит слово. Двести пятьдесят баксов лежали на стойке, как она и обещала. Значит, она оделась, сбегала в банкомат, заскочила домой, а потом помчалась на работу. Честно говоря, я не уверен, что сделал бы то же самое для кого-нибудь из ее подруг.

Войдя в здание тюрьмы, я испытал такое же тошнотворное чувство, что и тогда. На меня навалились отвратительные воспоминания. К черту! Я внес залог за Джимми и стал ждать, когда его выпустят. Бумаги они оформляют целую вечность, а вот засадить человека — это для них одна секунда, и пикнуть не успеешь.