— Ты едешь в Нью-Йорк? Когда? — спрашивала она кого-то.

— Прекрасно! Да, конечно, можешь остановиться здесь. Заодно познакомишься кое с кем. Да, мужчина. Зовут его Фрэнклин. Да. О'кэй. Звони. Надеюсь увидеть тебя через пару недель. Дай мне знать, что ты решила. До скорого!

Повесив трубку, Зора повернулась ко мне. Я изо всех сил старался казаться трезвым, хотя кофе совсем не помог.

— Кто это? — спросил я.

— Моя подруга по колледжу. Хочет перебраться в Нью-Йорк — ей предлагают работу в каком-то рекламном агентстве. Я пригласила ее провести пару дней у нас: у нее никого здесь нет. С тобой все в порядке, Фрэнклин?

— Все о'кэй, — ответил я, не зная, что ей сказать.

— Как прошел день? — спросила Зора.

— Так себе. Заехал после работы к сестре, — соврал я — правду мне говорить не хотелось; чего доброго, начнет меня жалеть. А уж это для меня хуже всего.

— К которой сестре?

— К Дарлин. К Кристин я не поеду ни за какие деньги.

— Фрэнклин, разве можно так относиться к родной сестре?

— Да ты же ее не знаешь!

— Что это мы разнервничались? Что-нибудь случилось?

— Да нет, прости, бэби. Денек выдался крутой. Белые меня сегодня заездили. А тут еще Дарлин со своей депрессией. Она торчит дома одна как перст и не может ничего изменить, даже и не пытается ничего делать. Вылетела с очередной работы, говорит, что нет сил искать новую, и, похоже, год не видела живого мужика. Словом, черт знает что.

— Фрэнклин, каким ты иногда бываешь жестоким. Она же в конце концов — твоя сестра, разве так можно?

— Ты права, конечно, но с ней очень трудно. Честное слово, я бы хотел ей помочь, но не знаю, как.

— А можно мне с ней познакомиться?

— Познакомишься. Может, в День Благодарения. Старики к себе приглашают. Дарлин клянется, что не придет, но она болтает так каждый год, а потом является первая.

— Итак, я наконец увижу весь клан?

— Похоже на то. Только особенно не радуйся. Может, еще и пожалеешь об этом.

— Высоко же ты ценишь свою семейку!

— Сама увидишь.

— Но хоть что-то хорошее ты можешь сказать о них?

— Ничего в голову не приходит, я что-то устал, дорогая, честное слово.

— Фрэнклин, угадай!

— Что?

— Помнишь, я говорила тебе про своего приятеля Эли?

— Это тот педик, что ли?

— Ну что ты, Фрэнклин! Как ты любишь всех оскорблять!

— Но он же голубой, разве не так?

— Перестань, лучше послушай. Он звонил мне: у него есть ребята из блюза, классная команда, и им нужна вокалистка. Он сказал им обо мне, и они хотят, чтобы я пришла их послушать завтра вечером. Если эти ребята мне понравятся, они тоже послушают меня. Пойдешь со мной?

— Не знаю. Посмотрим. Если не приду с работы совершенно вымотанным. — Утром я хотел отправиться в „Наконец свободен".

Шансов найти через них работу у меня довольно много, тем более, что на улице тепло; а если в пятницу я получу чек, Зора даже не узнает, откуда он. Кроме того, меня могли вызвать завтра на стройку отеля. Я очень обрадовался за Зору, но не прыгать же мне до потолка! У меня дела шли из рук вон плохо, а у нее впереди явно что-то маячило.

— Да, посмотри, что здесь, — она протянула мне большой коричневый конверт, — это пришло с сегодняшней почтой.

Взглянув на конверт, я увидел, что это из Ассоциации мелкого бизнеса. Зора не отходила, и мне пришлось вскрыть конверт при ней. Внутри были две брошюры: „Как стать предпринимателем" и „Как добиться успеха в бизнесе". Чтобы скрыть волнение, я сделал вид, что просматриваю их. Зора отправилась под душ. Услышав ее пение, я швырнул брошюрки на стол. Листы разлетелись. Я тупо и долго смотрел на них, потом достал сигарету и закурил.

Фрэнклин испортил мне день рождения, позвонив из телефонной будки и сказав, что должен работать сверхурочно, а потому не успеет обналичить свой чек. Я почему-то не поверила ему, но промолчала. Он обещал сводить меня в кино, а потом в ресторанчик в Виллидже. Я поняла, что ему не по себе, поэтому попросила его не принимать это слишком близко к сердцу и предложила пятьдесят долларов взаймы. Он согласился. Потом мне показалось, что все это выглядит довольно глупо: в мой день рождения я даю ему деньги в долг, чтобы он отметил его со мной, а при этом еще удивляюсь, что он от этого не в восторге. Вообще-то мне хотелось одеться понаряднее и пойти танцевать. Я уже целую вечность не слышала живой музыки и уже не помню, когда в последний раз мне довелось кайфовать под музыку, раскачиваясь всем телом и прищелкивая пальцами.

Когда Фрэнклин пришел наконец домой, от него разило так, будто он больше пил, чем работал. Но я и виду не подала.

— Вот. — Протянул он мне небольшой букетик цветов. — Счастливого дня рождения, бэби, желаю тебе всего самого лучшего. — Он как-то прохладно поцеловал меня в щеку и ушел в ванную.

Я поставила цветы в воду, хотя меня так и подмывало вышвырнуть их в окно. Я сидела в прострации и ждала, когда он выйдет. Кончив мыться и одевшись, а это все длилось страшно долго, он вышел в гостиную и спросил, готова ли я. Кивнув, я поднялась. Мне казалось, что я иду на работу, а не праздновать свое тридцатилетие.

— Не хочешь в следующий уик-энд съездить на скачки? — спросил он, когда мы спускались в подземку.

— С удовольствием, — ответила я. Я никогда не была на бегах. Даже само это слово звучало для меня непривычно. Вагон грохотал и раскачивался. Мы молчали, и это тоже было необычно. Как правило, Фрэнклин болтал со мной.

— Никак не пойму, зачем тебе этот фильм?

Меня будто холодной водой обдали. Я мечтала об „Офицере и джентльмене" всю неделю, даже Порция и Мария говорили, что это потрясающий фильм.

— Да потому что это прекрасный фильм, Фрэнклин, — сказала я. Во мне нарастал протест. Черт побери! Это же мой день рождения, и я буду смотреть то, что хочу. Но вслух я этого не сказала. Вечер и так начался не слишком удачно, и мне не хотелось разрушать то, что еще можно было спасти.

— Терпеть не могу фильмы про войну, — сказал он. — Война наводит на меня тоску, а сегодня, в твой день рождения, я не хочу никакой тоски.

— Этот фильм не про войну, Фрэнклин. Он про двух мужчин, которые находятся на военной службе, но вообще-то — это любовная история.

— Ради Бога, не обращай внимания на мои слова. Я хочу только забежать сначала в винный магазин.

Час от часу не легче.

— Фрэнклин, фильм начнется через несколько минут.

— Не беспокойся, ты пропустишь только рекламу.

Он купил бутылку чего-то крепкого, и на это ушло восемь долларов из пятидесяти.

Когда мы вошли в зал, фильм уже начался, я огорчилась: не люблю пропускать начало. Мы шли по проходу, пытаясь найти два свободных места, но зал был набит битком.

— Вон два места, — прошептала я.

Фрэнклин знает, что я люблю сидеть подальше от экрана, но он направился к первым рядам. Я плелась за ним. Он нашел два места посередине; чтобы добраться до них, пришлось беспокоить людей.

— Простите, — сказала я, а Фрэнклин молчал.

Едва мы сели, как он открыл бутылку. Он положил мне руку на плечо, но вскоре убрал ее. Минут через сорок он заерзал. Я взглянула на него: он даже не смотрел на экран, а бормотал что-то себе под нос.

— В чем дело? — спросила я.

— Все это дерьмо собачье, — громко ответил он. — Я же говорил тебе, что не хочу смотреть этот идиотский фильм.

— А я хочу, — сказала я и откинулась на спинку кресла.

— Ну так я подожду тебя в вестибюле. — Фрэнклин поднялся.

Со всех сторон начали шикать. Посидев еще несколько минут, я тоже встала, кипя от злости. Людям пришлось снова подниматься, чтобы пропустить меня, и они были раздражены. Я не сразу нашла Фрэнклина. Он стоял на улице и курил.

— Фильм совсем не плохой, — сказала я.

Он вытаращил глаза.

— Ты никогда не служила в армии и не знаешь, как гнусно, когда любой белый слизняк приказывает тебе, что делать, когда вставать, ложиться, сколько раз приседать, обращается с тобой как с последним дерьмом, а ты ему и слова не смеешь сказать, не то получишь по зубам. Так что не тебе судить, хороший ли это фильм.