Я заставила себя встать с дивана, заняла свое обычное место у рояля.

— У нас ничего не выйдет, пока ты не выпрямишься.

Я выполнила его требование.

— Вот что: песня подождет. Давай сделаем несколько упражнений, чтобы ты расслабилась.

Я лежала на полу, положив ладони на живот. Голова моя кружилась, как лопасти вентилятора на потолке, но мне все же не удавалось вызвать образ пламени, как это бывало прежде при медитации.

— Ну, давай, давай, Зора, не надо так глубоко дышать. Концентрируйся.

Я закашлялась и села.

— Вы не возражаете, если мы перенесем занятие на следующую неделю? Сейчас я никак не могу собраться с мыслями.

— Перестань дурака валять.

— Что-то я, правда, не в себе.

— Послушай, Зора. Если ты так несобранна и мысли твои витают далеко, толку от занятий не будет.

— Понимаю.

— Ладно, ступай домой и постарайся расслабиться. Знаю, может, это и глупо звучит, но припомни, как ты хорошо себя чувствовала, когда пела в церкви.

Я кивнула. Да, я прекрасно это помнила. Тогда у меня было ощущение свободы, и я не могла дождаться воскресенья. А уж если солировала, то словно рождалась заново. Я видела, как прихожане плакали от умиления, раскачивались в такт пению и качали головами. А папа и Маргерит сияли от гордости. Но в те дни пение совсем не отнимало у меня сил, я делала это с охотой, меня не донимали мысли о записи в студии.

— Отдайся этому чувству, — говорил Реджинальд, — и пусть Бог вернется в твое сердце, тогда ты опять ощутишь значение слов, которые поешь.

Я попыталась улыбнуться.

— Если тебе понадобится больше недели, пусть так и будет. Я не хочу видеть тебя здесь, пока ты не придешь в нормальное состояние. Ясно?

— Да, — сказала я и надела пальто.

Я ревела всю дорогу до метро. Поезд бросало из стороны в сторону; я достала плейер и нажала кнопку. Я уже забыла, когда последний раз слушала Джонни Митчела; на кассете звучал конец песни „Не нарушай печаль".

Сегодня это было для меня чересчур; я выключила плейер и ощущала только движение поезда, пока он не подошел к моей остановке.

Все было прекрасно. Фрэнклин сделал мне настоящий сюрприз, вылизав всю квартиру. Он вычистил даже плиту и холодильник, вымыл окна, натер мастикой „свои" полы. Он хотел еще пойти в прачечную-автомат, но я просила его не делать этого, поскольку уже видела белье после его стирки. К счастью, еще все сохраняло цвет, как я замечала, когда он вываливал белье на кровать. Однако все было скомкано и измято, но я делала вид, что в восторге. Сейчас он так старался и из кожи вон лез, убирая дом, что у меня не хватило духу спросить его о школе.

Все утро я проторчала в своей музыкальной комнате, всей душой надеясь, что Бог вернется ко мне, но Он, должно быть, был слишком занят или не верил в мою искренность. Не криви душой с Богом — уж это-то я хорошо знаю. Он, конечно же, слышит, как плохо я пою. Я плюнула на эти бесплодные попытки.

Вместо того чтобы работать над собой, я отправилась в магазин, а вернувшись, тут же принялась за дело: приготовила две большие сковороды фаршированных моллюсков, роскошный салат, спаржу, тосты с чесноком и домашние ватрушки. Вина хватило бы на двадцать персон, а не на девять. Я ждала всех к шести.

В пять раздался телефонный звонок. Фрэнклин врубил, как всегда, на полную катушку „Любовь идет к концу" Эвелин Кинг, так что пришлось попросить его сделать потише.

Звонила Клодетт.

— Милая, извини, но мы не сможем прийти. У маленького Джорджа весь день температура тридцать девять. Я вызвала к нему „скорую помощь". Ты уж прости, Зора.

Потом позвонила Дарлин:

— У меня такие судороги, что я не могу ходить. Передай, пожалуйста, Фрэнклину, что я обязательно зайду к вам на следующей неделе, ладно? Мне очень жаль, Зора, я так хотела приехать.

Порция:

— Милая, у меня вчера вырвали зуб мудрости, и вся правая сторона лица распухла и ужасно болит. Я в таком виде не могу из дома выйти.

Мария:

— Я только-только получила твое сообщение. Последние две недели я работала во Флориде, чувствую себя как выжатый лимон. Но мы обязательно встретимся в ближайшее время. Передай привет своему красавчику.

Джуди:

— Слушай, у меня в понедельник утром презентация, а я еще не готова. Ты же знаешь, я не могу позволить себе что-нибудь завалить, поскольку недавно на работе. Мне очень жаль, Зора. Передай Фрэнклину привет. Может, мы все же скоро с ним увидимся. Давай как-нибудь вместе пообедаем или что-нибудь еще придумаем.

Только я положила трубку и передала все это Фрэнклину, как телефон снова зазвонил. Кто же это? Оказалось, что Маргерит.

— Твой отец в больнице, дорогая. Он не велел сообщать тебе, но ты же знаешь, он просто безумный. Ничего серьезного. Похоже на язву. Он пролежит там неделю, пока его не посмотрят и не обследуют. Не беспокойся. Я все же решила, что лучше тебе сказать. Как у тебя дела? Как Фрэнклин?

— Все отлично, — ответила я.

— Джейк машет мне из машины. Мы как раз едем в больницу. Мы тебе позвоним, как только отец вернется домой. Не волнуйся, он в надежных руках.

Я повесила трубку, тупо уставившись на стол, уставленный едой, потом посмотрела на Фрэнклина.

— Кто это? — спросил он.

— Маргерит.

— Что-нибудь случилось?

— Папа в больнице, но она говорит, что ничего страшного.

— А что с ним?

— Подозрение на язву.

— Ну ладно, по крайней мере не рак и не инфаркт. Ты в порядке?

— Да.

— Я понимаю, как ты расстроена, детка. Целый день не отходила от плиты, и некого угостить, кроме меня.

Я взглянула на приготовленные игры: скрэбл, „преследование", „монополия", колода карт.

— Так вот что: я голоден как волк. Ты не возражаешь, если я поем?

— Валяй, — сказала я и пошла искать свою сумочку.

Я наконец нашел это хреновое свидетельство, сходил в школу, проконсультировался и записался. Все вроде получалось. Мне предложили ходить на занятия по вечерам, значит, днем я могу работать. Мне нужно одолеть три класса. Это мне-то! Со смеху помереть можно, ну да ладно. Сделано! Придется еще позаниматься английским; мне дали проверочную работу, и, конечно же, выяснилось, что я двух слов без ошибки написать не могу. Я рассказал Зоре, она обещала помочь. Я не я, если не помогу ей с ее делами. Правда, раньше лета я не начну, но и это, в общем-то, неплохо.

Почему, хотел бы я знать, все самое важное в жизни, то, что может изменить ее в два счета, всегда маячит где-то впереди? Должно быть, потому, что по сей день в этот самый фундамент я не заложил ни кирпичика. А уж если говорить начистоту, я все на том же уровне, что и тогда, когда встретил Зору. Вот я и лезу из кожи вон, чтоб хоть как-то наверстать упущенное. Да что я! Вот уж как Зора вкалывает! Вот это и есть настоящая целеустремленность. Чуть не каждый день дверь закроет и занимается, занимается. И никаких тебе уверток и оправданий. А я что-нибудь делал с таким упорством? Выпрашивал у белых сук работу и без конца трясся. Не могу же я вечно гнуть спину на стройках, это ясно как день. Укладывать кирпичи и долбать землю — много ума не надо. А у меня чердак еще, слава Богу, в порядке. Но если вот так надрываться еще год-другой, ни сил, ни мозгов не останется. Одно ясно: тому, кто строит на песке, незачем смотреть с надеждой в будущее.

Я сидел у окна и ковырялся в справочниках, пытаясь понять, как сделать кофейный столик. Мне этого давно хотелось. На плите булькали бобы с рисом, а я зачем-то слушал кассету с Зориными уроками. Реджинальд толковал о ее сценическом будущем, о том, насколько ярче зазвучит ее голос в записи. У меня совсем из головы вылетело, что цель всех этих уроков одна — пластинка. Если я еще как-нибудь прокантуюсь с ней до этой самой пластинки, что ждет меня потом? Начнутся гастроли по всему миру, роскошные отели, разные встречи. Мужчины с набитыми кошельками, разъезжающие на „мерседесах", а не шушера, вроде меня, пытающаяся наскрести деньги на подержанный „шевроле". Успех всегда меняет человека, разве не так? Слишком быстро забывается, кто был с тобой в тяжелую пору, когда ты начинал. Неужели ты тоже сразу изменишься, малышка? И будешь стесняться меня? Ладно, не дрейфь! К тому времени и у меня не будет грязи под ногтями, клянусь Богом! Не только у тебя, дорогая, есть четкий жизненный план. С этого самого момента я начинаю закладывать кирпичики в свой фундамент. Заметано! Я вытащил Зорину кассету, поставил „Бит продолжается" „Висперсов" и врубил на полную катушку.