— Я хотела сделать тебе сюрприз, Фрэнклин.

— Ну что ж, сюрприз так сюрприз.

— Тебе что, не нравится?

— Да нет, хорошо.

— Хорошо? Я истратила восемьдесят долларов, просидела семь часов, и все, что ты можешь сказать — это „хорошо"?

Когда я услышал про восемьдесят долларов, меня словно ошпарило. Я с трудом выжимаю пятьдесят шесть долларов, вкалывая целый день, а она швыряет восемьдесят на какие-то дурацкие косички!

— Разве ты сегодня не ходила в школу?

— Сегодня же День ветеранов.

Говорить не хотелось. У нее еще хватило терпения удлинить каждую косичку, и вся прическа стала длиннее. О, женщины, женщины! Этих косичек было не меньше двухсот, но мало того, на кончике каждой болталась блестящая бусинка. На самом деле это очень красиво, но мне не хотелось выказывать одобрения. Я пошел принять душ. Из ванной я услышал, как она опять запела эту чертову песню.

— Ты что такая печальная?

— С чего ты это взял?

— Потому что ты поешь такую грустную песню.

— По-моему, она не такая печальная, Фрэнклин. Разве чуть-чуть.

— Что сегодня на обед?

— Остатки спагетти.

Зазвонил телефон, и Зора сняла трубку. Мне никто не звонил, а если я снимал трубку, мне казалось, что я ее секретарь. Всегда звонила одна из ее глупых подружек, а так как говорить мне с ними было не о чем, я просто не подходил к телефону.

— Привет, дорогая. Нет. Я убегаю через несколько минут. На урок пения. В восемь? Где? Но, Порция, я только на часок, не больше. Мне завтра рано вставать. Мои ученики разучивают песню на Рождество. Почему ты так думаешь? О'кэй, о'кэй! Нет, нет, не задерживай меня — я не могу опаздывать. До скорого!

Она положила трубку и надела пальто.

— Фрэнклин, я сегодня немного задержусь.

— Почему? Ты куда-нибудь собираешься? — Я, конечно, слышал каждое ее слово, но мне не хотелось, чтобы она думала, будто я подслушиваю. У этой чертовой Порции на уме, кажется, одни мужики. И чего Зора якшается с ней? Для меня это непостижимо.

— Порция приглашает меня пойти с ней после школы в какой-то новый клуб. Я вернусь часам к десяти.

— Если бы у твоих подружек были мужики, они бы не вытаскивали тебя постоянно из дома.

— Что это значит?

— Только то, что я сказал. Ты ведь не одна, а все они, кроме Клодетт, одни. И каждый раз, как я здесь, они звонят и куда-нибудь зовут тебя.

— Ну так что же? Что в этом плохого? Это же мои подруги, Фрэнклин, да и видимся мы теперь не так часто.

— Думаешь, они бы так названивали тебе, если бы у них кто-то был? Вся штука в том, что они одиноки, а потому и любят компанию. Ручаюсь, что они у тебя все выведывают. Зарабатываю ли я деньги, и как со мной в постели.

— Фрэнклин!

— Что ты все Фрэнклин да Фрэнклин. Знаю я этих баб. Готов поспорить на двести долларов, что Порции известна длина моего члена. Разве я не прав?

— Не прав.

— Рассказывай, дорогая! Разве ты так же одинока, как она?

— Ну, пожалуйста, Фрэнклин, хватит. Я встречаюсь с ней, чтобы выпить.

— И я должен этому верить?

— Знаешь, Фрэнклин, ты очень изменился. Я заметила, что каждый раз, когда я собираюсь куда-нибудь без тебя, ты начинаешь дуться. Зачем столько шума из-за такой ерунды? Давай оставим это. Я побежала. Пока!

— Это ты изменилась, Зора. Сначала даже я не мог выманить тебя из дома. А теперь стоит кому-нибудь позвать тебя, особенно без меня, ты готова бежать сломя голову.

— Когда я приглашаю тебя пойти со мной, ты всегда отказываешься, а кроме того, мне иногда хочется побыть одной или с подругами. Ты же их терпеть не можешь, признайся, ведь правда?

— Ну, не то чтоб я их терпеть не мог, я их не настолько уж знаю. Но я твердо уверен, что если женщина одинока, а у ее подруги есть мужчина, она этого вынести не может. Ты просто слепа и не видишь, чего они хотят.

— Чего же?

— Рассорить нас.

— У тебя слишком разыгралось воображение, — бросила Зора и автоматически чмокнула меня в щеку. Она даже не попрощалась.

„Ну и катись", — подумал я.

Как же включить эту сучью духовку, чтобы подогреть спагетти? А черт ее знает! Я смотрел „Колесо чудес" и выиграл подряд поездку на Гаваи, набор дачной мебели и новый стерео. И тут почуял запах горелого. Я вскочил и бросился на кухню; отдирая подгоревшие макароны, я пропустил самое главное — круг призеров. А я хотел еще выиграть машину, пусть даже „олдсмобиль".

Мне нужно было выпить, но я решил не делать этого. Слишком уж много я пил последние полгода, а в алкаша превращаться неохота. К тому же с лета я прибавил несколько килограммов, а с Зориной готовкой согнать будет не так легко. Пара глотков, правда, не помешала бы. Выпивка взбадривает. Я налил в стакан подозрительный сок, который Зора покупает в магазине здорового питания; как ни странно, на вкус он был неплох.

По телевизору ничего интересного не было. Пошарив по полкам, я наткнулся на книжонку под названием „Трагическая магия". Пробежав несколько страниц, я понял: это то, что надо. Каждая фраза била, как ток. Такого я еще не читал. И этот парень, Весли Браун, конечно, наш брат, черный, писать умеет. Я пошел с книгой в спальню и лег поперек кровати. Еще двадцать страниц, и я с головой ушел в чтение. Герой предпочел сесть в тюрьму, чтобы не воевать во Вьетнаме. Да, это свой человек. Зора молодчина, у нее есть приличные книжки. Интересно, читала ли ее она сама или книжка просто пылилась на полке?

Я добрался уже до сто шестой страницы, когда, бросив взгляд на часы, увидел, что уже без четверти одиннадцать. Что за черт, куда она запропастилась? Она же сказала, что придет к десяти. Надеюсь, ничего не случилось. Но она с этой задницей Порцией, так что ничего не попишешь. Я прочел еще несколько страниц, но уже не мог сосредоточиться. В половине двенадцатого я, кажется, отключился.

Я проснулся, почувствовав, как Зора залезает в постель, но сделал вид, что просто ворочаюсь во сне. Незаметно посмотрев на часы, я увидел, что уже около часа ночи!

— Так ты все же решила явиться домой? Что случилось? Ты заблудилась или кого-нибудь встретила?

— О, Фрэнклин, пожалуйста! Была такая отличная музыка, я танцевала до упаду. Я даже не догадалась посмотреть на часы.

— В следующий раз посмотри.

— Слушай, я и не подумала, что ты учинишь мне допрос с пристрастием. Серьезно! Ревновать — одно дело, а ждать, чтобы устроить скандал, — совсем другое.

— Никто не скандалит, и я вовсе не ревную.

— Так о чем речь? Ты что, ввел комендантский час?

— Я ничего такого не говорил. Это ведь ты сказала, что вернешься к десяти, а сейчас уж точно не десять.

— Фрэнклин, я уже не маленькая!

— Конечно, но я же черт знает как волновался из-за тебя. Могло же что-нибудь стрястись.

— Ну, ладно, ладно. Ничего же не случилось. Следущий раз, если задержусь, позвоню. Хватит об этом. Я устала.

— Не сомневаюсь, что устала, — я подвинулся вплотную к стене. Зора и не попыталась приблизиться ко мне, не протянула руку, не обняла меня. Черт побери, уж не познакомилась ли она с кем-то?

Дарлин позвонила мне за день до Дня Благодарения. Она наверное узнала телефон Зоры в справочном бюро, потому что я ей не давал его.

— Ты собираешься? — спросила она.

— А ты?

— Поеду, если поедешь ты, одна ни за что.

— Да брось ты!

— Ты привезешь Зору?

— Да.

— Ну, тогда до завтра. Но они могут что-нибудь выкинуть, Фрэнклин.

— Ладно, пока.

Зора была явно возбуждена из-за предстоящей поездки к моим старикам. Когда мы садились на паром, я предупредил ее:

— Не надейся, что развлечешься, как только тебе надоест, мигни мне, и мы свалим.

— Но, Фрэнклин, будь снисходительнее к родителям. Ты с ними прямо на ножах. Разве так можно! Да ты же не единственный, кому не нравится, как его воспитывали. Тебе же тридцать два года! Даже если ты считаешь, что они в чем-то не правы, неужели до сих пор не можешь простить их?