— Что ты еще хотела сказать?

— Ты совершенно забыл, что у Альберты Бенини тоже есть ребенок, которому, кстати, вчера исполнилось два годика, — напомнила она.

— Я об этом не забыл. Как же я мог забыть, если содержу и ребенка, и его мать?

— Деньгами ты заглушаешь голос совести, Спартак. Бьюсь об заклад, ты даже не знаешь, как зовут этого ребенка.

— Ты не могла выбрать более неудачного момента, чтобы напомнить мне о нем, — проворчал Спартак.

Он рассеянно чмокнул ее в щеку на прощание и исчез за дверью.

На пенькопрядильне в Равенне счетовод Аугусто Торелли был за главного. Именно он отвечал за весь ход дел на фабрике перед двумя совладельцами, они же ограничивались тем, что давали ему указания. Аугусто был трудолюбивым и добросовестным управляющим: по утрам появлялся на фабрике первым, а по вечерам уходил последним, иногда работал и по воскресеньям, не требуя оплаты сверхурочных. Графа Сфорцу и синьора Рангони он считал некими высшими существами, чьи указания подлежали неукоснительному исполнению, и в разговоре то и дело вставлял фразы вроде: «Граф сказал, что надо делать так» или «Синьор Рангони велел делать так». В Равенне, где народ издавна славился умением подмечать характерные черточки и придумывать на их основе меткие прозвища, счетовод Торелли получил кличку Делайтак.

Ему недавно исполнилось тридцать пять лет, в Равенну он прибыл в двадцатилетнем возрасте из далекого Таранто и, предъявив диплом бухгалтера, поступил на работу в государственную монополию[46] служащим третьей категории. В то время Аугусто был красивым, смуглым молодым человеком с выразительными чертами лица и иссиня-черной шевелюрой. Поселился он в меблированной комнате и половину своей скудной зарплаты пересылал, отказывая себе во всем, родителям в Таранто. Кроме него, у них было еще девять детей.

Через три года его перевели во вторую категорию с соответствующим повышением зарплаты, и тогда он решил купить мотоцикл, чтобы удобнее было ездить по вечерам в кино. Аугусто вовсе не так уж сильно увлекался кинематографом, просто привык именно в кино находить себе партнеров на вечер. Как человек благоразумный и осторожный, он старался удовлетворять свои неортодоксальные сексуальные потребности с максимальной осмотрительностью.

Когда фашисты повели открытую борьбу с гомосексуалистами, он удвоил меры предосторожности. Больше всего на свете ему хотелось бы провести ночь любви в постели. Хоть раз в жизни. Но он не осмеливался. Ночные поля вокруг Равенны были единственным надежным местом для его вылазок. Будучи очень бережливым, Аугусто никогда не соглашался на платные услуги. Он всегда выбирал себе в партнеры людей солидных, респектабельных мужей и отцов семейства, вынужденных, как и он, скрывать свои истинные склонности. В последнее время, после того как режим ввел налог на холостяков, счетовод Аугусто Торелли начал подумывать о том, что стоило бы подыскать себе приличную жену, простую женщину без особых претензий, которой он мог бы предложить достойное существование в обмен на возможность надежнее скрывать свой секрет. На людях он старался выглядеть лихим парнем и порой бросал заинтересованные взгляды на хорошеньких девушек, подражая поведению остальных мужчин.

Спартак заприметил подающего надежды бухгалтера еще в монополии, где у него были связи. Там высоко отзывались об Аугусто Торелли.

— Я предлагаю вам в полтора раза больше, чем вы получаете на государственной службе, — сказал тогда Спартак.

Ему необходим был помощник, и он давно уже искал надежного человека, которому можно было бы передоверить управление пенькопрядильной фабрикой.

— От добра добра не ищут, — возразил счетовод, — а у меня здесь надежное место. И при всем моем уважении к вам, не поймите меня превратно, но я не уверен, что вы можете предложить мне нечто столь же надежное. Почему вы так уверены, что меня заинтересует ваше предложение?

Спартак был убежден, что каждый человек имеет свою цену, и та, которую он предложил Аугусто Торелли в обмен на его профессиональные и организаторские способности, была просто ничтожной.

— Потому что в этой дыре вам никогда не сделать карьеры. Я прекрасно знаю, как организована работа в госучреждениях. Я буду давать вам прибавку каждый год, если, конечно, вы ее заслужите добросовестной работой, — ответил Спартак.

Так счетовод из Таранто стал «человеком номер один» на прядильной фабрике.

Спартак доверял ему некоторые деликатные задания, выходившие за рамки обычных обязанностей. Одно из них состояло в подготовке ежемесячного конверта с наличными, который следовало опускать в почтовый ящик синьорины Альберты Бенини, проживавшей с престарелой матерью и малолетним сыном в маленькой квартирке на улице Триесте рядом с портом.

Счетовод выполнял это задание с большим тактом и даже не без удовольствия. Мысль о том, что не только у него одного есть тайна, которую приходится прятать от посторонних глаз, доставляла ему странное удовлетворение.

И вот однажды Спартак зашел к нему в кабинет, когда рабочий день уже кончился.

Он устроился в кресле по другую сторону письменного стола и несколько минут просидел, не говоря ни слова. Счетовод Торелли занервничал и принялся лихорадочно перебирать в уме все текущие дела, спрашивая себя, в чем именно молодой хозяин может его упрекнуть.

— Как получилось, что в тридцать пять лет, имея хорошую работу и приличную зарплату, вы до сих пор не женаты? — в упор спросил Спартак.

— Э-э-э, я, что называется, женат на своей работе, — ответил Аугусто после минутного замешательства. — Вы не застали бы меня в конторе в этот час, если бы это было не так. Тем не менее должен вам признаться, если позволите, что в последнее время я стал обдумывать возможность женитьбы. Однако не так-то просто найти порядочную девушку, которая согласилась бы выйти замуж за человека, неспособного уделять должного внимания семье. — Он говорил очень осторожно, тщательно взвешивая каждое слово.

— А если бы я познакомил вас с такой девушкой? Порекомендовал бы ее вам и поручился, что у вас не будет причин сожалеть о сделанном выборе? — предложил Спартак.

— Я не совсем понял, идет ли речь о предложении или о приказе. Если вы считаете, что надо делать так, я выполню указание, — немедленно отозвался Аугусто.

— Счетовод Торелли, давайте не будем морочить друг другу голову. Мне отлично известна подлинная причина вашего, мягко говоря, безразличия к женскому полу.

Счетовод залился краской.

— Видите ли… я… по правде говоря… — пролепетал он чуть ли не в слезах.

— Бога ради, успокойтесь, вам не о чем тревожиться. Я только спросил, не желаете ли вы в принципе рассмотреть возможность женитьбы. Поразмыслите об этом на досуге сегодня вечером. Я хотел бы надеяться на положительный ответ. — С этими словами Спартак поднялся и оставил Аугусто Торелли одного.

Он направился в центр города, зашел в какой-то бар и позвонил Альберте.

— Можешь выйти через пять минут?

Альберта ни разу больше его не видела и не говорила с ним с того самого дня, как он отвез ее к Одетте в Котиньолу, где, впрочем, она пробыла очень недолго, пока Спартак не нашел для нее приличное жилье. Да и впоследствии не кто иной, как Одетта взвалила на себя все хлопоты, связанные с обустройством бывшей учительницы начальных классов. Именно она отвезла Альберту в больницу, потому что роды оказались тяжелыми, она же организовала крестины и взяла на себя роль крестной матери, выбрав для малыша имя Стефано. Это имя носил когда-то один из ее возлюбленных, о котором у Одетты сохранились особенно волнующие воспоминания.

— Неужели это действительно ты? — тихонько ахнула Альберта.

— Ну, так ты выйдешь или нет? — нетерпеливо повторил Спартак.

— Да, конечно. Что за вопрос! Уже лечу.

Когда он подъехал к дому на улице Триесте, Альберта уже ждала его в дверях.