Спартак решительно высвободил руку из-под руки своей спутницы и повернулся к ней лицом.

— Графиня, вы слишком умны, чтобы не понимать, в какое неловкое положение вы меня ставите.

— Но ведь вы сами меня сюда пригласили, — возразила она.

— Прошу у вас прощения. Мне было неудобно, я не знал, как выйти из щекотливой ситуации, и сболтнул первое, что в голову взбрело.

Одетта почувствовала себя уязвленной. До сих пор ни один мужчина ни разу не говорил ей «нет». Никто, за исключением этого простолюдина, державшегося так свободно и раскованно.

— Я должна считать себя оскорбленной? — спросила она нарочито игривым тоном.

— Как вам будет угодно, — ответил он сухо.

Ему смертельно надоело с ней пикироваться, к тому же деловые связи с людьми, приехавшими на ярмарку, были для него куда важнее общения с этой бесцеремонной аристократкой. Он поклонился, сняв шляпу, и тотчас же удалился, смешавшись с толпой.

Одетта побледнела. К гневу от испытанного унижения примешивался страх. Неужели она начала терять свою привлекательность? Спартаку удалось посеять зерно сомнения в ее хорошенькой головке.

Она выбралась из толпы, села в машину и, рванув с места, направилась в Луго. Ей хотелось поскорее попасть в дом управляющего и поговорить с его дочкой, маленькой светловолосой девочкой со странным именем, похоже, знавшей все обо всех, включая Спартака Рангони.

— Моя Антавлева ушла на ферму, — сказала жена Серджо Капорали, потрясенная неожиданным визитом молодой графини. — Если хотите, я пошлю кого-нибудь за ней.

— В этом нет нужды. Я сама могу туда добраться, я же на машине. Мне все равно хотелось посетить ферму. Ваша дочь будет мне отличным гидом.

— Вы меня смущаете, госпожа графиня. Но умоляю вас, не стойте на пороге. Войдите, вы же у себя дома! И простите меня за мой вид, — извинилась хозяйка, указывая на закатанные рукава своего платья и обсыпанный мукой фартук. — Я как раз раскатывала тесто для вареников. Могу я предложить вам кофе? Или вы предпочитаете рюмочку вермута с бисквитами?

— Не стоит так беспокоиться из-за меня, — заверила ее Одетта. — Я просто хочу поближе узнать эти места и людей, которые тут живут.

— Ну, если так, то, уверяю вас, в здешних местах вы никого не найдете, кроме невежественных крестьян вроде меня. Мы люди простые и мало что можем предложить такой прекрасной госпоже, как вы.

Одетта по достоинству оценила проницательность этой женщины.

— Это еще как сказать, — улыбнулась она и забралась обратно в машину.

Въехав на автомобиле прямо на приусадебный двор, она вызвала там всеобщий переполох. Куры, хлопая крыльями, с паническим кудахтаньем разбежались и попрятались кто куда, красавец петух с громадным малиновым гребнем одним духом взлетел на поленницу, сложенную возле сеновала. Дети перестали играть, женщины стали с опаской высовываться из дверей своих кухонь.

Здравый смысл подсказал Одетте, что не следует ослеплять обитателей подворья своим богатством, поэтому она еще в машине, по дороге на ферму, сняла с себя украшения и сунула их в карман брюк.

Среди женщин, которых любопытство заставило бросить работу и выйти на порог, она особо отметила Лену, привлекавшую внимание своей молодостью и красотой. Графиня пошла ей навстречу, и тут из-за юбки молодой женщины высунулся любопытный носик и показались смышленые глазки дочери управляющего.

— Добрый день. Я Одетта Сфорца, — представилась графиня.

— Лена Мизерокки, к вашим услугам, — поклонилась молодая крестьянка, пораженная элегантностью и красотой гостьи, но неодобрительно заметив про себя, что графиня накрашена, как комедиантка. О том, кто такая Одетта, она уже знала от маленькой Антавлевы, которая в эту минуту пряталась у нее за спиной, затаив дыхание и ухватившись за ее подол.

— Я ищу дочку управляющего, — сказала графиня. — Вы ее не видели тут поблизости?

Лена усмехнулась:

— Видеть-то я ее не вижу, зато слышу, как она сопит носом. Она здесь, рядом, но она как мышка: трусит и прячется.

Оскорбленная в лучших чувствах, Антавлева тотчас же вышла из своего укрытия.

— Привет. А я как раз тебя искала, — обратилась к ней Одетта.

— Поздоровайся с госпожой графиней, — напомнила Лена.

Вместо ответа Антавлева прошмыгнула мимо нее и скрылась в глубине кухни.

— Могу я войти? — вежливо осведомилась Одетта, отмечая про себя, что Лена, с ее огромными лучистыми глазами, тонкими чертами лица, стройной и грациозной фигурой, смотрелась бы лучше в светской гостиной, чем на крестьянском подворье.

— Мой бедный дом недостоин того, чтобы принимать в нем знатную синьору, — решительно возразила Лена.

Одетта поморщилась от досады. До чего же эти крестьяне погрязли в своем невежестве! Она почему-то считала, что стоит ей появиться, как все двери гостеприимно распахнутся ей навстречу, а оказалось, что все тем или иным способом стараются ей показать, какая пропасть их разделяет.

— Видимо, графу следует улучшить условия жизни своих арендаторов, — криво усмехнулась графиня.

Остальные женщины тем временем молча наблюдали за ними издали, сбившись в кучку и не без зависти отмечая про себя, что почему-то именно Лене, жившей тут без году неделю, выпала честь познакомиться с молодой госпожой. Детей же, конечно, больше всего заинтересовал автомобиль, они окружили его с громкими криками удивления и восхищения.

— Иметь крышу над головой — это уже милость божья, и мы благодарим за нее денно и нощно, — проговорила Лена себе в оправдание, чувствуя, что нельзя дольше отказывать графине в гостеприимстве.

Она посторонилась и позволила Одетте войти в дом. Антавлева, представ перед гостьей, отвесила ей неуклюжий реверанс.

Одетта вытащила из кармана жакета пакетик, свернутый из золотой фольги.

— Это леденцы для тебя, — сказала она, улыбаясь девочке.

— Возьми и поблагодари, — шепнула Лена, видя, что малютка, обычно такая живая и общительная, совсем оробела при виде знатной дамы.

В конце концов любовь к сладостям взяла верх над застенчивостью.

— Ты не составишь мне компанию? — предложила Одетта. — Я бы хотела осмотреть хозяйство, познакомиться с людьми. Управляющий мне сказал, что тут есть конюшни со скаковыми лошадьми, — добавила она, как бы спохватившись.

Произнося все это, графиня с любопытством оглядывалась по сторонам. На нее произвела впечатление чистота и опрятность деревенской кухни, все еще хранившей слабый аромат луковой похлебки.

Девочка взглянула на Лену, словно прося разрешения уйти. Лед уже был сломан, и маленькая Антавлева охотно готовилась сопровождать гостью, предвкушая, как будет потом хвастаться перед другими детьми выпавшей на ее долю привилегией.

Лена стояла посреди кухни, испытывая неловкость. Догадавшись, что она в замешательстве, Одетта поторопилась прийти ей на помощь:

— Надеюсь, вы не будете возражать, если мы вас оставим?

— Я всегда рада Антавлеве, с ней время бежит веселей, ведь я целыми днями сижу тут одна, — ответила Лена.

— У вас нет детей?

— Я только недавно вышла замуж, — призналась она, покраснев.

— Идемте, графиня. Я вам покажу конюшню. Там интереснее, чем в хлеву или в свинарнике, — торопила девочка.

Оставшись одна, Лена с облегчением перевела дух. Неожиданный визит обворожительной аристократки заронил в ее сердце глубокую тревогу. Лена уже знала от Антавлевы, что Спартак отобедал вместе с графиней в доме управляющего, и теперь, представляя себе, какой жалкой она выглядит по сравнению с этой красавицей, почувствовала себя глубоко уязвленной. Но Лена почти тотчас же устыдилась своих мыслей, а потом, вспомнив о Тоньино, о его верной и преданной любви к ней, немного приободрилась.

В конюшне девочка показала гостье кобылу и норовистого жеребца, выезженных под седло. Серая в яблоках кобыла поразила Одетту своей ухоженностью: любовно, волосок к волоску, расчесанная грива, лоснящаяся на боках шелковистая шерсть.