— Только когда это необходимо, — ответил он, вновь садясь на велосипед.

— А вы не могли бы сделать для меня исключение, господин помощник управляющего? — Ее ангельский голосок не вязался с вызывающей внешностью.

Графиня Сфорца, безусловно, была самой красивой женщиной, какую ему когда-либо приходилось видеть, хотя губы у нее были, пожалуй, слишком алыми, ногти — слишком длинными, а духи — чересчур пряными.

— Чем я могу быть полезен госпоже графине? — Спартак старался казаться любезным.

— Мы же намеревались вместе совершить верховую прогулку. Разве вы забыли? — сказала она, грациозным жестом взяв его под руку.

— Не в обиду будь сказано, я всего лишь слуга госпожи графини и в этом качестве намерен пребывать по возможности дольше. Поэтому считаю своим долгом как можно лучше исполнять возложенные на меня обязанности.

— Несмотря на свое крестьянское происхождение, вы, как я погляжу, умеете грамотно выражать свои мысли, — с довольным видом заметила Одетта. — Это дает мне основание полагать, что такой человек, как вы, в состоянии по достоинству оценить приглашение благородной дамы. — Она явно не собиралась отступать.

— Слишком много чести для меня, синьора. С вашего позволения, мне необходимо попасть в Форли, на ярмарку племенного скота. Как видите, ничего общего с романтической верховой прогулкой.

Еще вчера, при первой встрече, Спартак понял, что графиня непременно попытается втравить его в беду. Он сам мечтал стать богатым синьором, но инстинктивно не доверял господам, прекрасно зная, что они, как говорили его односельчане, «сладко поют, да больно бьют».

— Племенной скот моего мужа не пострадает, если вы забудете о нем хоть на денек, — возразила Одетта, крепко уцепившись за его локоть.

Спартак огляделся по сторонам в надежде обнаружить что-нибудь или кого-нибудь, кто вытащил бы его из этой передряги. «С каким лицом, — спрашивал себя Спартак, — предстану я перед управляющим и сообщу, что отправляюсь на прогулку верхом с графиней, вместо того чтобы работать?» В глазах крестьян такого рода поведение считалось крайне предосудительным. В то же время мысль о романе с Одеттой льстила Спартаку, хотя, на его вкус, графиня вела себя что-то уж больно резво.

Он одарил ее самой наглой из своих улыбок.

— Почему бы вам не присоединиться ко мне в Форли? Вы могли бы найти там немало интересного для себя, — произнося эти слова, Спартак сразу почувствовал, что выбрал неверный путь.

— Ну, так поехали вместе! — живо предложила она, ловя мяч на лету. — Садитесь в машину.

— Исключено. Здесь все друг друга знают и любят сплетничать, — отказался он.

— Я подожду вас на площади, — улыбнулась Одетта, забираясь в машину.

Войдя в контору управляющего, Спартак застал его, как всегда, за письменным столом.

— Вас искала графиня Сфорца, — такими словами встретил его Серджо. Вид у него был слегка озабоченный.

— Я ее встретил по дороге. Потому и опоздал. Она хотела, чтобы я поехал с ней кататься верхом, — честно признался Спартак.

— Дорогой мой мальчик, вам с женщинами чертовски везет, но в данном случае не позавидуешь. Только подумайте, как это может воспринять граф Ардуино, если узнает.

Спартак ничего не сказал в ответ.

— Я еду на ярмарку в Форли, — объявил он. — Вернусь к полудню.

— Стало быть, никаких верховых прогулок. Вот и хорошо, — кивнул управляющий, облегченно вздыхая. — Должен вам сообщить, что минуту назад мне звонил граф. Он говорит, что тоже хочет поехать в Форли. Я отвезу его в своей машине. Предлагаю встретиться на рынке в полдень. Пообедаем вместе в ресторане «У ангела».

— Что плохо началось, то уж точно добром не кончится, — пробормотал Спартак, выходя из конторы.

Управляющий так и не понял, что он имел в виду. Сам Спартак уже ломал голову над тем, как выбраться из этой заварухи. Он-то думал, что Форли станет для него лазейкой, а оказалось, что там его ждет западня.

Ярмарка племенного скота в Форли представляла собой целый мир — шумный, яркий, пестрый. Капиталы стремительно перемещались из кармана в карман; при заключении сделок крестьяне, следуя освященному веками обычаю, плевали себе на ладонь, прежде чем пожать протянутую руку, и оглушительно хлопали друг друга по спине.

Покупатели, продавцы и посредники группами переходили от загона к загону, обмениваясь новостями и мнениями о выставленных на продажу животных. Многие были в бумазейных или вельветовых штанах и мешковатых свитерах грубой домашней шерсти, в сапогах или высоких башмаках, в наброшенных на плечи теплых куртках, в заломленных набекрень шапках. Почти у всех оттопыривались карманы от только что заработанных или приготовленных для покупки денег.

Вокруг ярмарочной площади, где скопилось множество людей, телег, тележек, повозок и двуколок, можно было заметить даже несколько автомобилей. Для местных кабачков и ресторанчиков это был поистине золотой денек. Впрочем, дни работы ярмарки считались удачными и для магазинов. Мужчины покупали подарки для своих жен, матерей и невест: пестрый платок на голову, пару шелковых чулок, черепаховый гребень, флакон духов, отрез материи.

У многих из них были счета в банке, которым могли бы позавидовать живущие в городах дипломированные специалисты, но крестьяне предпочитали жить скромно, не афишируя своего богатства.

Среди этих людей Спартак Рангони пользовался солидной репутацией, хотя делал закупки не для себя, а для хозяина. Его ценили за обширные познания и уважали за честность и порядочность.

Он сошел с поезда и направился к ярмарочной площади, на ходу обмениваясь приветствиями и шутками со встречавшимися по пути знакомыми. Выйдя на площадь, Спартак сразу же заметил Одетту. Она с улыбкой шла ему навстречу, не обращая ни малейшего внимания на любопытные взгляды окружающих.

— Мы не одни. Скоро к нам присоединится хорошая компания, — предупредил Спартак, как только она подошла поближе.

— Лучше этой? — усмехнулась Одетта, оглядывая окружавшую их толпу. — Мне еще ни разу в жизни не доводилось чувствовать себя «гвоздем программы» и оказаться в центре всеобщего внимания. Это новое и волнующее ощущение. Должна признать, что жизнь в деревне начинает мне нравиться.

— Граф и управляющий будут здесь к полудню. Мы собираемся вместе пообедать в ресторане. Вам и это ощущение кажется волнующим?

На мгновение Одетта растерялась, но тут же разразилась беспечным смехом.

— Ах, бедняжка, — протянула она, явно имея в виду мужа, — он же не знал, что я тоже приеду в Форли. Он-то думает, что я в Луго. Знаете, мой муж всеми силами старается не вмешиваться в мою жизнь. Но, как бы там ни было, по-моему, это просто фантастическая возможность устроить ему сюрприз. Мы отобедаем все вместе, — решила Одетта.

Она взяла Спартака под руку и повела ко входу в ярмарочный павильон, возле которого толпилась кучка цыган. Молодой цыган играл на гармонике, его жена плясала, ритмично позванивая бубном, две малолетние дочери просили милостыню.

Одетта вытащила из кармана несколько монет и протянула одной из девочек, стараясь не касаться перепачканной детской ручонки. Цыганка, бившая в бубен, улыбнулась и сказала:

— Спасибо, прекрасная синьора. Хотите, я вам погадаю по руке?

— Почему бы и нет? Только, чур, плохого не говорить. Если предскажете мне счастье, дам вам пять лир, — согласилась Одетта, протягивая ей руку.

Несколько секунд цыганка молча смотрела на раскрытую ладонь Одетты, потом нахмурилась и объявила:

— Я ничего не вижу, прекрасная синьора. Благослови вас господь! — Она отвернулась и отошла обратно к мужу.

— Она не захотела взять мои деньги! — воскликнула пораженная Одетта, в замешательстве поворачиваясь к Спартаку. — Какая глупая! Она же могла что-нибудь сочинить и заработать пять лир. Цыганки всегда так делают! Разве нет, господин помощник управляющего?

Мысли Спартака в эту минуту были заняты совсем другим: он думал о том, сколько толков и пересудов породит их встреча, и был совсем не рад своей красивой спутнице. Заполнившие ярмарочную площадь люди, включая коммерсантов, старательно обходили его стороной, перебрасываясь многозначительными взглядами. А ведь он приехал сюда по делу.