Некому пожурить ее за дурное содержание участка. Гаю нет до этого никакого дела. Он слишком поглощен собой, особенно теперь. Новый фильм, новая машина, новый роскошный гардероб, еженедельные визиты к парикмахеру, уроки дикции, спортзал и ночные похождения — вот, что составляет круг его интересов. К ней это отношения не имеет.

Мать тоже не могла упрекнуть ее. Она никогда не навещала дочь. Сама Кэсси раз в неделю ездит к ней — туда, в огромный серый каменный замок. Она заставляла себя подниматься по широким ступеням к огромным обитым бронзой дверям, заходить внутрь, сидеть в шикарной гостиной, пить чай и изредка стаканчик хереса; робко поглядывать на мать и уворачиваться от ее тщательно сформулированных вопросов. В такие моменты единственное, на что она была способна, — это вспоминать свою детскую спальню, расположенную на третьем этаже замка. Ей она представлялась точно такой же, как она ее оставила, сбежав как-то ночью с Гаем Саварезом, — ожидающей ее возвращения. Ее капитуляции.

Это был ее седьмой день рождения. И она, как всегда, устроила по этому случаю вечеринку. Ей было позволено пригласить шестерых гостей на выбор из числа одноклассников. Седьмой — семь приглашенных на седьмой день рождения — должна была стать Одри Бус, дочка лучшей подруги ее матери. Одри ежегодно появлялась на ее днях рождения, несмотря на то что Кэсси ее ненавидела. Она была на два года старше Кэсси и ее друзей, поэтому с легкостью завладевала инициативой в играх, которые дети затевали после торжественного застолья.

Годом раньше она умудрилась сделать несчастную виновницу торжества предметом всеобщего осмеяния, настроив против нее всех присутствующих. Пока взрослые потягивали внизу напитки, она увлекла девочек игрой в «дочки-матери» — одна была «мамой», другая — «папой», остальные, соответственно, «бабушкой», «сестрой» и «братом». Для Кэсси не нашлось даже роли «кухарки». Зато ее сделали «домашней собачкой» — заставили ползать на четвереньках и лаять.

Кэсси тщетно просила мать не приглашать больше Одри на дни рождения. Кассандра упрекала ее в отсутствии такта. Как обидится на это Одри, не говоря уже о ее матери, лучшей подруги Кассандры! Кэсси следовало быть не только тактичнее, но и снисходительнее.

Утром Кассандра вручила Кэсси свой подарок: большую куклу по имени Барбара Джин. Имя было написано на ярлыке, привязанном к руке. Голубые глаза куклы открывались и закрывались. В тот же день, пока матери девочек сидели внизу, попивая коктейли и наслаждаясь чаем с пирогами, Одри Бус взяла желтый карандаш и стала давить его острием на глаза куклы, пока те навсегда не исчезли в полости кукольной головы, оставив на лице Барбары Джин две зияющие дыры.

Увидев это, Кэсси разрыдалась. Она набросилась на улыбающуюся Одри и стала пинать ее ногами. Вскоре в детскую примчались встревоженные мамаши. Одни была в истерике. Реакция Кэсси потрясла ее.

Кэсси плакала, кричала и угрожала обойтись с Одри так же, как та обошлась с несчастной куклой.

Собравшиеся на шум матери были шокированы. Кэсси вела себя не как семилетний ребенок — она, скорее, напоминала разъяренного дикого зверька. И надо сказать, довольно опасного. Пока Одри и Лорна Бус вместе с Кассандрой ожидали извинений со стороны взбесившейся Кэсси, остальные поспешили убраться из комнаты. Одри смотрела на Кэсси со злобной улыбкой.

— Я не предполагала, что Кэсси может быть такой своенравной, — сказала Кассандра Лорне Бус. — Своенравной и упрямой, совсем как ее отец.

— Это Уолтер-то своенравный? Ты серьезно? — удивилась Лорна Бус и задумалась.

В конце концов Кэсси сдалась. Сначала она извинилась перед Одри за то, что приняла ее поступок за умышленный. Затем ей пришлось извиняться за то, что она напала на нее.

— Прости меня за то, что я вела себя как дикое необузданное животное, — старательно повторила она слова матери. Лишь после этого ей было позволено вернуться к себе в комнату.

В тот же вечер Кассандра поставила Барбару Джин на полку с другими куклами. Оттуда она укоризненно смотрела своими пустыми глазницами на спящую Кэсси и улыбалась крашенными кукольными губами.

— Барбара Джин будет стоять здесь, — сказала ей мать. — Это послужит тебе напоминанием не только о твоем дурном поведении, но и о твоем редком упрямстве.

От страха Кэсси всю ночь не могла заснуть. Даже в темноте ей мерещились темные глазницы. Следующей ночью заснуть ей удалось, но ее мучили беспрерывные кошмары. С тех пор, ложась спать, она стала отворачиваться от кукольной полки, а входя в комнату, старалась отвести от нее глаза. Об играх в куклы и вовсе не могло быть и речи.

В день восьмилетия гостей решили не звать, но Кэсси не расстроилась. Напротив, она была рада, что не придется приглашать Одри Бус. Зато ее мать соизволила наконец снять с полки Барбару Джин.

— Думаю, ты извлекла соответствующий урок. Твой отец был неисправимым упрямцем. Это исключительно неприятная черта, и мы обязаны тебя от нее уберечь.

Кэсси радовалась, что Барбары Джин больше нет, и словам матери не придала никакого значения. Ее воспоминания об отце были довольно смутными — он был добрым и ласковым, часто ее целовал и очень любил. В этом она не сомневалась. Что же касается Барбары Джин, то ее она никогда не забудет. Никогда.

Едва войдя в дом, Кэсси связалась с секретарем Гая. Иногда, очень редко, он оставлял для нее сообщение — что вернется домой поздно или что просит ее присоединиться к нему в таком-то месте, на такой-то вечеринке. Это, как правило, означало, что он хотел произвести на кого-то впечатление, продемонстрировать, что его жена — не обычная пышнотелая голливудская красотка, а классическая красавица, представительница старого, богатого и влиятельного калифорнийского рода. Она является как бы символом его собственной значимости. Именно этим она и была ценна для него.

Любезный голос на другом конце провода сообщил, что информации для миссис Гай Саварез оставлено не было. Кэсси отправилась на кухню и обнаружила в раковине несколько тарелок и чашку, оставленные Гаем. Она ополоснула их и положила в посудомоечную машину. Затем решила приготовить ужин, но тут же передумала. Пустая трата времени — все равно Гай никогда не ужинает дома. Она занялась уборкой: подмела пол и быстро протерла его влажной тряпкой. Полы в Блэкстоун Мэнор не мыли, а натирали. Но ее привычки не соответствовали обычаям, заведенным в поместье. Всю домашнюю работу Кэсси выполняла сама, когда возвращалась из музея. Для этого она разработала специальный график: один день пылесосила, другой — вытирала пыль и полировала мебель; один день внизу, другой — наверху. Дом был слишком большим, и управиться за один день было невозможно.

Отложив в сторону веник и тряпку, Кэсси представила, как удивленно подняли бы брови ее знакомые, узнав, что дочь Кассандры Хэммонд и жена Гая Савареза, только что подписавшего контракт, обеспечивающий заработком пять человек, не может позволить себе раз в неделю или хотя бы раз в месяц нанимать прислугу для уборки дома. Ей и самой это казалось немыслимым.

Стоя у изразцового кухонного стола, Кэсси ела йогурт прямо из банки. Это была сытная и богатая витаминами пища для тех, у кого отсутствовал аппетит. Поужинав, Кэсси пошла в свою комнату. Этого момента она ждала весь день. Она зажгла неяркий свет, налила полстакана виски и уселась на стул у окна, чтобы лучше видеть дом на склоне.

Зазвучит ли в нем когда-нибудь человеческий голос или смех? Вспыхнет ли свет, зажженный человеческой рукой? Или ему суждено оставаться таким же пустым, как ее душа?

Кэсси отхлебнула виски. Она знала, что поступает неправильно, даже противоестественно: живет в полупустом доме с совершенно посторонним, равнодушным к ней человеком, пытается выиграть сражение с женщиной, которая никогда не проигрывает. Это качество Кассандры Хэммонд известно всем.

Но теперь Гай запускает собственный сериал, и ее свобода скоро станет осязаемее. Наконец она сможет сказать: «Видишь мама, он не просто выскочка. Он добился настоящего успеха. Я сделала правильный выбор. И теперь могу себе позволить дать ему отставку. Теперь мне решать, как поступить».