— Почему она ревела?

— Не знаю. Она не сказала. Я ужасно расстроилась. У парня, с которым я связалась в тот раз, была копна великолепных черных волос, а когда мы пришли к нему, с его головы слетел парик, и, мало того, я заметила, что он снимает корсет. Представляешь, корсет! — Я изо всех сил старалась не рассмеяться. И после этого я прихожу домой и вижу этих двух очаровательных крошек. Их бросил отец, который предпочитает водить в зоопарк детей своей подружки вместо того, чтобы больше проводить времени с собственными детьми. А их мамаша рыщет повсюду в поисках приключений и настолько свихнулась, что ей кажется забавным трахаться с придурком, который носит корсет. И я подумала: «Слушай, Клео! А не пора ли прочистить тебе мозги?» — Меня коробило от ее высказываний, но я разволновалась. И готова была поддержать ее. — Что же, ты думаешь, я сделала? Я заставила себя пойти к новой знаменитости в нашем городе — к психиатру Гэвину Роту.

— Не похоже, чтобы это было его настоящее имя.

— Но это так. У Гэвина Рота может быть только настоящее имя. Более того, он точная копия Роберта Редфорда!

«Боже! Клео затеяла новую игру».

— Психиатр, который похож на Редфорда? Слишком сладко звучит, чтобы это было правдой. А какой он специалист? А что, если его красота заставит тебя позабыть о лечении?

— Я сама испугалась этого, когда увидела его. Я даже попыталась его совратить.

— Боже мой! Не может быть!

— Но это так, — не без гордости заявила Клео и улыбнулась. — Я попробовала. Но он не поддался. И он так хорошо держался, что через полчаса я уже перестала замечать его красоту, я хожу к нему три раза в неделю…

— Ничего себе! Не слишком ли часто? Я имею в виду, что, по сути, ты же совершенно нормальный человек, несмотря на…

— Конечно. Поэтому мой курс лечения не займет много времени. Чем серьезнее ты болен, тем дольше лечиться. И честно говоря, хоть мне и доставляет удовольствие смотреть на него, я бы не хотела, как некоторые, лечиться до конца дней моих. Сначала он не хотел назначать мне три сеанса в неделю. Но я настояла. Ты знаешь меня, я могу быть ужасно упрямой…

— Особенно, если собираешься кого-нибудь совратить…

Она так рассмеялась, что даже закашлялась.

— Я полагалась исключительно на свое умение убеждать. А что касается попытки совратить его, то это было только один раз, клянусь тебе. И он проигнорировал ее, как и подобает врачу. По-моему, такие ситуации возникают у него довольно часто. Как бы то ни было, после второго сеанса мне стало ясно, что я крутила со всеми подряд просто потому, что хотела поквитаться с матерью и Лео. Я поняла, что даже если расскажу матери, как переспала с десятком мужиков, она все равно не поверит, что ее маленькая Клео — грязная потаскуха. Кроме того, она так поглощена своим даласским ковбоем, что и вовсе не замечает меня. Тогда чего ради я стараюсь? Как бы она ни поступала в жизни, она всегда хотела только хорошего. И в этом суть. Так ведь? — Она откинулась на спинку стула и задумалась. Как и я. Почему Клео удалось так быстро и легко разобраться в своих отношениях с матерью? Так, чтобы и следа не осталось от былой обиды и негодования? А Кэсси… Кэсси ни на йоту не продвинулась в своих попытках одолеть всевластие матери. — Что касается Лео, то было просто глупо шляться по мужикам, чтобы насолить ему. Он и понятия не имеет, со сколькими кобелями я трахалась. Вот что мне следовало понять. Его волнуют только деньги, которые он выдает мне каждый месяц. И всякий раз, когда он выписывает чек, я стараюсь зацепить его за самое больное место. Месяц за месяцем я высасываю из него кровь. Так что, чтобы напакостить Лео, мне не надо трахаться со всей округой, унижаться, превращаться в потаскуху. Разве это принесло облегчение? Теперь у меня появился выбор. Я не стану уже больше принуждать себя.

Невероятно. Осознать все это за два сеанса.

— Но, может быть, ты и так это знала? И могла признаться себе в этом без помощи психиатра?

— Естественно. Просто он заставил меня выплеснуть все мои мысли наружу. Заставил понять, что я все это уже давно знала. А после третьего сеанса мне стало ясно, что я вовсе не ненавижу Лео!

Я чувствовала, что теряю уважение к доктору Клео. Насколько я понимала, это был шаг назад. Двадцать лет жизни Клео ушло на то, чтобы осознать, что она должна ненавидеть Лео.

— Он помог мне взглянуть на Лео другими глазами. Лео вовсе не чудовище. Он обычный придурок. Он прекрасный кинорежиссер, но тупой, бесчувственный, эгоистичный мерзавец. А мерзавцев не надо ненавидеть, просто от них надо держаться подальше.

— Значит, теперь в тебе не осталось ненависти к Лео. Ты решила, что каждый месяц будешь получать от него чек и держаться от него подальше?

— В основном, да. Но Гэвин… доктор Рот… считает, что я не то чтобы должна дружить с ним, просто мне следует относиться к нему дружелюбнее. Ради детей. Он их отец, а ситуация и так достаточно драматична для них. И теперь, когда Лео приходит к нам, я стараюсь поддерживать с ним приятную беседу, насколько мне это по силам.

— И о чем вы разговариваете?

Клео на секунду задумалась и рассмеялась.

— Он действительно мерзавец. Наш дом, как ты знаешь, считается совместной собственностью. Судья сказал, что не следует продавать дом и делить деньги, пока дети не вырастут и не поступят в колледж или вообще не заживут своей жизнью. Но сейчас, когда подскочили цены на недвижимость, Лео просто сгорает от нетерпения продать дом и получить барыш. В последний раз он пытался убедить меня, что мне самой не терпится переехать в другое место. Он так заискивал передо мной, что меня чуть не стошнило. «Где это написано, что Клео Мэйсон должна непременно жить в кирпичном доме на Лексингтон Роуд? — говорил он. — Или так решил сам Господь Бог? А что если ей больше понравится в многоквартирном доме на Марина дель Рей?»

— Вот уж и вправду мерзавец, — пробормотала я. — И ты не разозлилась на него?

— Нет. Потому что на самом деле это смешно. Вот в чем суть. Смешно наблюдать, как он стелется передо мной, как он раболепствует, чтобы убедить меня. Многоквартирный дом… Я ответила ему, что при всем своем желании поселиться там, и в угоду своим прихотям забирать детей из школы в Беверли-Хиллз, тащить их в другой район не могу.

— А что еще говорил Лео? Может быть, что-нибудь о съемках? — невинно спросила я, незаметно перескочив на интересующую меня тему.

— Да. Он заявил, что Сюзанна и Гай играют просто изумительно. Ему до сих пор не верится, что у нее так здорово получается. По его словам, она будто бы пребывает в некоторой прострации, но, возможно, поэтому так хорошо держится перед камерой. Она впитывает буквально все, что он ей говорит. Словно начинает с нуля и готова двигаться по нарастающей, в сторону десятки.

Я вспомнила страх, промелькнувший во взгляде Сюзанны, когда ее обнял Бен, и у меня появились собственные соображения насчет того, почему Сюзанна так хорошо работает перед камерой. По-видимому, реальная жизнь казалась ей настолько невыносимой, что хотелось убежать от нее, и, войдя в роль героини фильма, она будто бы растворилась в другой, воображаемой, жизни. Но мне не хотелось об этом думать.

— Значит, Лео считает, что съемки идут как надо?

Клео кинула на меня быстрый взгляд.

— Я не говорила, что он так сказал. Он только заметил, что Сюзанна играет великолепно, что она превратилась в настоящую актрису. — Казалось, она хочет признаться мне в чем-то, но никак не может подобрать нужных слов, чтобы выразить это потактичнее. — Трудно снимать фильм в тех условиях, в которых им приходится работать: сначала Сюзанны нет нескольких месяцев, а теперь Бо. Можно снимать только те сцены, в которых они не заняты. И в конце концов это влетает в копеечку. А что говорит Тодд?

Я улыбнулась и пожала плечами.

— Ты же знаешь Тодда. Он не любит обсуждать дома свои студийные дела. Он бережет мои нервы.

— Догадываюсь, — произнесла она и, поколебавшись, добавила: — Вообще-то я тебе еще не все рассказала.