Литмир - Электронная Библиотека
Я не пиит, а только воин,
В устах моих нескладен стих.

Вероятно, «Кулакияда» была первой пробой пера будущего поэта.

За все тринадцать кадетских лет Рылеев ни разу не покинул столицы. Его, конечно, навещала мать, которая по зимам жила в Петербурге, в доме Петра Федоровича Малютина на Васильевском острове. До 1810 года какое-то время провел в Петербурге отец, вообще живший в Киеве и управлявший там имением князя Сергея Федоровича Голицына. Около 1810 года Анастасия Матвеевна Рылеева привезла в Петербург свою приемную дочь, Анну Федоровну, и поместила ее в пансион Рейнбота — сводные брат и сестра изредка виделись. В письмах к отцу Рылеев просил денег не только для себя, но и для «любезной сестрицы».

Письма Рылеева к отцу наполнены просьбами о присылке денег на книги и другие надобности, а в ожидании выпуска — о крупной сумме для приобретения полной офицерской экипировки. «В бытность вашу в Петербурге, когда вы мне давали деньги, то я всегда употреблял на книги, которых у меня набрано 15», — пишет Рылеев в апреле 1810 года. Но с этих пор и до самой своей смерти в 1814 году Федор Андреевич ни разу не отозвался на просьбы сына и почти не отвечал на его письма. Вряд ли он делал так из жестокосердия, скорее всего он был беден и не решался признаться в этом сыну. А мать… «Уведомляю вас, — пишет Рылеев отцу в том же 1810 году, — что матушка терпит нужду в деньгах, которые она должна в ломбард, но сделайте милость, не говорите, что я вас уведомил». В 1811 году: «Любезный батюшка… сделайте милость, не позабудьте мне прислать денег также и на книги, потому что я, любезный батюшка, весьма великой охотник до книг».

В декабре 1812 года, когда остатки наполеоновской армии были прогнаны за Неман, в корпусе пронесся слух о досрочном выпуске лучших кадет в офицеры. «Слышно, что будет выпуск в мае месяце будущего 1813 года, — пишет Рылеев отцу. — Мои лета и некоторый успех в науках дают мне право требовать чин офицера артиллерии… который мне также лестен, но ничем другим, как только тем, что буду иметь я счастие приобщиться к числу защитников своего отечества». В связи с этим Рылеев просит отца прислать две тысячи рублей на «два мундира, сюртук, трое панталон, жилетки три, рейтузы, хорошенькую шинель, шарф серебряный, кивер с серебряными кишкетами, шпагу или саблю, шляпу или шишак, конфедератку, тулуп и прочее», а также пятьдесят рублей, «дабы нанять… учителя биться на саблях».

У отца не было денег. Но тут, после почти двухлетнего молчания, он решил ответить сыну, вспомнив, что и бедные офицеры без мундира не остаются. «Приятнее, — пишет он, — будет видеть тебя, вместо двух дорого стоящих, в одном и от казны даемом мундире».

Письмо Рылеева от 7 декабря 1812 года любопытно тем, что он обработал первую его половину литературно, по образцу сентименталистских романов в письмах (Ричардсона, Руссо, а также их многочисленных русских подражателей).

В ближайшие два-три года Рылеев продолжит работу в этом направлении, уже отчетливо имея в виду образец эпистолярной прозы — «Письма русского путешественника» Карамзина (в 1815 году Рылеев создаст цикл «Писем из Парижа»). В первой части письма Рылеева сквозь книжную риторику о бедности, обвитой «златыми цепями вольности и дружбы», о том, что «в свете» «несчастия занимают первое место, за ними следуют обманы, грабительства, разврат и так далее», слышатся пророческие нотки: «Иди смело, презирай все несчастья, все бедствия, и если оные постигнут тебя, то переноси их с истинною твердостью, и ты будешь героем, получишь мученический венец» — так говорит Рылееву его «сердце» наперекор «уму», заклинающему молодого человека избегать страстей и бурь жизни.

Личность Рылеева в это время складывается со всей определенностью — романтическая страстность, окрашенный гражданской честностью и гражданским мужеством патриотизм вспыхнули в его душе, чтобы уже не угасать. Так, в первом своем вполне серьезном и с известным мастерством написанном стихотворении «Любовь к Отчизне» (с подзаголовком «ода»), возникшем в связи со смертью фельдмаршала Кутузова, последовавшей 3 апреля 1813 года, он уже сливает вместе два родственных понятия: патриотизм и гражданственность.

В 1814 году, уже перед самым своим выпуском из корпуса, Рылеев написал стихотворение «На погибель врагов». Париж еще не был взят, но судьба «вождя галлов» была решена:

Смотрите: нет врагов кичливых,
Прешедших россов покорить…

Так начинался Рылеев-поэт. Оба эти произведения малооригинальны, но искренни, и начал он со стихотворений именно патриотических. Здесь слабый исток будущей могучей реки: в этих стихах уже прозвучало слово гражданин, решившее в его судьбе и в связях ее с судьбой России всё.

В кадетском корпусе стихи Рылеева имели успех — друзья переписывает их в свои тетрадки. Иногда эти тетрадки представляли собой что-то вроде альманахов — тут были и проза, и стихи — лирика, басни, эпиграммы. Рылеев оставил друзьям свою такую тетрадь, в и ей были переписаны как чужие стихи (например, известная песня Раича «Не дивитесь, друзья…»), так и его собственные сочинения — два прозаических отрывка (статья «Причина падения власти пап» и как бы развернутый план стихотворения — «Победная песнь героям») и несколько стихотворений. Когда Рылеев покинул корпус, кто-то из оставшихся в его стенах кадет, может быть, его друзья, тоже писавшие стихи, Боярский или Фролов, сделал под сочинениями Рылеева такие рифмованные подписи:

…Сии стихи писал Рылеев, мой приятель,
Теперь да защитит его в войне Создатель.
…Кто это старался сочинять,
Пошел врагов уж тот карать.
…Тебе достойным быть сей песни, о Рылеев,
Ты будешь тот герой! — карай только злодеев.

Русской армии нужны были офицеры. В 1812 году в Первом кадетском корпусе состоялось три выпуска, столько же в следующем; за два года выбыло в армию около четырехсот воспитанников. Кадеты, так же как и воспитанники Царскосельского лицея, волновались, провожая старших «братьев», мечтали о подвигах и «в сень наук с досадой возвращались», как вспоминал об этом времени Пушкин в стихотворении «Была пора: наш праздник молодой…» (1836).

Дождался своего часа и Рылеев — 1 февраля 1814 года ой был выпущен прапорщиком в конную роту № 1 Первой резервной артиллерийской бригады. Товарищи шумно провожали его, уже одетого в офицерский, конечно, казенный мундир. Декабрист Михаил Пущин, «бывший тогда в младших классах корпуса, вспоминал это прощание Рылеева: «Он становился на ставец, чтобы всех видеть и всем себя показать, произносил восторженные речи».

Эконом Бобров вручил Рылееву неизбежное «приданое» — белье и серебряные ложки.

Рылеев увиделся перед отъездом с матерью, сестрой и другими родными. Служитель, один из описанных Рылеевым в «Кулакияде» («Тулаев… Зайцев, Савинов, с рябою харею Миняев… Затычкин и Смирнов»), поставил в зимний возок сундучок с его вещами и книгами… Может быть, шел снег… или был ясный день и мороз… Возок мчался через Исаакиевский мост на Сенатскую площадь. Медная пятерня Медного всадника как бы поворачивалась за ним, словно раздумывая — благословить или прихлопнуть.

3

…Свежий ветер огромного пространства Европы летел навстречу Рылееву. Герцогство Варшавское, Пруссия, Саксония, Вюртемберг, Бавария, Швейцария… Сразу после тринадцатилетнего затворничества в «кадетском монастыре» — такой размах, такие события, такая бездна нового! Конечно, молодой офицер боялся, как бы без него не закончилась война. Он пылал нетерпением принять участие в окончательном ниспровержении вождя галлов…

4
{"b":"163157","o":1}