«Родина ждет вас на фронт. Вы нужны ей, бойцы, командиры! Жены, матери, дети ждут вашей защиты. Бегите! Лучше смерть от пули в побеге, чем смерть от голода в лагере…
Есть слух, что всех пленных хотят увезти в Германию. Там нас ожидает голодная смерть, в рабстве, вдали от родины!»
Слова, которые Баграмов писал, разжигали его самого, рисовали перед его воображением путь, уводящий в леса, где советские люди в неравной борьбе в тылах у врага помогают армии бить фашистов, путь, ведущий через разоренные села и города к фронту, где родина копит силы для смертельного удара по гитлеровцам.
Глава седьмая
И в рабочем лагере летом жить стало тоже полегче: и само по себе тепло сохраняло людские силы, и та же протухшая требуха, которую продолжали варить на лагерной кухне, подкрепляла изголодавшихся пленников.
Встревоженные ростом числа побегов из лагеря, немцы стремились теперь разъединить сдружившихся за зиму людей и для того без конца перетасовывали отдельные рабочие команды.
После истории с Зубовым, а затем самоубийства старого инженера Лермонтова немцы уже не ставили больше «комбата» из пленных обитателей того же рабочего барака.
За распорядками, за расстановкой людей по рабочим командам и отправкой на работы наблюдали «коменданты» бараков, которых теперь назначал «русский комендант полиции» — Мотька. Это все была беспощадная и корыстная сволочь.
Чтобы остаться вместе в рабочей команде, Бурнину и Сергею приходилось изворачиваться, хитрить, комбинировать, во время работ выменивать у жителей сало для коменданта барака…
У них было все припасено к побегу — ножницы для колючей проволоки, сухари, небольшой запас сала, крепкая обувь, ватники, гражданские цветные рубахи и пиджачишки. Свято берёг Анатолий и прощальный подарок старого военинженера — компас. Оставалось зайти в лазарет, проститься с Варакиным и попросить у него на дорогу маленький аптечный пакетик на случай ранения или болезни да поджидать подходящего времени, темной ночи, лучше всего — с воздушной тревогой, которая загоняла немцев в убежища.
Режим рабочего лагеря изменился: теперь позже темнело, и пленникам разрешалось, пока было светло, то есть до самого сна, сидеть вне бараков или находиться в чужом бараке.
Под закатным солнцем, на разогретом за день песке лагерной площади, пленные сидели такими же кучками, как, бывало, зимой у коптилок в бараке, занимаясь каждый своим ремеслом, силясь из ничего получить хоть какой-нибудь заработок.
Бурнин, который успел уже заработать здесь прозвище Толя-сапожник, а у немцев-солдат — «гроссшумахер», [36]трудился над починкою пары сапог, принесенных санитаром. Он сидел в одиночестве, так как его «колхоз» в тот вечер как-то разбрелся в разные стороны.
— Закурим, товарищ! — сказал, опускаясь на землю возле него, старшой железнодорожной команды с парой ботинок в руках.
Этого сероглазого, с дружелюбной улыбкою, еще молодого человека богатырского сложения Бурнин видел издали ежедневно. Но им никогда не случалось сойтись и заговорить.
Анатолий поднял глаза.
— Посмотрите насчет починки, — сказал тот, протянув свою обувь.
Бурнин отложил работу и взялся осмотреть заказ.
— Товарищ майор, — тихо заговорил заказчик, — не удивляйтесь моей откровенности: кому-нибудь из нас надо же было начать, а то так и будем вразброд, а нам срочно надо сплотиться. Я — капитан артиллерии.
— Очень приятно, что вы капитан. Но я — рядовой боец, — возразил Анатолий.
— Вот это как раз и не важно, — ответил его собеседник. — Пожалуй, тут звания не играют серьезной роли. А разговора нам с вами все равно не избегнуть, — упрямо добавил он.
— Так в чем же сплотиться? — спросил Бурнин, ковыряя ногтем подошву принесенного ботинка.
— Нашей команде стало известно, что весь лагерь будет отправлен в Германию. Мы решили «нах Дойчланд» не ехать. А вы?
— Без закурки тут ничего не решишь, — сказал Анатолий, косясь направо-налево, нет ли свидетелей разговора.
Он отложил ботинки и молча начал свертывать папиросу.
— Так как же? — спросил капитан.
Анатолий пожал плечами. Сказать или не сказать капитану, что лично для него предстоящая отправка в Германию уже не играет роли? Может быть, этот парень собирается звать его с собою в побег? Что же, крепок, здоров, в железнодорожной команде ребята все крепкие!..
Эта команда — сильные, ловкие люди — всегда вызывала общую зависть тем, что, так или иначе, на работе все они ухитрялись добыть добавку к лагерному питанию.
«Небось у него и запасец хороший к побегу, — подумал Бурнин. — Но если он ждет, что я с ним пойду один, без Сергея, то пусть не старается! Вот если он согласится третьим быть в группе с нами двоими, то дело иное!..»
— Вы же, товарищ, не просто пришли за советом, ехать или не ехать! — сказал Анатолий, закурив папироску. — У вас есть предложение? Начали — так кончайте!
Он опять покосился по сторонам и взял в руки ботинки, делая вид, что осматривает заказ.
— Послезавтра пойдет эшелон, в котором будет увезено триста человек. Через неделю возьмут еще триста. Значит надо спешить за ворота, — сказал капитан.
Анатолий без слов протянул ему руку.
— Нет, вы слушайте дальше, — продолжал его собеседник. — Партизаны придут нам на помощь. В момент нападения партизан мы пойдем на прорыв из лагеря. Надо готовить людей к прорыву. Согласны? За вами связь с лазаретом — с врачами и санитарами…
Бурнин смотрел на него ошалело. Он собирался просто уйти в побег, уйти с испытанным другом, с Сережкой, которого полюбил, с которым готовился и которому верил. Он был готов включить в группу и этого капитана. Но о массовом броске на прорыв, о связях лагеря с партизанами он просто не думал… Не авантюра ли это? Люди погибнут напрасно…
Анатолий молчал.
— Что же вы? Не согласны? — спросил капитан в нетерпении…
— Трудно решать, — возразил Бурнин. — Ведь голые руки. Лопаты да ломы — вот все и оружие… А тут пулеметы и автоматы… При неудаче весь лагерь ведь будет расстрелян… Ведь люди!..
— В нашей команде есть пять гранат, — сказал капитан. — Конечно, не много, но если их экономно расходовать… Одну — по главным воротам, две — в ближние пулеметные вышки, две — на прикрытие… А может быть, в лазарете найдется оружие?
— M-м… да! — произнес Анатолий. — Неожиданно это. Мы с другом завтра собрались в побег… Ваш план, конечно, все дело меняет.
Капитан хотел что-то еще ответить, но в это время раздались свистки полицейских — отбой. После свистков уже всякое движение прекращалось. Обращать на себя внимание было опасно.
— Завтра после работы ответ. Меня зовут Павел. Пока.
Бурнин едва ответил согласным кивком головы, как его собеседник исчез в толпе людей, торопливо расходившихся по баракам…
Анатолий тотчас же, как легли спать, сообщил о своем разговоре Сережке.
— Вот это да, товарищ майор! Вот это порядок! — восторженно зашептал Сергей. — Не просто вдвоем к партизанам, а целым лагерем. Здорово, а!
Прошло минут десять, и снова Сергей повторил:
— Это здорово!
— Спи ты, черт, не болтай! — останавливал друга Бурнин.
Но сам он тоже не мог спать спокойно. Бурнин мучился сомнениями. С одной стороны, на нем лежал долг старшего командира — принять участие в руководстве боевой операцией бойцов Красной Армии. С другой стороны, все оружие — пять гранат, ломы, лопаты да кирпичи… Даже если удастся снять два пулемета с вышек… Нет, два пулемета — это уже кое-что… И партизаны, конечно, будут с оружием… Значит…
Но Анатолий не мог прийти к выводу.
С утра увидать Сашку-шофера или варакинского Кузьмича подкараулить у кухни Анатолию не удалось. До работы продолжить какой-нибудь разговор с кем бы то ни было не осталось времени. А на работе в тот день все опрокинулось.
При перекурке солдат-конвоир добродушно окликнул Анатолия:
