– Питер! – резко зовет меня Эмили.

– Что? – Я выныриваю из воспоминаний.

– Ложитесь в постель. Немедленно. Я буду следить за вашими показателями. Если ваше состояние хоть немного ухудшится, мне придется вызвать «скорую». Здесь я не смогу обеспечить вам надлежащий уход.

– Сначала я должен поговорить с Андреем, – настаиваю я, и мой голос звучит как будто издалека.

Эмили отворачивает стеганое одеяло на кровати и твердо берет меня за руку.

– Спите, – приказывает она, укладывая меня в кровать. – Андрей недалеко, и он никуда от вас не денется. Повидаетесь попозже.

У меня к ней огромное количество вопросов – о Владимире, об обвинениях Дэвиса, о Лимане. Эмили укутывает меня в одеяло и нежно гладит мой лоб. Ее подушка пахнет цветами. Глаза у меня закрываются сами собой, и я проваливаюсь в темноту.

Меня будит сильный стук в дверь.

– Приходите позже! – кричу я, думая, что нахожусь в Гарвардском клубе.

– Открывайте, Питер, – требует женский голос. – Это Тиллинг.

Охваченный паникой, я рывком сбрасываю с себя покрывало и делаю инстинктивное движение по направлению к окну. Уже почти полностью стемнело, и на пляже мигает ярко-красными огнями патрульная машина округа Саффолк. Вот черт. Тиллинг снова стучит.

– Давайте, Питер. Не вынуждайте нас взламывать дверь.

Я отодвигаю задвижку. Тиллинг и Эллис стоят в коридоре, позади них маячит какой-то высокий полицейский. Я удивлен, что они не достали оружие из кобуры.

– Как вы меня нашли? – спрашиваю я, и в моем голосе звучит отчаяние.

– Администратор сообщил нам, что вы ввалились сегодня утром и выглядели, как бродяга. Он видел вашу фотографию в утренней газете. Глупо было убегать от нас. – Она окидывает меня взглядом. – Симпатичные «боксеры». Отвратительные синяки.

– Вы не против, если я оденусь?

– Вы не против, если мы войдем?

– Как пожелаете. – Да она просто смеется надо мной.

– Подождите здесь, – приказывает Тиллинг высокому полицейскому и вместе с Эллис заходит в комнату. Эллис закрывает дверь, прислоняется к ней спиной и злобно таращится на меня. Тиллинг садится на стул у стола. На обеих та же одежда, что и две ночи тому назад – на Эллис – ее аргентинский наряд, на Тиллинг – длинная куртка с капюшоном. Нас всего трое, но свободного места в комнате совсем не осталось. Я открываю шкаф напротив стола, чтобы взять одежду, смущенный тем, что за мной наблюдают. Я все еще не могу двигать левой рукой, и мне приходится сесть на кровать, чтобы надеть брюки.

– Кто вас избил? – спрашивает Тиллинг.

– Я не собираюсь делать заявления в отсутствие адвоката.

– Здесь какая-то записка, – говорит Тиллинг, поднимая со стола листок бумаги. – Подписана кем-то по имени Эмили.

– Это совершенно не ваше дело, – слабо протестую я, зная, что стоит им захотеть, и они смогут даже порыться в моих вещах.

– «Вернусь в шесть, – читает Тиллинг. – Состояние стабилизировалось. Не перенапрягайтесь».

Она поднимает листок, чтобы Эллис тоже могла прочитать его. Эллис достает из кармана небольшой цифровой фотоаппарат и фотографирует записку; вспышка ослепляет меня.

– Сними также и пару его синяков, – командует Тиллинг.

Эллис направляет фотоаппарат на меня и делает еще несколько снимков. Я не в той ситуации, чтобы возражать.

– Итак, – Тиллинг кладет записку обратно на стол, – Эмили – та самая, кого мы искали? Та женщина, с которой вы изменяли Дженнифер?

– Она тут ни при чем, – сердито отвечаю я. – Я с ней недавно познакомился. Она врач, работает в Москве.

– Быстро же вы справились. У вас явно талант охмурять женщин.

– Вам что, нравится издеваться надо мной? – Я встаю с кровати, чтобы застегнуть пояс.

– Я скажу вам, что бы мне действительно понравилось, Питер, – горячо произносит Тиллинг. – Мне бы действительно понравилось, если бы вы ответили на пару вопросов. Мне бы хотелось, чтобы хотя бы раз разговор с вами не стал бы пустой тратой времени.

Ее слова застают меня врасплох.

– Разговор? Что вы имеете в виду? – уточняю я. – Разве вы не арестовываете меня?

– Может быть, – ровно отвечает она, бросив быстрый взгляд на Эллис.

– Я не понимаю.

– Есть вероятность того, что вам удастся улучшить свое положение. Но вы должны поговорить со мной. Прямо сейчас.

Трудно сдерживаться, когда у тебя неожиданно появляется надежда. Я должен быть осторожен; я хочу верить в то, что из создавшейся ситуации есть выход, а Тиллинг достаточно умна, чтобы суметь воспользоваться моей уязвимостью. Я снова опускаюсь на кровать, надеваю рубашку и пытаюсь придать себе спокойный вид.

– Вы можете задавать свои вопросы, – заявляю я. – Однако я ничего не обещаю.

Тиллинг достает из карманов диктофон и маленький блокнот, включает диктофон и ставит его на кровать между нами.

– Детективы Тиллинг и Эллис допрашивают Питера Тайлера в гостинице «Оушн Вью инн» в Монтоке, Нью-Йорк. Десятое декабря, семнадцать часов двадцать три минуты. Мистер Тайлер, вам уже зачитывали ваши права. Вы помните эти права?

– Да.

– Вы и сейчас отказываетесь от права на адвоката?

– Только на время этого допроса.

– Вы знакомы с Энтони Ромми, бывшим детективом полиции округа Уэстчестер?

– Да. Но при чем тут может быть Ромми? – Я чувствую какой-то подвох.

– Пожалуйста, просто отвечайте на мои вопросы. Когда вы в последний раз видели мистера Ромми?

– Не знаю. Может быть, месяц назад. В машине на улице возле моего дома.

– И после этого вы его не видели?

– Нет.

– Вам известно что-либо о передвижениях мистера Ромми или о его действиях за последние двадцать четыре часа?

– Нет. Он звонил мне три или четыре дня тому назад и сообщил, что находится в городе Брансуик, Огайо, где я вырос. С тех пор я ничего о нем не слышал.

Тиллинг делает пометку в блокноте: «Брансуик».

– Платили ли вы или любым другим способом поощряли кого-либо следить за передвижениями мистера Ромми или за его действиями в какой-либо момент за последние три месяца?

– Нет. Я нанимал частного детектива, чтобы он проверил досье Ромми, еще до похорон моей жены, но с тех пор – нет.

– Известно ли вам, кто бы мог желать зла мистеру Ромми?

– Да. Думаю, этого желают все, кто с ним когда-либо сталкивался, включая меня и вас. А почему вы задаете все эти вопросы о Ромми?

– Известно ли вам, кто особенно желал зла мистеру Ромми?

– Нет.

– Можете ли вы сообщить мне, где вы находились вчера между одиннадцатью часами утра и семью часами вечера?

– Да.

Она ждет ответа, а затем вздыхает.

– Вы скажете мне, где вы находились вчера между одиннадцатью часами утра и семью часами вечера?

– Нет, – отвечаю я, чувствуя, как исчезает надежда. От этого допроса мне не стоит ждать ничего хорошего. – Пока нет. Но со мной были люди. Разные люди. У меня надежное алиби на большую часть времени.

– Бывали ли вы когда-нибудь в зоне отдыха между выездами номер пятьдесят один и пятьдесят два на экспресс-шоссе Лонг-Айленда, в городе Хантингтоне?

– Возможно. Я не знаю. Я провожу не много времени на Лонг-Айленде, но я наверняка проезжал это место.

– Вчера вечером водитель грузовика обнаружил мистера Ромми в картонной коробке на этом участке. Мертвого. Известно ли вам что-нибудь о его смерти, есть ли у вас предположения о том, кто бы мог убить его?

Я открываю рот, чтобы сказать, как я шокирован, но снова закрываю его. Тиллинг все это время водила меня за нос. Она собирается арестовать меня за два убийства: Франко и Ромми.

– Так как? – прерывает мои размышления Тиллинг. – Вы хотите сделать заявление?

– Хочу, – тихо отвечаю я. – И после этого вы от меня ни слова не услышите. Я не имею никакого отношения к смерти Ромми. Я не имею никакого отношения к смерти Франко. И я не убивал свою жену. Вот и все. А теперь давайте, арестовывайте меня.

– Не надо так спешить. – Тиллинг выключает диктофон и кладет его в карман. – Официальная часть на этом закончена. А неофициальная… Думаю, вам интересно будет узнать, что благодаря Ромми с вас снимаются все обвинения в смерти Франко.