– Мне нужно идти, – снова говорю я.

– Вы действительно хорошо себя чувствуете? – переспрашивает он и недоверчиво смотрит на меня.

– Абсолютно, – отвечаю я. Андрей – моя единственная надежда. Я должен поехать на Лонг-Айленд и найти его, прямо сейчас, до того как меня найдет полиция.

– Я провожу вас на улицу, – говорит мистер Розье. – Пошел снег, так что ступеньки скользкие.

Подгоняемый ветром, снег кружится в свете моих фар, а я быстро, но осторожно еду на восток по пустынному Монтокскому шоссе. По обе стороны от дороги на бывших картофельных полях стоят безжизненные однообразные домики, и призрачные олени включают автоматическое сторожевое освещение, передвигаясь от одного двора к другому, чтобы попировать, поедая фигурно подстриженные кусты. В машине Тенниса жуткий холод. Мои руки, лежащие на руле, уже онемели. Если бы не обогреватель сиденья, у меня уже была бы гипотермия. Теннис очень неохотно отдал мне ключи, заявляя, что я не в состоянии вести машину, и повторяя, что он был бы счастлив поехать со мной. Я был резок с ним; я слишком торопился убраться из города и даже не пытался объяснить ситуацию.

У меня тихо работает радио, настроенное на волну новостей. Электронные часы пищат одиннадцать, и задыхающаяся от волнения ведущая читает пресс-релиз окружного прокурора Уэстчестера, в котором меня называют вооруженным преступником, разыскиваемым в связи с подозрением в двух убийствах. Бдительных граждан просят звонить по указанному телефону, если они заметят кого-нибудь, подходящего под мое описание, и предупреждают, что я опасен. Диктор обещает интервью с окружным прокурором в прямом эфире завтра, в восемь часов утра. В кровь у меня выбрасывается мощная порция адреналина, и мне приходится приложить усилия, чтобы не вдавить акселератор, как только мое подсознание начинает визжать об опасности, как сработавший сигнал пожарной тревоги. Трясущейся рукой я выключаю радио, и на меня снова наваливается чувство нереальности происходящего. Как моя жизнь докатилась до этого?

Телефон в машине Тенниса звонит, и я подпрыгиваю от неожиданности. Свой телефон я выключил, боясь, что полицейские отследят сигнал. Телефон звенит шесть раз, замолкает и снова звонит. Это, должно быть, Теннис – хочет, чтобы я объяснил ему только что прозвучавшие новости. Я неохотно нажимаю на кнопку микрофона на руле, поскольку больше не могу выносить этот звон.

– Я сейчас не могу говорить, Теннис.

– Питер, это ты?

Я не угадал. Это Катя.

– Откуда у тебя этот номер? – Я не ожидал услышать ее голос. Как бы я ни хотел избежать обсуждения убийства Франко, я все же рад, что она позвонила. Позже у меня может не быть возможности рассказать ей то, что она должна знать.

– Мне дал его Теннис.

– Почему ты решила позвонить ему?

– Он единственный друг, о котором ты когда-либо упоминал, – устало отвечает Катя. – Где ты?

– В его машине.

– Очень смешно. А где его машина?

– На Лонг-Айленде. А ты где?

– В Чикаго. В гостинице «Четыре сезона». Погода нелетная, и аэропорт закрыли, так что домой я доберусь не раньше чем завтра. Возьми трубку.

– Не могу. Я веду машину одной рукой. Ушиб левую руку.

– Сильно?

– Пустяки, пара синяков.

– У меня тоже был дурацкий день, – отвечает она, произнося некоторые слова невнятно. Похоже, она еще не знает, что меня разыскивает полиция.

– Ты получила голосовую почту?

– Нет. Только e-mail от Дебры о том, что ты звонил, и срочное сообщение от матери. Она хотела, чтобы я поговорила с ней, прежде чем звонить тебе. А что?

Мне становится немного легче от того, что Катя позвонила мне до того, как связалась со своей матерью.

– Поскольку я не смог отыскать тебя, я поехал к ней. И сказал ей, что знаю, почему Андрея уволили.

Катя вполголоса ругается.

– Расскажи мне все.

Я начинаю говорить, но потом замолкаю. Катя – руководитель высокого ранга в «Терндейл». Чем больше ей станет известно, тем меньше свободы маневра у нее будет.

– Будет лучше, если я изложу все как гипотезу – никаких имен и никаких деталей.

– Все настолько плохо? – Она сразу же понимает меня.

– Да.

На том конце провода лед звенит о бокал: это Катя сжимается, чтобы не дать себя разжалобить.

– Давай продолжай, – решительно говорит она.

– Предположим, что руководитель высшего звена, работающий на акционерную компанию, занимающуюся инвестициями, начинает использовать деньги компании для покупки ценных бумаг, которые он предварительно подделал. Предположим, что суммы выросли до такой степени, что ситуация угрожает уничтожить репутацию и бизнес компании.

– Не верю, что руководитель высшего звена мог так поступить, – возражает Катя.

– Предположим, у него были личные инвестиции, которые не были успешны. Возможно, он позаимствовал небольшую сумму и играл на рынке, пытаясь покрыть траты. Возможно, ему не повезло.

Катя молчит. Растратчик, действующий из лучших побуждений, – слишком часто встречающаяся фигура в финансовом мире: доверенный работник похищает пару баксов для покрытия насущных потребностей, возвращает их, а потом снова похищает деньги, но честно собирается компенсировать все, что взял, даже несмотря на то что «позаимствованные» суммы уже значительно выходят за рамки того, что он может выплатить.

– Однако если бы этого руководителя уволили, – медленно говорит Катя, – скажем, после того как глава компании понял, что произошло, тогда глава компании, согласно закону, должен был бы пригласить инспекторов и все им честно рассказать. И мошенничество стало бы известно всем.

– Может быть, глава компании не хочет отвечать за последствия. Может быть, он решил умолчать о мошенничестве, считая, что если никто не узнает о случившемся, он сумеет продать свои акции в компании по завышенной цене, а затем использовать вырученную сумму, чтобы покрыть необъявленные растраты.

Снова воцаряется длительное молчание.

– Я вешаю трубку, – заявляет Катя. – Я должна связаться с Уильямом.

– Подожди. Я уже с ним поговорил.

– Когда? – Похоже, она в замешательстве.

– Сегодня. Он перехватил голосовую почту, которую я тебе оставил, и приказал Дебре пригласить меня к тебе в офис. Мы встретились в зале заседаний правления в «Терндейл», и он все подтвердил.

– Уильям отслеживает мою голосовую почту?

– С тех пор как исчез Андрей. Ты должна быть осторожной, Катя. Терндейл опасен.

– Не преувеличивай, – резко отвечает она. – И так все просто ужасно. Что бы Уильям ни сделал, он не гангстер.

Я не хочу расстраивать ее больше, чем это необходимо, но она должна понимать, с чем ей придется столкнуться.

– На Уильяма работает один здоровяк по имени Эрл. Бывший полицейский?

– Бывший фэбээровец. А что?

– Уильям очень хотел убедить меня помалкивать о том, что я узнал. Эрл ему помог. Вот почему я веду машину одной рукой.

– Ты хочешь сказать, что Эрл тебя ударил? – недоверчиво переспрашивает Катя.

– По приказу Уильяма.

– Боже мой… Ты как?

– Жить буду. – Я не хочу признаваться ей, как сильно я пострадал.

– Погоди минутку.

Я слышу, как она кладет трубку на твердую поверхность, а потом раздается звук льющейся воды. Снег идет еще сильнее, и я пытаюсь разобраться с рычагами на рулевой колонке, чтобы заставить «дворники» работать быстрее.

– Я вернулась, – говорит Катя.

– Все нормально?

– Сейчас не важно, как я себя чувствую, – кратко отвечает она. – Что ты делаешь на Лонг-Айленде?

– У меня появилась ниточка к Андрею.

– Питер, послушай меня. Я хочу, чтобы ты поехал домой.

– Это даже не обсуждается.

– Не спорь со мной, – просит Катя. – Не надо было мне впутывать тебя. Я повела себя, как трусиха. Надо было самой встретиться с Уильямом лицом к лицу.

– Я рад, что ты этого не сделала. Потому что если бы Уильям или Эрл обидели тебя, мне пришлось бы что-то со всем этим делать и это сорвало бы все мои планы.