– Хорошо, пусть будет растратчик, – предлагаю я, не желая вдаваться в подробности. – На эти деньги он играл на бирже, думая, что выигрыш пустит на содержание клиники и вернет основную сумму до того, как кто-нибудь догадается о его поступке. Он ошибся с прогнозами, поэтому удвоил ставку. К тому моменту, когда он перестал играть, он проиграл миллиард долларов. Он запаниковал. Его репутация, работа Кати, компания Уильяма – все висело на волоске.

Я замолкаю, выжидая, не отреагирует ли она на упоминание имени Уильяма. Мне любопытно, что же на самом деле произошло между ними.

– Продолжайте, – говорит миссис Жилина бесцветным голосом.

– Думаю, именно на этом этапе Андрей обратился к вам. Он сознался в том, что сделал, и вместе вы придумали, как все исправить. Выход из ситуации подсказали картины из коллекции Линца. Должно быть, вы узнали, где они спрятаны, когда учились у фон Штерна. Вы договорились с Уильямом обменять коллекцию на его пакет акций, а затем либо продали акции, либо заняли под них деньги, чтобы выкупить фальшивые ценные бумаги. И проблема решена – или вы так посчитали.

– Что вы имеете в виду, когда говорите «вы так посчитали»?

– Уильям владел контрольным пакетом акций. Мелкие держатели акций «Терндейл» непременно подадут коллективный иск на чудовищную сумму, чтобы выяснить, что именно Уильям выручил за свои акции, и будут настаивать на получении соответствующей компенсации. Может всплыть вся комбинация. Андрей мог бы и догадаться об этом. Ему бы следовало сначала проконсультироваться с юристом, специализирующимся на законодательстве по ценным бумагам.

– А если Уильям просто пожертвовал свои акции благотворительной организации?

Ее вопрос нарушает ход моих мыслей.

– Вы отдали картины Уильяму, – неуверенно начинаю я. – А затем поручили банку-депозитарию передать его акции этой организации, в правление которой входил Андрей – «Fondation l’Etoile»?

Миссис Жилина утвердительно кивает.

– А затем «l’Etoile» выкупила поддельные русские акции, – продолжаю я, тщательно взвешивая каждое слово. – Итак, в зависимости от того, с какой точки зрения смотреть на это дело, Уильям либо получил картины как компенсацию, либо он получил миллиард долларов, оформленный как ответный дар, и на эти деньги купил картины.

– Или ни то ни другое. Возможно, Уильям просто проявил щедрость. И в таком случае, как объяснил Андрею чрезвычайно дорогой юрист, специализирующийся на законодательстве по ценным бумагам, никакой мелкий акционер не может потребовать соответствующей компенсации.

– Вы куда хитрее меня, – признаю я. – Я не юрист. Но я точно знаю, что вы слишком вольно обходитесь с правилами. Если комиссия обнаружит хотя бы половину из того, что произошло, у всех, кто в этом замешан, будут большие проблемы.

– «l’Etoile» – частная организация. Единственные директора – я и Андрей, и только нам известно, что именно произошло.

Комиссия не сможет обнаружить ничего, если только я лично не сообщу им это. Но вы ведь не об этом хотите поговорить, верно?

– Верно, – отвечаю я, решая утолить любопытство позже. – Расскажите мне о «Цайц».

Дверь на балкон открывается, и появляется Владимир с чашкой чая на блюдце. Они с миссис Жилина беседуют по-русски, а я места себе не нахожу, так мне хочется узнать, что же ей известно.

– Итак, – продолжает она, когда Владимир уходит. – Вернемся к «Цайц». Эмили не ошиблась в своих предположениях: они действительно получили копию прошения Андрея о разрешении на проведение исследования. Поняв, что Андрей обладает образцом их лекарства, они отправили Лимана, чтобы припугнуть его. Андрей должен был лечь в больницу, поэтому он зарегистрировался под вымышленным именем и исчез. В «Цайц» знали, что исследования финансирует фонд Андрея, и им также удалось выяснить, что я тоже вхожу в состав совета директоров. Однажды, когда я шла на работу, – а лил сильный дождь, – меня догнал Лиман. Он заявил, что если мы будем настаивать на проведении исследований, у нас возникнут неприятности. Я попыталась прошмыгнуть мимо него. Пока мы разговаривали, он закрыл зонт, и когда я пошла прочь, сунул мне его под ноги.

– Когда это случилось? – нетерпеливо спрашиваю я.

– Двенадцатого сентября.

За четыре дня до убийства Дженны.

– И что вы сделали?

– Андрей был в больнице, а я сконцентрировалась на разработке деталей сделки с Уильямом. Время для того, чтобы ссориться с «Цайц», было неподходящим. Поэтому я аннулировала заявку на исследования.

– Вы сообщили о Лимане в полицию?

– Нет. Он был второстепенной фигурой.

– «Второстепенной фигурой»? – повторяю я, с трудом держа себя в руках. – Через несколько дней после этого случая Лиман и еще один тип по имени Франко убили мою жену.

Миссис Жилина мягко кладет ладонь на мою поврежденную руку.

– Мне очень жаль, – уверяет она. – Вы не представляете, как я скорблю.

– «Цайц» должны заплатить. – Голос у меня дрожит.

– Я уже обдумала это, – говорит она. – Я знаю, как можно навредить им.

– Что вы хотите сказать? – Такой реакции я не ожидал.

– Мы будем выпускать их лекарство, – объясняет миссис Жилина, слегка сжимая мне руку. – Мы вынудим их предоставить нам лицензию, позволяющую использовать это лекарство по всему миру и одновременно не дающую им заработать на этом ни цента.

– Но у вас нет таких возможностей, – протестую я, пытаясь высвободить руку.

– Вы ошибаетесь. – Свирепый оскал искажает ее рот. – У нас есть Лиман.

Как только она отпускает меня, я вскакиваю на ноги.

– То есть как это?

– На следующее утро после того как вы вернулись из Москвы, он вылетел в Нью-Йорк. Эмили сообщила мне, что «Цайц», вероятно, охотится за вами, поэтому я послала Владимира проследить за отелем, в котором обычно останавливался Лиман.

– Откуда вы знали, где он обычно останавливался? – спрашиваю я, затаив дыхание.

– Зонт, – ликующе заявляет миссис Жилина. – Тот, который он сунул мне под ноги. На нем было написано название отеля.

Лиман у нее. Мрачная радость переполняет мою грудь, пока неожиданная мысль не заставляет меня вздрогнуть.

– А «Цайц» знает, что он у вас?

– Знает, – отвечает она. – Мы уже начали вести с ними переговоры, и Лиман признался в убийстве вашей жены и подтвердил причины, по которым «Цайц» законсервировала производство лекарства. Мы записали его признания на пленку. «Цайц» охотно идет на сотрудничество.

– Один момент. – Я тычу в нее пальцем. – Мы не отдадим Лимана.

– Что вы хотите сказать?

– То, что сказал. Лиман доложен заплатить.

– Его допрашивали люди Владимира, – замечает миссис Жилина. – Так, как их этому обучили Советы. Лиман уже хорошо заплатил.

– Но недостаточно. Вы сами сказали это вчера. Око за око – вот справедливость.

– А если «Цайц» потребует отдать им Лимана как плату за разрешение на производство их лекарства?

– Вы меня не слушаете. – Я нависаю над ней.

– Вы настаиваете на смерти Лимана, – тихо говорит она, – даже если это значит, что миллионы невинных умрут?

– Это не обсуждается. – Я чувствую, как мое сердце наполняется ненавистью. – Скажите мне, где он.

– Око за око, – повторяет миссис Жилина, не глядя на меня. – Владимир сейчас, наверное, в кухне. Он отведет вас к Лиману.

Владимир открывает боковую дверь, выходящую во внутренний двор. По правую руку обзор закрывает покрытая снегом живая изгородь, а над головой висит решетка, увитая виноградными лозами, сейчас оставшимися без листьев. В трех метрах от меня стоит, привалившись к стене серого гаража, и курит сигарету какой-то человек. Владимир резко говорит что-то по-русски, и мужчина заходит внутрь.

– Он там? – спрашиваю я, с трудом веря в то, что Лиман может быть так близко.

– Да, – коротко отвечает Владимир.

Когда я делаю шаг вперед, он касается моего плеча. Скосив на него глаза, я вижу у него в руке пистолет, повернутый рукояткой ко мне. Я беру оружие и взвешиваю его на ладони. Это автоматический пистолет, он меньше пистолета моего отца и не такой тяжелый. Я передергиваю затвор и большим пальцем снимаю оружие с предохранителя. Я снова делаю шаг к гаражу, но Владимир опять касается моего плеча.