Функции начальника охраны не имеют ничего общего с деятельностью «консилорос» итальянских мафиози. Деловые русские вообще не нуждаются ни в советах, ни в советниках. Начальник охраны — скорее, мужская ипостась гейши в высоком смысле этого слова.

Более двадцати лет он посвящает изучению боевых искусств, стрелкового оружия и взрывных устройств, штудирует экзотические языки и тонкости дипломатического этикета, чтобы, достигнув совершенства в дзенской невозмутимости, таинстве организации охоты и рыбной ловли, ритуальном смешивании «Кровавой Мери», умении скрашивать досуг нанимателя светской беседой, выгодно продать свое высокое искусство. Как и всякое высокое искусство, стоит оно очень дорого, но большей частью бесполезно на практике.

Действительно — как может пригодиться знание суахили в провинциальном рекламном агентстве или умение метко стрелять из базуки в успешном финансовом холдинге?

Я собрала волосы в два инфантильных хвостика, на манер японских школьниц, спустилась в гостиную, кивнула папе и тоненько пропищала:

— Коннити-ва! О — гэнки Славин-сэнсэй… [2]

В ответ отставной знаток самурайского этикета разразился длинной тирадой на японском, из которой я поняла только уничижительное «Ника-тян». «Тян» у японцев что-то вроде русского обращения «солнце», применимого к молодым недалеким, нижестоящим, а также белокурым особям женского пола.

Отцовский адвокат — господин Головачев — уважительно закряхтел:

— Георгий Алексеевич, какая у вас Ника молодчина — она и японский учила?

— Учила, — довольно улыбнулся отец.

Учила, но не выучила.

Я кротко уткнулась в тарелку. В Британии я действительно отстрадала на занятиях по японскому целых два семестра и еще семестр — в классе икебаны. Можно сказать, мне крупно повезло — будь я сыном, так Славин-сэнсэй заменил бы мне строгого участкового, армейскую дедовщину и даже монастырскую муштру в заоблачном Шаолине! Я рискнула перевести взгляд с тарелки на Славина.

— Пап, можно спросить у Сан Саныча?

— Спроси, — разрешил отец, заинтригованный моим нетипичным поведением.

— Сан Саныч, а как вы думаете, это «жучок», чтобы в телефон вставлять? — Я показала железную кругляшку, в ответ сэнсэй умиленно улыбнулся мне: как Будда — сельскому дурачку.

— Ника, жучком называется насекомое, которое живет в навозе! А это радиомикрофон прослушивающего устройства. Он прослушивает не телефон, а помещение — но электропитание получает посредством установки в телефонный аппарат, поэтому может использоваться продолжительное время, а радиус передачи для устройств подобного типа… — Славин принялся нудно перечислять всяческие технические нюансы.

— Где ты это взяла? — недоуменно поморщился отец.

Версия ответа у меня была заготовлена заранее — как шутки в КВН.

— Нашла на улице… Интересно, оно работает?

— При визуальном осмотре повреждений не выявлено! — Славин через стол передал кругляшку уважаемому адвокату.

— Дожили — такой дорогостоящий прибор на улицу выкинуть! Скоро уже мобильники и телевизоры будут выбрасывать, как в Японии! — возмутился юрист, вручая устройство отцу, а уже папа вернул трофей мне.

— Это типичное проявление экономики мыльного пузыря! Такие явления массово наблюдались в Юго-Восточной Азии в конце девяностых. А потом грянул кризис! Я вам сейчас кратко охарактеризую причины того кризиса… — стал вещать Славин с беспристрастным видом международного обозревателя.

Я изобразила крайнюю заинтересованность:

— А массированное использование наружной рекламы — тоже признак «экономики мыльного пузыря»? Дим-Дим берет в агентстве пятнадцать щитов, будет свой банк хвалить… Я подумала, может, тебе, папа, тоже надо?

— Да уж… Дима большо-о-ой любитель пыль в глаза пускать. А я человек рациональный, в моем бизнесе любая реклама — нецелесообразные расходы, — охладил мой пыл родитель.

К моему стыду, я очень отдаленно представляю, в чем заключается родительский бизнес. Знаю только, что «металл» папка не только слушает, но и продает. А может быть, судя по масштабам нового офисного комплекса, который я частенько наблюдаю из окна автомобиля, отец уже скупил тех, кто продает металл и прочие полезные ископаемые, и торгует теперь другими — которые разрешают продавать первым… В любом случае достойное занятие бывшего «металлиста» в излишнем внимании не нуждается. Я снова опустила голову и стала изучать игру световых бликов в пустой тарелке.

Оценив мой удрученный вид, родитель смягчился:

— Ника, зачем так усложнять, мы же не клан синоби…

— Щиноби, — поправил Славин, — Первый звук напоминает, скорее, русское «щ» с призвуком «с»…

— Короче, мы не якудза! Просто скажи, что ищешь новых заказчиков. Я рад, если работа тебе нравится. И посодействую. Например, могу завтра взять тебя на футбол…

Огорчать папу заявлением, что хуже моей работы только торговля «пилюлями счастья» в каком-нибудь сетевом маркетинге, я не стала, а недоуменно осведомилась:

— Пап, я не знала, что ты такой завзятый болельщик…

— Ника, я не болельщик — я обычный деловой человек!

Отец лукавит — он не обычный, он очень даже преуспевающий!

— Видишь ли, Вероника, для представителей российского делового мира футбольный матч — традиционный повод пообщаться друг с другом, кхм… кхм… Little bit formal, casual, — просветил меня, убогую, маститый адвокат.

Сомневается сердешный, что я в состоянии понимать по-русски.

Я совершенно не знаю футбольных правил, но глазеть, как воспетые «Комеди клабом» двадцать два молодых миллионера носятся по пыльной траве за мячом, мне пришлось недолго. Папуля засвидетельствовал лояльность, облобызавшись с губернатором, грузным субъектом в кургузом костюмчике, почтенных годах и достойных часах. Даже с почтительного расстояния ясно, что в денежном эквиваленте — вещь, сопоставимая со стратегическим бомбардировщиком. Пока я вертела головой, набираясь впечатлений, папка одну за другой пожал потные руки «светлым телам» из госадминистрации — прямо как в хронике времен счастливого брежневского застоя!

И без всякой машины времени переместил меня прямиком в новейшую историю.

— Орленко приехал, — многозначительно прошипел родителю Славин.

Отец понимающе кивнул и сразу исчез под прикрытием звуковой волны, поднятой очередным голом, завещав Чигарскому «присматривать за ребенком».

Шеф внял призыву, сгрузил на меня почтенное бремя потенциальных клиентов и устремился удобрять плодородную ниву из эффектных барышень. Просто поразительно, как можно интересоваться такими глупостями, когда сколько солидных людей нуждается в экстренном размещении наружной рекламы!

За каких-то полчаса я заполнила карту памяти мобильника номерами, а сумочку — визитками в таком изрядном количестве, что наверняка смогу удерживать кабинет менеджера месяца целый квартал! И, окрыленная успехом, решила использовать долгожданный перерыв для посещения места, куда строго заказан вход серьезным деловым мужчинам, даже когда они без галстуков.

И тут меня ждало суровое разочарование.

У единственной двери «дамской комнаты» VIP-сектора тянулась длиннющая очередь из блистательных спутниц деловых и просто состоятельных людей.

«Бедные богатые девочки» выстроились плотной вереницей, как на кастинг, — сплошь высоченные, с накладными ногтями и русалочьими хвостами, длинноногие и голопузые, в золотистых босоножках с дециметровыми каблуками и ослепительных бриллиантах — и нервозно тискали в руках микроскопические сумочки от великих кутюрье. Мне — в скудном прикиде поверх фигуры очень среднего росточку — стало неловко присоединяться к этой великосветской тусовке, да и писать хотелось больше, чем ждать так долго.

Я выскользнула из VIP-сектора через служебный выход, осторожно сползла по проржавевшей лестнице и решительно помчалась к «местам общего пользования», отведенным болельщикам попроще.