Но абсолютной уверенности в этом у меня нет, так что спешить объявлять о смутных предположениях пока не стоит. Папка и так взбеленился больше обычного — того и гляди вместо охоты на птиц и зверей объявит облаву на злополучного Дольникова.

Я не представляю, как надо поступить, чтобы хоть немножко успокоить отца, и на всякий случай предпочла соврать:

— Пап, это не «Магнификанта» щит…

— Так узнай, чей он! Кто мог такое устроить?

— Это очевидно: «Фемида-консалт» — фирма Дольникова, — объяснил родителю штатный правовед, рассовывая по карманам какую-то необходимую мелочевку.

Отец не зря тратится на адвокатов — люди они сведущие!

— Я его разорву за эту хамскую выходку!

— Плакат безвкусный, права на использование кадра из фильма — сомнительные! — Лида спокойно вынула из черного чехла винтовку, поправила оптику, посмотрела на папочку через прицел, аккуратно опустила оружие на стол и стала укладывать. — К тебе, Георгий, к тебе лично, какое этот плакат имеет отношение?

Папочка резко развернулся:

— Какое? Самое прямое!

— Нет, никакого. — Лида так же спокойно до самого подбородка застегнула замок на черной куртке, так что мне даже боязно стало, на кого собирается охотиться профессиональный снайпер — на певчих птичек или на дичь покрупнее? — и тихо добавила: — Шеремет, ты не вор, ты вообще несудимый…

— Да? А кто, по-твоему, вор?

— Я воров не назначаю! — Лида сверкнула, как раскрытая опасная бритва. — Ты сам прекрасно знаешь и Басаргина, и Полторака, и Валежного…

— С формальной точки зрения Лидия Григорьевна права, — снова вмешался отцовский адвокат, — Но, безусловно, Георгий Алексеевич, ваш фактический авторитет среди комьюнити намного выше, чем того же Полторака…

— Только не надо рассказывать мне байки про Полторака, я Бориса Данилыча давно знаю, он у меня по делу проходил…

— Предлагаешь мне заказать футболку с надписью «Я пыль на штиблетах гражданина следователя»?

— Прокурора!

Лида упрятала под черную шапочку последнюю платиновую прядку и так дохнула холодком с высоты должностного авторитета, что родитель разом заметно присмирел.

— Гоша, сделай выводы и не уподобляйся!

Стальная леди взяла отца за запястье, выше часов, и добавила чуть-чуть теплее:

— Сам подумай, кто такой Дольников? Он теленок, он даже не понимает, кто вор, а кто нет, его Полторак на порог не пустит. Поверь мне!

Я вспомнила Анрика, посочувствовала трудолюбивому труженику — ему приходится мириться со скучным, жадным, склочным начальником! И уточнила:

— Папа, а Дольников судимый? Он сидел?

Вероятно, с точки зрения неведомого «авторитетного комьюнити», мой вопрос — вершина комизма. Дим-Дим фыркнул и безнадежно покачал головой:

— Ника, кто его посадит? Он же шахматист!

— Шахматистов даже Сталин не сажал! — подержал крестного сэнсэй Славин.

Все дружно рассмеялись, Лида сдержанно улыбнулась, а папочка окончательно угомонился и хохотал дольше всех, потом спросил адвоката:

— У нас остался с прошлых выборов плакат, который висел около штаба?

— Да, у меня в гараже лежит…

— Давай вези его Нике, пусть развесят напротив супермаркета на Гагарина! — Папа вытащил кошелек. — Никуся, повесь быстренько, ладно? Я тебе заплачу за срочность…

Баннерная война клиентов приносит мне приличные дивиденды!

Я кивнула:

— Ладно!

Довольный папка обнял меня за плечи, заметил обновку и полюбопытствовал:

— Ника, что это у тебя такое?

— Подарок…

— По какому случаю?

— На день рождения… Трифон подарил…

— Какой Павел Николаевич тебе Трифон? И с чего вдруг такие подарки?

— Жениться хочет! — объяснил Дим-Дим.

У крестного на все жизненные ситуации есть всего три универсальных объяснения. Любовь-секс-брак или их отсутствие — он убежденный фрейдист.

— Жениться?

— Пашка-то чем тебя не устраивает?

Дим-Дим потер крупные ладони, готовясь взяться за новое сватовство.

— Меня лично — он устраивает! Только зачем Пашке жениться? У него такая девушка красивая!

Спасибо, папочка, я тебя тоже люблю!

— Поехали, вертолеты ждут…

Народ заторопился к выходу, зашумел, стал толкаться в дверях.

Я помахала денежками вслед охотникам — на удачу, поправила диванные подушки, вернула на место большую напольную вазу и с наивной мечтой подкрепиться двинулась в кухню. Но в дверях столкнулась с домработницей.

— Вы уже уходите?

— Да! Шеремет сказал: ни обедать, ни ужинать сегодня не будет.

— А я? Я тоже есть хочу…

— Ника, купи себе пиццу! У тебя денег полные карманы! — Входная дверь громко хлопнула перед самым моим носом.

Не знаю, почему люди считают меня волевой, наглой или хамоватой: из всей моей кажущейся решительности даже полноценной социальной маски не вылепить!

Я жарила гренки вконец расстроенная — слезы капали на тефлоновую сковородку и злобно шипели.

Куда я лезу тягаться с настоящими взрослыми мусорами, я не могу урезонить даже собственную домработницу!

Но позвонила Аленка, и пришлось снова тащиться в опостылевший офис — бросить коллегу сейчас было бы настоящим свинством.

Реальная жизнь — грубая и одномерная штука. Даже когда события сменяются стремительно, как сцены в компьютерной игре, главный геймер лишен возможности выкачать из Интернета ключи-подсказки или создать собственный клон и находиться в двух местах одновременно.

Поэтому с утра в офис я не поехала: доверила Аленке хлопотать с заказчиками и гонять производственников. А сама разыскала зама-весельчака через милицейскую приемную, выманив под благовидным предлогом «отсутствия наличия» Костенко.

Мы устроились на венских стульчиках в соседней кондитерской, прямо напротив прозрачной витрины, похожей на хрустальный гроб для полутора десятка засохших пирожных. Я задушевно пожаловалась, что Костенко от мирного урегулирования ситуации отказывается, пугает нас — бедных тщедушных барышень! — уголовным делом и хватает за голые коленки!

Зам слушал меня, вертел кофейную чашечку — в крупных пальцах она выглядела фарфоровым наперстком — и сосредоточенно размышлял. Потом обозвал начальника дятлом, который всех подло долбит и редко делится, покосился на мои сребреники, но мзды не взял, зато пообещал — если что — помогать «чисто по-человечески». О людях, с которыми Костенко договаривался гнобить наше обреченное рекламное агентство, он смог сообщить только, что люди это «серьезные и заезжие». Негусто.

В пятнадцатом отделении милиции мне не то чтобы обрадовались — но вспомнили и после конфиденциальных переговоров настолько поверили в мою кредитоспособность, что согласились участвовать в пресечении похотливых поползновений.

Удовлетворенная, я вернулась в офис. И посвятила Аленку в тайны своего плана и подготовительных мероприятий. Теперь Аленке осталось сделать самую малость!

Она откашлялась, набрала номер и эротично пропела в ушную раковину Костенко, что мы боимся официальных повесток, всей девической душой истосковались по его капитанскому погону, твердым казенным корочкам, и пригласила в гости к себе. Не домой, конечно, — своего собственного жилья у Аленки нет — она назвала Костенко адрес временного съемного обиталища. Не тащить же милицию в офис!

Повесила трубку и испуганно посмотрела на меня.

— Согласился?

— Согласился, обещал подъехать к вечерку…

— Здорово!

— Ника… А вдруг он… много пьет?

Я почесала маковку:

— Ну, давай третью бутылку коньяка купим!

— Да нет — я про другое! Вдруг он успеет нас и правда отъебашить, пока менты приедут? А я уже пообещала Жеке замуж выйти… Ну, как только он квартиру купит…

— Здорово! Как все быстро!

Правда, почему в чужой жизни все происходит со скоростью голливудского блокбастера, а моя судьбина похожа на истерзанную жевательную резинку, в которой закончился и вкус, и цвет, и запах?