Если я услышу эту фразу еще хоть раз, то закричу.

– И ты поехала в Нью-Йорк, чтобы осуществить мечту своей жизни. – Мать помолчала, затем продолжила: – И что же ты сделала? Проведя в Нью-Йорке всего два дня, ты сейчас сидишь передо мной и говоришь, что кого-то там встретила и потому хочешь порвать с Дагом.

– Но я уже порвала с Дагом!

– Салли, дело не в этом! Ты должна определиться! Ты должна принять решение относительно своей дальнейшей жизни! Ты не должна упускать такую возможность, как эта – статья для журнала «Экспектейшнз», одного из самых популярных в Америке, – и использовать ее как предлог, чтобы крутить роман с человеком, у которого достаточно своих проблем.

– Ведь ты его абсолютно не знаешь! – возмутилась я.

– Что представляла собой его последняя подружка? – спросила мать, повысив голос. – Вне всякого сомнения, смазливая девица без цели в жизни, как и вы оба!

– Мама! – Я была просто потрясена. Мать никогда не была такой. По крайней мере с той самой поры, когда мне было пятнадцать и я угнала среди ночи машину, чтобы отправиться на увеселительную прогулку.

Внезапно мать уронила лицо на руки.

– Ты так похожа на отца! – Она смотрела на меня, и в ее глазах стояли слезы. – Я так люблю тебя. И твоего отца любила так сильно, как уже никогда не полюблю ни одного мужчину. – По ее щекам текли слезы. – Но я не вынесу, Салли видя, как ты тратишь свою жизнь на пустые отношения и второстепенную работу только потому, что не можешь собраться с мыслями и решить, чего же ты хочешь.

– Хочешь сказать, что отец потратил свою жизнь зря?

– Салли, – сказала она, склонившись ко мне, – он был мужчиной. А с мужчинами все по-другому, ты же знаешь. У него была я. Ему бы никогда не справиться в одиночку, если бы я не помогала ему. Его предназначение было не домики проектировать. Он мог бы зарабатывать гораздо большие деньга в корпорации. Но у него были мы, его семья. И он стал таким, каким стал, и я ему это позволила. Я сказала ему, что для меня не имеет значения, сколько денег он зарабатывает. Но ни один мужчина не сделает этого для тебя.

– Догадываюсь, что ты прочитала такую же лекцию и Робу, – сказала я. – Что-то я не вижу, чтобы он обивал порог твоего дома.

– Трудности Роба совсем в другом, – сказала мать, утирая слезы.

– Так в чем же его проблема?

– Он боится потерять.

Я уставилась на нее.

– Это так. Ты готова делать что угодно, чтобы избежать ответственности за свою жизнь, Салли, а он будет делать что угодно, лишь бы избежать привязанности, раз впоследствии может лишиться этого человека. – Она тяжело вздохнула. – Ты ищешь не задерживаясь, а твой брат избегает. – Она снова вздохнула и потерла шею. – А я хочу видеть вас обоих счастливыми, вот и все.

Я сосчитала до десяти.

– Так что, по-твоему, будет лучше для меня? Переехать в Нью-Йорк? Или что-то другое?

– Я знаю, что ты не можешь писать только ради денег, Салли. Это сведет тебя с ума.

– Не вижу ничего плохого в том, что я работаю в «Геральд американ».

– На Ала-младшего?

– Именно так, – ответила я, вставая, чтобы собрать тарелки. – Хорошо, больше не буду, мама. Обещаю. – Я отнесла тарелки на кухню. Когда вернулась, то увидела, что ее взгляд опять устремлен к пруду.

– На самом деле мне не хотелось говорить то, что я сказала о тебе и Робе. Ты меня разозлила.

– Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы ты упустила эту возможность. – Она посмотрела на меня. – И меня возмущает, что ты пытаешься переложить на меня ответственность за свою вину.

– Какую вину?

– Ты переспала с мужчиной, которого, по всей вероятности, мало знаешь. Это самоуничижение, Салли, и я не могу делать вид, что не убита этим. – Она отставила свою чашечку с кофе. – Хотя, вероятно, это твоя единственная возможность порвать с Дагом.

Будь я проклята, если покажу ей, что поддерживаю или возражаю против того, что она сказала, но, кажется, мать того и хотела.

– О, Салли, – сказала она, – не будь такой.

– Черт возьми, мама! – Я вскочила с места. – Как, по-твоему, я должна реагировать, когда ты говоришь мне такие вещи?

– Не повышай на меня голос.

Как бы сильно я ни ненавидела ее в этот момент, она моя мать, и я ее люблю и уважаю.

– Тебе не приходило в голову, – продолжила она тихим голосом, – что ты сошлась с кем-то в Нью-Йорке только потому, что изголодалась здесь» в Каслфорде? По той жизни, которая предначертана тебе судьбой?

– И какого сорта эта жизнь?

– Гораздо лучше, чем в Каслфорде, Салли.

Вздохнув, я покачала головой.

– Ты, казалось мне, была счастлива, что я вернулась мой и осталась.

– Речь не о том, чтобы жить здесь. То же самое с Дагом. – Отодвинув стул, она встала. – Не позволяй эмоциям захлестывать тебя, Салли. Пора съехать с наезженной колец чтобы не остаться у обочины дороги.

У меня челюсть отпала, я была готова заорать. «Это я-то на обочине дороги?»

– И ради Бога, – сказала она, взяв со стола кофейник и свою чашечку, – береги свое здоровье.

Бадди Д'Амико стоял на краю футбольного поля в Чешире. Он кричал и прыгал. На нем шорты и рубашка-поло с логотипом Каслфордского гольф-клуба. Когда по свистку судьи был объявлен перерыв в игре, он перестал бесноваться и краем глаза заметил меня. Отворачиваясь, простонал;

– Это несправедливо! Только не здесь!

– Привет, Бадди, – сказала я, подходя. – Твоя команда прекрасно смотрится.

– Да, ты права. – Он не смог сдержать улыбку. – Неплохо поработали.

– Послушай, я привезла с собой Девона. Он хочет сделать несколько фотографий для нашей газеты.

Услышав мои слова, парочка родителей тут же присоединилась к нам.

– Стив, Энджи, – нашелся Бадди, – это Салли Харрингтон из «Геральд американ»! Стив Бернстайн и Энджи Манардо.

Мы обменялись приветствиями, и я спросила, кто их девочки, их имена. Тотчас все записала. Взяв две бутылки воды, для себя и Бадди, стала наблюдать за игрой, крича и свистя, (Я люблю спорт.) Только после того как игра закончилась (команда Бадди победила) и он поговорил с девчонками, прежде чем отпустить их, я подошла к нему.

– Есть новости об убийстве?

– Нет. Подержи – хоть какая-то от тебя польза, – сказал он, сунув мне в руку сумку.

– Мне кажется, Пит Сабатино знает, почему Тони Мейерз пошел на Кеглз-Понд, – сказала я.

– Скажи мне то, чего я еще не знаю, – сказал со вздохом Бадди, забирая у меня сумку и направляясь к парковке. – К сожалению, он только бормочет какой-то бред.

– Кто-нибудь знает, какое взрывчатое вещество использовано при взрыве магазина?

– Ничего подобного не слышал.

– Бадди, могу я попросить тебя об одолжении?

– Смотря каком. – Он сел в машину и вставил ключ в зажигание.

– Это касается несчастного случая с моим отцом. Не мог бы ты помочь мне найти его дело?

– Зачем тебе?

– Любопытно. Хотелось бы просмотреть его.

– Ладно. – Он похлопал меня по руке.

Возвращаясь домой с футбольной игры, я чувствовала себя измученной. И грустной. Нападки матери выбили меня из колеи. Наверное, она права. Ничего не остается, как попытаться заставить себя работать без отдыха, перестать быть сверхэмоциональной, – повзрослеть и понять, чего хочу от жизни.

Вот почему я добралась до Бадди и попросила его достать мне полицейский протокол о смерти отца.

Как говорит мать, я предпочитаю хаос. Я-то называю это кипучей деятельностью, потому что не люблю, когда у меня много свободного времени, чтобы остановиться и подумать. От этого мне грустно.

Нет ничего хуже, чем думать, что, будучи ребенком, я была лишена многого. Потому что, если задумываться над этим, часть меня всегда будет тосковать по упущенным возможностям. Особенно зная, что уже никогда этого не получишь. Как сейчас.

Здесь нет иного средства, кроме как работа, которая не даст передохнуть, не то что грустить.