– Да, Спенсер, да, – выдавила я сквозь зубы. – Ох! – Я содрогнулась и упала ему на плечо.

О, как это здорово! Как хорошо! Просто очень, очень.

Я не могла пошевелиться. Но надо освободить его из плена. Спенсер, тихо смеясь, что-то бормотал о своих ногах, поэтому я свалилась с него на ковер с громким «Ах».

Скотти кружил вокруг нас.

Внезапно он залаял и бросился к передней двери.

– О Господи, – прошептала я, садясь. К дому кто-то подъехал. Скотти громко лаял и прыгал. Я быстро встала и, прикрывая грудь, выглянула в окно.

– О Господи, это Даг. Быстро в спальню!

– Я не могу идти, – прошептал Спенсер, пытаясь подняться. – я же сказал тебе, что у меня ноги онемели.

– Ступай в ванную!

Он едва поднялся и пошел, держась за стену. Я схватила его шорты, свое белье и бросила в спальню. Затолкав туда же Спенсера, я велела ему отправляться в душ…

Даг, к счастью, постучал в переднюю дверь, а не в заднюю как обычно. Затем я услышала, как открывается дверь гостиной.

– Эй, Скотти, мальчик, – позвал Даг.

Схватив джинсовую юбку, я натянула ее на себя. Высунув голову из спальни, закричала:

– Даг, можешь погулять со Скотти? Я только что вернулась, а ему пора гулять.

– Мы будем на улице, – отозвался Даг.

Меня охватила паника. Интересно, почувствовал ли он завах секса в гостиной? По моей ноге текло. Я вошла в ванную, где рядом с душем стоял Спенсер.

– Не может быть, чтобы это был твой парень, – прошептал он.

– Может. – Я схватила полотенце, смочила и, задрав юбку, стала вытирать ноги. Ну просто настоящая леди.

– Когда-нибудь это покажется нам просто смешным, – сказал Спенсер, поцеловал в щеку и встал под душ.

«Ничего смешного», – подумала я, приглаживая щеткой волосы.

Я сделала глоток листерина и тут же случайно проглотила. Слегка подкрасилась и бросилась через кухонную дверь на Улицу.

– Даг! – позвала я, сбегая по лестнице.

– Привет, – сказал он, появляясь из-за дома. – Кто у тебя?

– Друг из Кента, – ответила я. – Он долго был на ферме и сейчас принимает душ. – Листерин жег желудок.

Даг остановился и в ужасе уставился на меня.

– Это он, ведь так?

– Кто?

– Тот кого ты встретила в Нью-Йорке. Разве нет?

Он стал огибать дом, и я пошла за ним. На углу Даг остановился и схватился рукой за стену, словно ему стало плохо.

– Не могу поверить, что ты так со мной поступила. – Он оттолкнулся от стены. – Проклятие! – ругнулся он и направился к машине.

– Даг, – позвала я. – Он просто остановился у меня, возвращаясь в Нью-Йорк. Это совсем не то, что ты думаешь.

– Просто остановился?

– Да. Я не знала, что ты приедешь.

– Он хотя бы знает о моем существовании?! – закричал он в сторону дома. – Знает ли он, что ты почти помолвлена со мной?

– Да.

– Вы уже переспали? – кричал Даг. – Проклятие, Салли! – Он ударил кулаком по капоту машины, оставив вмятину.

Рванул дверцу машины, уселся и тронулся с места. Мне хотелось крикнуть что-нибудь ему вслед, но не знала что. Мотор взревел, и из-под колес машины полетели грязь и гравий.

Когда машина исчезла за поворотом, Спенсер открыл переднюю дверь. На нем были шорты, майка и теннисные туфли. Он спустился по лестнице.

– Могу догнать его и все объяснить, – сказал он. – Если хочешь, чтобы он вернулся. Скажу ему, что ничего не произошло. Скажу ему все, что ты захочешь.

Я смотрела на него, вытирая глаза.

– Но надеюсь, ты не хочешь, чтобы он вернулся. Что ты позволишь ему уйти.

Я закрыла лицо руками.

– Салли, пожалуйста, поверь мне, я знаю, что между нами происходит что-то чудесное, что-то такое, что заставляет меня думать, что раньше такого ни со мной; ни с тобой не происходило.

Опустив голову, я повернулась к Спенсеру, и он обнял меня. Я спрятала лицо у него на груди, Он поцеловал меня в висок.

Спенсер остался на ночь.

Принимая во внимание все то, что случилось, я спала на удивление спокойно. Он тоже. Я встала рано, в начале седьмого, приготовила ему кашу и кофе.

Он стоял уже в дверях, прощаясь со мной, когда вдруг посмотрев на часы, покачал головой и сказал:

– Мы можем немного поговорить? Покажи мне что-нибудь. Например, фотоальбом, свой старый табель успеваемости. Хочешь, выйдем во двор и сфотографируем Скотти или отправимся на прогулку и нарвем цветов. Просто будем петь. Можем пойти на бензозаправку и спеть гимн вместе с Бернис!

Я рассмеялась, покачав головой.

– Дорогой, тебе надо ехать. – Прошло всего пять дней и я уже называю его «дорогой».

Он неохотно согласился; мы попрощались, и Спенсер уехал.

Я со Скотти отправилась на прогулку в поле. Там так чудесно утром.

Вспоминая Дага, я поняла, что иного не могло быть.

Что ни делается, все к лучшему, не так ли?

Чи-Чи сообщила, что мне сегодня предстоит очень серьезное интервью, хотя и добавила, что я могу об этом пожалеть. Разговор будет с семидесятилетней матерью Касси, Кэтрин Литлфилд. Чи-Чи сказала, что Кэтрин скорее умрет, чем встретится со мной лично, поэтому ограничилась телефонной связью.

Как только миссис Литлфилд ответила на мой звонок в Седар-Рапидсе, Айова, я сразу поняла, что голос у нее как у ведьмы. Правда. В голосе сквозила не то ненависть, не то злоба. Возможно, она просто раздражена или нервничает.

Я представилась и поблагодарила за то, что она уделила мне время.

– Только немного времени. Я уже говорила этой латиноамериканке, Я очень занята.

– Да, понимаю. Я очень ценю ваше согласие.

– Эта женщина говорила, что вы хотите прилететь сюда. Скажите ей «нет»! Напрасная трата времени и денег. Телефонный разговор – меньшее из двух зол, полагаю. Скажите, почему вы решили писать о Кэтрин? Надо думать, из-за ее второго богатого мужа.

Я подозревала, что, если не раскрою карты, миссис Литлфилд сама проведет все интервью, задавая вопросы и сама на них отвечая. Интересно, что Касси она называла Кэтрин. В том, что она единственную дочь назвала своим именем, было что-то патологическое.

– Я пишу о невероятном успехе вашей дочери, – вступила я. – За последние годы многое изменилось, но, миссис Литлфилд, ваша дочь по-прежнему поистине купается в успехе.

– Я никогда не читаю ее журналы, – последовал ответ. – Не хочу терять на это время.

Я начала объяснять ей свой статус, но вскоре поняла, что от этого мало пользы – я теряю ее драгоценное время.

– Ну что ж, приступим? Должна предупредить вас, миссис Литлфилд, что я собираюсь записывать наш разговор на диктофон, чтобы потом быть абсолютно уверенной, что я правильно вас цитирую.

Она фыркнула.

Ее надо как-то расположить к себе.

– Миссис Литлфилд, Касси рассказывала, какое огромное влияние вы оказали на ее жизнь. Вы содержали всю семью, воспитывали ее, помогли поступить в колледж…

– А она сказала вам, что ее отец пьяница и бездельник? И что первое, что она сделала, уйдя из дома, – нашла себе точно такого же?

– Ну не совсем так, – вставила я.

В голосе миссис Литлфилд, к моему удивлению, появился сарказм.

– Уверена, она вам этого не говорила. – Она захихикала, – Кэтрин всегда давала слабину, когда дело касалось мужчин, и всегда их оправдывала.

Да, разговор принимает интересный оборот, и я стала делать пометки в блокноте.

Я попросила ее рассказать о детстве Касси, и, когда она начала мне стало больно ее слушать. Эта женщина гордилась своей дочерью, но завидовала ее успеху и популярности. Я представила, как эта женщина надменно вела себя по отношению к своему единственному ребенку, как постоянно третировала и унижала Касси, пытаясь свести на нет то внимание, которым пользовалась красавица Касси. (Будь она моей матерью, убила бы ее.)

Интересно, что во время беседы миссис Литлфидд не обмолвилась ни единым словом о том, что Чи-Чи сказала утром: миссис Литлфилд всегда отказывалась приезжать в Ист, даже на короткое время, и Касси сама навещала ее; построила ей дом; постоянно посылает ей деньги с того самого дня, как достигла успеха в работе двадцать лет назад. Миссис Литлфилд не проговорилась также, что два года назад подверглась аресту за попытку сбить машиной своего соседа.