«Иоканьга» — это по-лопарски. Есть такой крохотный северный народ — лопари. Люди маленького роста, лица сморщенные. Живут они в юртах и пасут своих оленей, которые тоже карликовые. Они практически не моются и не раздеваются. Их всегда сопровождает «душок» давно немытого тела. Рассказывали, что у них существует традиция, вид гостеприимства, когда почетному гостю, остающемуся на ночь, предоставляется честь переспать с хозяйской женой. Комиссаров, присылаемых в первые годы Советской власти осваивать север, часто убивали, когда они отвергали такого рода гостеприимство. Знакомая лопарка рассказывала мне, что существовал приказ, предписывающий приезжающим комиссарам, если они вынуждены были ночевать в юрте, обязательно пользовать хозяек. Она также объяснила мне теорию, лежащую в основе обычая. Поскольку браки постоянно совершались внутри маленького племени, необходимо было пользоваться любой возможностью улучшения качества потомства. Должен сказать, что эта девушка сама была несомненной поклонницей этой идеологии и делала всё возможное для сохранения традиций племени. Поле деятельности у неё в этом направлении было неограниченно. Хотя комиссаров по освоению севера в наше время уже не существовало, но спрос на женщин, тем не менее, был просто невероятным. На базе находилось около 10 000 моряков, молодых мужчин, которые не встречались с женщинами по три-четыре года. Было всего несколько женщин, в основном офицерские жёны и дочери, которые не появлялись без охраны. Морякам срочной службы выдавались «конфеты» для снижения половой активности. Нам не объяснялось, что это такое. Банки с этой отравой стояли во всех кубриках. Но, несмотря на постоянный сосущий голод, никто к ним не притрагивался. Лишь молодые неопытные матросы, прибывающие к нам после учебных отрядов, наевшись «конфет», с красными распухшими лицами, почёсываясь, уныло бродили по кубрику под хохот старослужащих.

Развлечения матросов в кубрике носили также сексуальный характер. Самое любимое развлечение — онанировать матроса Талочкина. Талочкин был здоровенный высокий парень, очень «сексуально напряжённый». Когда он по возвращении с вахты засыпал в койке, свободный от работы народ рассаживался вокруг в ожидании зрелища. Какой-нибудь доброволец засовывал руку под одеяло Талочкина и начинал действие. Талочкин стонал от удовольствия, издавая необычные для уха звуки. Когда всё закачивалось, Талочкин просыпался и бежал в душ мыться. На бегу он рассказывал, какие волшебные сны ему снились. Интересно, что ни разу за всю службу он не догадался, что именно служило источником его сексуального вдохновения. Я не любил такого рода развлечений, но иногда это действительно было смешно. Талочкин выглядел таким счастливым. Я думал, как мало человеку надо для счастья!

После нескольких жутких случаев изнасилования жен и детей офицеров, а также домашних животных, украденных у лопарей, Советская власть все-таки решила позаботиться о сексуальных потребностях своих славных защитников. В дополнение к «конфетам» в нашу базу прислали боевое подкрепление, состоящее из 200 девиц лёгкого поведения, высланных из городов за проституцию. Эти девушки прошли курс молодого бойца на нашей базе. Их переодели в матросскую форму и расписали по боевым частям. Я имел честь принимать частичное участие в этом процессе и постараюсь поделиться своим «боевым» опытом. Девушек вылавливали в больших городах — Ленинграде; Москве и других. Они любили свою профессию, в отличие от того, что принято думать. Когда их арестовывали, милиция предлагала им два варианта. Первый вариант — идти на службу в армию в качестве сверхсрочниц. Второй вариант — высылка на 101-й километр от больших городов. Сверхсрочниц предупреждали, что никакие жалобы на сексуальные домогательства приниматься на рассмотрение не будут. Их не обижали зарплатой, и они возвращались после увольнения в запас с приличным капиталом (по советским понятиям). Некоторые даже выходили замуж — в Гремихе любая женщина казалась королевой.

Особое внимание уделялось подбору «героинь». Их было немного. Речь шла об особо удалённых районах, куда целый год практически не было доступа. Это форпосты с радарными установками. Такие, как мыс Святой нос. Там находилось 15–20 солдат и одна героиня.

На кораблях девушки не служили. Будучи в командировке на берегу, я получил под своё командование старшего матроса Валю Андрееву. Она была из Ленинграда. Валя отвечала за медпункт. Она-то меня и познакомила с секретами женской военной службы. Валя предлагала мне воспользоваться моими преимущественными правами командира, но я отказался, у меня были другие взгляды на такие вещи. Однако мы с ней много и подолгу беседовали. Я никогда раньше не встречался с такого типа женщинами, и мне было очень интересно с ней разговаривать. Однажды она пришла и попросила: «Товарищ старшина первой статьи, мне нужно лечь в госпиталь на операцию аппендицита». Дневальный, находившийся поблизости, прореагировал: «Валька, сколько у тебя аппендицитов? Это уже седьмой». Она отреагировала совершенно хладнокровно: «Сколько надо, столько и будет».

Однажды я услыхал её истошный крик, и шум упавших ведер. Дневальный засмеялся и пояснил: «Опять над Валькой смеются. Только что прибывшего в часть молодого матроса послали к Вале в санчасть с вёдрами получить менструации для мытья камбуза».

Через некоторое время после моего увольнения в запас, Валя зашла навестить меня дома. Моя соседка Сусанна Гранова очень подозрительно на неё смотрела. Крутилась под моими дверями и не могла успокоиться. Сусанну всегда беспокоил мой моральный облик. А мы с Валей сидели, глушили водку и вспоминали Гремиху. Когда Валя, наконец, ушла, Сусанна успокоилась.

Однажды, находясь в Мурманске в короткой командировке, у меня появилась возможность слетать на пару дней «в самоволку» к моему другу Славе Хаяку, служившему в этом районе. Возникла небольшая проблема. Нужно было достать какую-нибудь гражданскую одежду, хотя бы рубашку. В военно-морской форме, без документов, меня бы не посадили в самолёт. Школьные друзья сообщили, что одна из наших одноклассниц, Лена, сослана на 101-й километр за проституцию. Работает и живёт она в текстильном городке-сателлите под Мурманском.

Лена сообщила мне, что в городок не впускают военнослужащих, он охраняется патрулями. Я пошёл на риск. Проскочив сквозь патрули, нашёл здание и поднялся на второй этаж. Зрелище, которое открылось передо мной, было необычным. Это длинный коридор, с двух сторон которого находились двери, расположенные через каждые два метра. Огромное количество дверей. В каждой комнате жила одна девушка. В каждой комнате, шириной в два метра, стояла узкая кровать, стол и стул. Лена стояла в конце коридора. Когда раздались мужские шаги в сапогах, все двери разом отворились. В проёме каждой комнаты стояла девушка. Большинство были полураздеты. Все неотрывно смотрели на меня, как загипнотизированные. Лица ошеломлённые. Я сначала не понял, куда попал и что здесь происходит. Я продолжал двигаться в том же темпе в другой конец коридора, где стояла Лена. Она стояла побледневшая и с ужасом смотрела на меня. Девушки находились в оцепенении. Было такое чувство, что если сейчас кто-нибудь скажет слово, они все бросятся на меня. Ощущал, что я передвигаюсь в клетке с голодными тиграми. Лена втащила меня в свою комнату. Первое, что она сказала: «Ты ненормальный! Ты сумасшедший! Они же мужика не видели уже много месяцев! Ты же не выберешься отсюда живым!» Потом она быстро собрала в узел одежду, предназначенную мне. Выглянула за дверь. Затем на цыпочках вывела из общежития.

Я подумал, как умудрилась Советская власть довести до такого состояния нормальных здоровых молодых женщин, не совершивших никакого уголовного преступления, просто любивших любить?!

Старшина второй статьи Илюшко — мой первый по счёту флотский командир. Он был родом откуда-то с Украины. Парнишка на полгода старше меня, внешне дохленький, не «видный». Образование у него — неполное начальное. Он сразу заявил, что жидов не любит, а меня — в особенности. И придирался ко мне с самого начала. Выражалось это обычно в том, что моя фамилия называлась первой, если требовалось послать кого-то в расходное подразделение (дежурная команда для авральных хозяйственных работ), на неурочную вахту или на неурочную работу.