Все десять претендентов хотели занять одно место. Способ борьбы между собой был выбран тот же самый — компромат. Как выяснилось в процессе расследования, каждый претендент держал у себя в кабинете папку с компрометирующими бумагами на всех остальных. Компромат включал в себя уголовные нарушения, совершенные конкурентами по устному указанию Президента. Там были приложены копии договоров, незаконно подписанные с Фридманом и его соратниками. Там же находились финансовые ведомости на выплату незаконных денег. Короче, всё, что можно набрать из разных источников о незаконной деятельности Президента и участии в этом процессе «претендентов на престол», там хранилось.

Президент Концерна был очень осторожен и держался на расстоянии от опасных дел, давая лишь устные указания своим подчиненным, в разговоре с глазу на глаз.

На всех заводах Концерна, при упоминании имени Фридмана или Президента, непосредственные начальники теряли власть и уже ничего не значили для своих подчинённых. Именно поэтому директора заводов вставали, когда Фридман входил в их кабинет.

Когда в Концерне началась борьба за власть, я почувствовал к себе особое внимание. Меня неожиданно стали поддерживать. Оказалось, что я был единственный, на кого можно было опереться.

Фридман жил и действовал в Москве. Часто там появлялся Президент Концерна.

Когда я появлялся в Москве по делам, мне первым делом рассказывали, что вытворял там наш Президент. Фридман держал десяток молодых переводчиц, как говорили, для услуг особого рода.

Зная, что я хорошо информирован о том, что происходит в Москве, Фридман через. Президента наложил на меня какие-то нелепые профессиональные ограничения на передвижения. Например, персональным приказом, я получал запрет приезжать в Москву.

И я приезжал в столицу России на один день на поезде, вечером возвращаясь в Ленинград. Такие «шпионские игры» продолжались три года до начала следствия по «делу Президента». Позже, когда раскрылся весь «букет» производственных ограничений, наложенных на меня они все были сразу отменены Государственным Контролёром, Мне были принесены извинения. Некоторые претенденты приходили ко мне за информацией, пытаясь выяснить, что я знаю о поведении нашего Президента в России, Один из них даже предложил купить компромат на Президента в Москве у местных органов власти! Он предлагал финансировать эту операцию из своего кармана. Я категорически отказался принимать какое-либо участие в этом деле.

Все были уверены, что я лично ненавижу и Президента и Фридмана. Каждый раз, слушая объяснения о том, что это не так, они недоверчиво смотрели на меня, считая, что я блефую.

Сказывалась разница в воспитании и жизненном опыте. У меня никогда не было ненависти к Президенту. Я его не уважал и одновременно презирал, считая, что за нарушение закона его место в тюрьме.

В моём понимании, ненавидят личных врагов. Президент не был моим личным врагом. Я презирал его за предательство своих подчинённых, государственных служащих, которых он отдал в руки постороннего человека вместо того, чтобы защищать их. Может быть, я и набил бы с удовольствием ему морду за предательство! Но моим личным врагом он никогда не был. Он вредил моей работе, вредил компании, в которой я работал, но это не было моим личным делом.

Однако если из-за желания использовать подчинённую ему компанию для собственной наживы, Президент причинил бы мне или моей семье личный вред, то без всякой ненависти могу сказать: свою карьеру он закончил бы очень быстро, но не в кресле Президента, и не в тюрьме, а в инвалидной коляске.

Я не юридическое лицо, обязавшиеся действовать в рамках закона, не полицейский или адвокат, Я сам плачу по счетам, а не бегу искать справедливости в системе, которая не функционирует. Я не ищу личного противостояния, а просто поднимаю планку своего сопротивления в борьбе за выживание пропорционально нависшей опасности. Как было сказано: «Поднявший меч от него и погибнет».

Надо отдать должное нашему Президенту, он поступил со мной, как хитрый, имеющий жизненный опыт человек. Мне рассказали, что он дал личное указание не увольнять меня, а стараться обходить и нейтрализовать по мере возможностей. По его словам: «Токарский будет гораздо опаснее снаружи, чем внутри». Он был прав, хотя и не понимал, чем он рисковал на самом деле.

Как я говорил, все претенденты на «престол» вместо того, чтобы сесть рядом и, как нормальные деловые люди, оговорить правила борьбы, начали обливать друг друга грязью.

Когда началось расследование, в изъятых папках с компроматом нашли и мои официальные письма, разосланные внутри Концерна. Что же особенного было в этих бумагах? Почему именно они вызвали такой интерес?

В соответствии с инструкциями, действующими в Концерне, если агент, каким числился по договору Фридман, не в состоянии принести прибыль, его годовой контракт не продлевался. Таковы были правила игры, но ведь агентом же был сам Фридман! Это он управлял всеми, а не мы им. Более того, Фридман был уверен в том, что я смогу принести прибыль и без него, без связей, которых у него нет. Он считал, что надо лишь надавить и заставить меня работать в качестве его «дойной коровы». Тогда он мог наложить и на заключенные мною договоры «налог Фридмана».

Я поступил неожиданным для моих оппонентов способом, написав письмо Фридману о его несостоятельности в таком стиле: «Господин Фридман, руководство недовольно результатами бизнеса в вашем регионе... Прошу вас немедленно принять следующие меры ... и сообщить мне о результатах. Кроме того, у меня возникают постоянные трудности в коммуникации с вами...»

Буквально через несколько часов раздались вопли из канцелярии Президента с требованием прекратить писать письма Фридману и уничтожить все копии. Стало понятно, что они попались на очень простую «советскую ловушку» — они боятся архивов и расследований!

Это давало мне шанс на сохранение профессиональных позиций и своего лица. Я стал бюрократом, каждые несколько месяцев повторяя свои письма. Позже оказалось — эти копии сохранялись.

Второй вид коллекционируемых бумаг — мои текущие профессиональные рекомендации по бизнесу в моём регионе.

Все письма я отправлял моему непосредственному начальнику. Он вовремя сообразил, что это может помочь ему при будущем расследовании. Он был заинтересован оставить следы своих сомнении в официальной переписке с Президентом; таким образом показав будущим следователям! что он-то Токарского поддержал и передал его замечания Президенту, чтобы тот потом не отвертелся и не говорил, что ничего не знал. Поэтому все мои письма и заключения он отправлял со своей резолюцией Президенту. Резолюции были типа: «Хаим, человек пишет серьёзные вещи. Что будем делать?» Посылая эти бумаги по внутренней почте, он достигал нужного ему эффекта. Во-первых, копии оставались в системе, проходя через многие канцелярии. Во-вторых, он как руководитель действовал официально, как бы не боясь Президента, а не молчал, как другие. Во многих случаях, мой начальник просил представить своё мнение по определённому вопросу. Я, естественно, это делал, не всегда понимая, зачем ему это понадобилось.

Позже, уже на следствии, мне показывали мои же письма с резолюциями моего начальника, с просьбой прокомментировать в качестве официального эксперта следствия.

Ко всему этому прикладывались бумаги, счета, контракты и... доносы. Смысл доносов в касающихся меня темах, выстраивалась по двум основным направлениям: настойчивое и неоправданное игнорирование рекомендаций Директора по развитию бизнеса Леонида Токарского — «единственного до сегодняшнего дня профессионала, сумевшего принести реальные большие контракты со странами СНГ».

И как результат такого отношения, принятие подозрительно нелогичных, противоречивых и заведомо неверных договорно-финансовых решений тем или иным претендентом.

В папках лежали подборки документов:

1. Платёжные ведомости на оплату несуществующих услуг Фридмана.

2. Копии монопольных агентских договоров, подписанных с Фридманом, приведших к отрицательным результатам и потере реальных контрактов.