Пришло время объяснить отношение к моей исторической родине. Мне не нравилась советская власть за то, что она попирала права своих граждан, но я уважал русский народ и его культуру. Ментально я был, наверное, больше русским, чем евреем. Моё воспитание включало в себя хорошее знание русской и европейской литературы. История еврейского народа мне стала известна из Фейхтвангера, а не из Торы. О странной жизни галутных евреев узнал из «Тевье-молочника» и «Мальчика Мотла» Шолом-Алейхема, которые «подсовывала» мама в качестве дополнительной литературы для чтения. Дома воспитывали быть гордым евреем и уметь постоять за себя, не стесняясь этого. Я и признал в себе еврея, из-за дискриминации, которую почувствовал на собственной шкуре, возложив на себя эту ношу с гордостью, но по необходимости. По своему образованию и психологии я всегда оставался русским интеллигентом. Так меня воспитывали родители. Не стесняюсь этого, а наоборот, горжусь. Я живу в согласии со своей совестью.
С другой стороны, мне очень неприятен образ израильского еврея, который почему-то решил, что два слова, которые он знает по-английски и магазинчик в Лоде, дают ему неоспоримые преимущества и ставит его выше «гоев».
Я жил в гостинице «Пулковская». В вестибюле мне бросилась в глаза большая группа израильтян, сидящих с вещами. Они галдели, как гуси в мошаве. Около стойки администратора стояли несколько горничных.
Одна из них плакала. Администратор громко звала кого-нибудь, кто может перевести с иврита. Никто не подходил, включая гида. Я подошёл.
Оказалось, что в нескольких номерах пропали полотенца. Женщина плакала, поскольку должна оплатить за это из своего кармана. Для неё это было целое состояние. Стало понятно, что кто-то забрал эти полотенца с собой при выезде. Решил громко объявить на иврите, что в таких-то комнатах пропали полотенца. Просьба вернуть. Находилось в этой группе человек 50 израильтян. Я был уверен, что это простое недоразумение, которое тут же разрешится.
Подошёл сопровождающий группы, потом столпилась вокруг нас все туристы. Они стали возмущаться, что это клевета, и никто полотенец не брал. Я сказал, что это, вероятно, недоразумение, затем добавил: «Предлагаю, помочь несчастным уборщицам. Давайте мы все сбросимся, включая меня, и покроем эту сумму. Деньги очень небольшие и каждый из нас в состоянии такие расходы принять на себя». Открыв свой кошелёк, я считал по доброте душевной, что сейчас смогу продолжить свой путь в город на переговоры. Но не тут то было! Все пятьдесят начали кричать одновременно, что уборщицы-воровки, что они из принципа не дадут денег, что все «гои» сволочи, что это проделки КГБ и их, как евреев ненавидят. Я буквально вскипел внутри и попросил подойти туристов, заселявших пять комнат, в которых пропали полотенца. Они вышли вперёд, крича на иврите о «гоях», о ворах, о своих принципах и чести. Сказал им так: «Я — представитель одной из израильских секретных правительственных организаций. Вы все вместе, включая ваших кричащих товарищей, наносите в данный момент непоправимый вред имиджу государства Израиль. Если в течение пяти минут полотенца не будут возвращены, вызываю местную милицию, и вам устроят личный обыск. Если полотенца найдут, то пять виновных в воровстве пар, отправятся в тюрьму. Я лично свяжусь с Министерством Иностранных Дел России и попрошу лишить остальных 40 человек виз на пребывание на территории России за хулиганство и укрывательство преступников. На этом ваше путешествие по России закончится, и вы вернётесь в Израиль. Доклад о ваших проделках лично отправлю в Израиль». Наступила полная тишина. Чувствовалось, что все присутствующие точно знали, о чём идёт речь. Эти десять подонков залезли в свои чемоданы и вытащили пропавшие полотенца. При этом они даже не покраснели и не извинились перед уборщицами. А теперь скажите мне: как нас можно уважать?!
Одной из самых интересных стран, где пришлось строить бизнес, был Туркменистан. Из-за накала внутренних проблем в Концерне, мне требовалось любой ценой войти на местный авиарынок... Ситуация в Туркменистане со всех позиций была тяжёлой, а с израильской точки зрения, вообще безысходной. Нашего посольства там не было. Ни одна государственная компания там не работала. Из частных израильских фирм присутствовала только одна. Туркменистан очень близок к Ирану и Турции. Правил этой страной единолично Сапармурат Ниязов, Туркменбаши. Его правление осуществлялось в стиле Сталина. Но, на мой взгляд, рука Туркменбаши была ещё крепче. На каждом здании в Ашхабаде вывешены его портреты. На каждой площади огромные памятники «Вождю всех туркмен».
Система власти построена в форме пирамиды, во главе которой стоял один «вождь». Просто посетить Туркменистан и, даже, получить визу на въезд было невозможно. Для меня же, получение работы из Туркменистана — профессиональная необходимость, вопрос принципа и отстаивания своего места под израильским солнцем. Я знал, что Туркменбаши очень хотел наладить неформальные связи с США. Мне удалось окольным путём вмешаться в этот процесс и через него получить прямое согласие Туркменбаши на работу с Концерном.
Один из близких помощников Туркменбаши стал моим секретным куратором. Он обеспечивал с помощью своих людей мой приезд и готовил почву для переговоров. Мы встречались абсолютно конфиденциально. Обычно я выходил из гостиницы, проходил за угол, где уже ждал чёрный «Мерседес» с открытой задней дверью. Я садился в машину и она везла на встречу с Довлетом (назовём его так).
Мы встречались в самых разных и экзотических местах. Там обсуждались проблемы и разрабатывалась тактика. Официальные переговоры проводились министром авиации. За эти годы они менялись пять раз.
После подписания моего первого договора в Туркменистане, вернулся в гостиницу чтобы собрать вещи и улететь домой. В гостинице подошли три человека и с сильным грузинским акцентом на русском языке потребовали от меня деньги за «крышу». Они уже знали, что подписан договор с туркменами и считали, что я получил какие-то наличные деньги. Один из них вытащил нож и приставил его мне в области живота. Стало ясно, что у них не было никакого понятия, как работает государственная компания: наличных денег в таких договорах не бывает. Однако данная ситуация — не слишком удобный момент для объяснений. Ответил интуитивно: «Никакого договора я не подписал и очень разочарован неудачей. Всё ушло к моим соперникам, туркам. Не понимаю, что вы от меня хотите?» Видимо, такого ответа не ожидали, а должно быть, и сами были не уверены в источнике своей информации. Каким-то образом мне удалось от них отделаться. Поднявшись наверх в номер, тут же позвонил по секретному мобильному телефону Довлету и рассказал о происшедшем. Он извинился и пообещал лично этим заняться.
По приезде в следующий раз в Ашхабад, я нашёл у себя в номере на письменном столе папку с газетными вырезками. Там была обширная подборка местных газет на русском языке о расстрелянных членах грузинской мафии в Ашхабаде.
Иногда по вечерам мы сидели с Довлетом у него дома, и он рассказывал мне о своём Великом Туркмене, показывая полученные награды. Это были туркменские ордена, усыпанные бриллиантами и золотые часы, также с бриллиантами. Однажды мы смотрели вместе по телевизору вручение подарков Туркменбаши в честь его дня рождения. От каждой области Туркменистана пять красивых девушек вручали ему подарки. В Туркменистане пять областей, девушек было двадцать пять. Я посмотрел на девушек и прокомментировал, что от такой красоты очень тяжело отказаться. Довлет побледнел и закричал на меня: «Чтобы я этого больше не слышал!» Стало понятно, что я случайно попал в точку.
За годы нашей работы с авиацией Туркменистана создался статус-кво. Министр работал со мной по самолётам «Боинг-В757», замминистра — с турками по самолётам «Боинг-В737». Всё это, конечно, было связано со своим «бакшишем». У замминистра дочка с мужем жили в Турции и, естественно, были свои связи в Правительстве Туркменистана. Всё текло по двум отдельным руслам, не перемешиваясь. Однажды я приехал в Ашхабад по своим делам, связанным с самолётами «В757», которые мы ремонтировали.
