— Да ты говори, говори, вместе обсудим! — сказал Поленов и кивнул головой.

— Если в некоторых столбах отковырнуть сверху кирпичи да засунуть в столбы толовые шашки? А потом замазать цементом. А цемент грязью, мусором присыпать, чтоб ничего не было видно…

— Так… — медленно проговорил Поленов. — А взорвать как?

— Надо все эти столбы соединить проводом. Соединить можно по-разному: последовательной, параллельной или смешанной сетью из детонирующего шнура. В общем, нужен мне будет самый обыкновенный провод.

— А потом? — спросил Никита Иванович.

— А потом его можно протянуть от кирпичных столбов по земле и забросать плитняком. В подвале много плитняка и мусора.

— А если гитлеровцы очистят подвал? Сашок задумался.

— Провод можно провести в подвал между половицами. А чтобы он не был виден, пазы можно заколотить лучинками из старых досок.

— А куда вывести провод?

— В правую сторону от зала. Там у них, видимо, фойе будет. Или в уборную…

— Идея хорошая, Сашок, — произнес после раздумья Поленов. — Ты вот сказал, можно попробовать. А мне кажется, что пробовать не следует, а нужно действовать наверняка. Для этого все надо так продумать, чтобы комар носа не подточил. Ты должен поставить себя на место врага: а что бы сделал ты, если бы помещение строили неблагонадежные люди, а вернее будет сказать, враги? Все надо продумать, Сашок! И как тол вложить, чтобы не заметили. И как скрыть всю эту работу не только от врага, но и от своих же военнопленных: каждому в душу не влезешь. Наконец, кто и когда подожжет этот шнур?

— Это я все уже продумал!

— Вот и расскажи, чтобы я мог передать Огневу.

— Тол я заложу и проводку сделаю до начала работ. Перестройка здания начнется дней через десять. Так мне сказал Хельман. Пока пустующее здание никем не охраняется. А подорвать надо тогда, когда вся офицерня будет в сборе. Если удастся, я в театр чернорабочим пристроюсь. Потом будет виднее. Вот только тола нет! — Сашок озабоченно покачал головой. — Мне нужно килограммов сто взрывчатки, штук десять — пятнадцать электродетонаторов, провода метров семьдесят.

— Для такого дела Огнев ничего не пожалеет, Александр Иванович! — быстро подхватил Поленов. — Считай, что твой план одобрен, а детали я согласую со специалистом: у Огнева есть опытный военный инженер..

— Вот и хорошо! — обрадовался Щеголев. — Будет и у меня настоящее дело!

— Будет! Да ты знаешь, Сашок, что это за дело такое? — Поленов восхищенными глазами смотрел на молодого друга. — Если вывести из строя сразу несколько сот эсэсовских офицеров!.. Ох черт!..

— Ну а мой план очень скромный, — вступил в разговор Петр Петрович, который считал, что он в подрывных делах полный профан, поэтому лучше будет, если он помолчит. — Очень скромный… Подобрал я корешки. В Шелонске, говорят, прачечная будет. Положить эти корешки в чан с бельем — белье потом быстренько расползается. Надежного человека вот надо.

— Прачку из подпольной организации могут дать, — сказал Поленов.

— Если она Муркину в списки не попала, — заметил Калачников.

— Что за списки? — спросил Поленов.

Петр Петрович подробно сообщил о разговоре Муркина с Хельманом, о своем визите на квартиру городского головы.

— Что же вы надумали там делать, у Муркина? — поинтересовался Никита Иванович.

— Да толком и сам тогда не знал. Перебрали мы с Сашком сотню вариантов, и ни один нам не понравился: легко гитлеровцы не расстались бы со своим холуем, скомпрометировать его подметными письмами трудновато. Решил я наведаться к нему, благо он приглашал. Была думка: постращаю. Мол, встретил на улице двух незнакомых мужчин. Предупредили они меня: если по доносу городского головы будет расстрелян хотя бы один человек, вся семья Муркина будет уничтожена, как Кох и Эггерт с Шарлоттой.

— Постращали?

— Не пришлось. Вхожу к нему в комнату, а он уже закрывает свою шкатулку. «Отцовские документы смотрел, — пояснил мне городской голова, — все годы от большевиков прятал. Дела у отца были в идеальном порядке, господин Калачников. Не будь революции, я был бы сейчас состоятельнейшим человеком!»

— Как же вы догадались, что там ценности? — спросил Поленов.

— «Документы» зазвенели, когда он понес шкатулку в спальню. Тут вспомнил я полицая, который когда-то меня охранял, отнял у него Муркин золотые часы. «А при расстрелах во рву, — говорит, — городской голова набил карманы золотом». Заметил я, что Муркин направился в правый угол спальни. Вот и сходил к коменданту.

— А список он успел составить?

— Не знаю. Из-за этого и беспокоюсь. Многого он не сделал, но что-то, возможно, и успел.

— Вряд ли ему теперь поверит Хельман, — усомнился Никита Иванович.

— Было бы очень хорошо!.. Не слышал, кто Эггерта и Шарлотту пристукнул? Партизаны или подпольщики?

— Нет, не партизаны и не подпольщики. Тогда, во всяком случае, не были партизанами. А дело сделали — пришли к Огневу… Наши, шелонские…

— Хорошие, знать, люди, — сказал Калачников, одобрительно покачивая головой.

— Это правда, Петр Петрович. Плохой человек на такое и один раз в жизни не отважится.

Поленов встал и заходил по комнате тихими, размеренными шагами. Остановился у часов, что тикали на стенке, погладил рукой корешки книг, подержал в руках пустую вазу из-под цветов. Потом сел между Сашком и Петром Петровичем.

— Тянет, Петр Петрович, в Шелонск, — заговорил он мечтательно. — И другие города видел, получше они, а нашенский-то ближе сердцу. И речка милее других, и вода в ней теплее, и воздух в городе ароматнее.

Он не договорил. За окном мелькнула быстрая тень. Сашок, смотревший в ту сторону, предупредил:

— Хромой немец спешит…

— Пусть идет, — спокойно ответил Поленов.

Петр Петрович открыл дверь и пропустил впереди себя Отто. Солдат поздоровался и сел на стул, придвинутый Калачниковым.

— Хотите, Отто? — предложил Петр Петрович, показывая на бутылку с самогоном.

— Пожалуй, выпью немного, — ответил немец.

Калачников перевел эти слова.

— Русская порция немного, стакан, — пояснил Поленов.

Отто взглянул на Калачникова, тот перевел слова Никиты Ивановича; переводчиком он был уже до конца беседы.

— Я слышал, что русские мужики мастера выпить, — сказал Отто.

— А где они не мастера? — удивленным голосом спросил Поленов.

— Это верно.

Отто взял стакан, отпил пару глотков, закусил огурцом. Он с любопытством смотрел на Поленова, Сашка, Петра Петровича.

— Человек — непонятное существо, — наконец произнес Отто. — Совсем недавно господин Муркин был важной персоной в Шелонске, а сейчас я сопровождал его в тюремный вагон. Его будут судить.

— Судить? За что же? — стараясь казаться озадаченным, спросил Калачников. — А мы живем затворниками и ничего не знаем, что происходит в городе!

— Да, судить. Несколько лет тюремного заключения ему обеспечено, — продолжал Отто. — Немцы назначили его на высокий пост, а он ответил черной неблагодарностью, воровал ценные вещи, которые должны принадлежать рейху. У нас за такие дела наказывают строго! — Отто глотнул еще самогону. — Начальник полиции едва усидел в своем кресле. Воровал на пару с городским головой. Фюрера полиции спасло то, что он вернул все ценности. Комендант наказал его, но пока в должности оставил.

— Ну и дела! — проговорил Петр Петрович. — Какие вы принесли новости, Отто!

— Да, такими новостями и Огнев будет доволен! — сказал Поленов, незаметно для немца улыбнувшись Калачникову.

— Огнев, Огнев!.. — глухо произнес Петр Петрович. — И когда его только словят?

— Никогда! Огнев, вероятно, очень смелый человек? — спросил Отто. — Он должен напоминать богатыря.

— Какое там! — Поленов пренебрежительно махнул рукой. — Которые его видели, говорят, что он самый обыкновенный. Даже и с виду невзрачный. Хлипкий такой!.. Судя по рассказам, до богатыря ему далеко.

— У каждого русского загадочная душа, — задумчиво проговорил Отто.