Она просто прошла пешком всю дорогу домой от Смит-Плейса. Ей было все равно, что в кроссовку попал камушек. Ей было все равно, что этот камушек натирал ей ногу. Она даже не поморщилась, когда наконец сняла обувь и обнаружила кровавую мозоль.

Ничто больше не имело значения.

И все же она знала, что все они могут ошибаться. Только если бы Джейк Портер подтвердил свою вину, она бы поверила, что он действовал на спор.

Но она больше никогда его не видела.

До вчерашнего вечера.

Двери лифта открылись, и закрылись, и открылись, и закрылись, и открылись, и закрылись.

— Эй, мам. — Зак вошел в серебристые двери и встал перед ней. Он помахал рукой перед ее лицом. — Йе-ху-у, это я, твой сын, помнишь?

Харриет смотрела на него во все глаза, впитывая облик своего сына, его широкие плечи, его темные глаза, копну его темных волос. Зак был живой, дышащей копией Джейка.

— Зак, — сказала она. — Прости, я задумалась.

Он улыбнулся:

— Да-а, ты часто это делаешь. Не волнуйся. Я привык к этому.

— Как твоя… Оливия?

— Ба? — Он показал большим пальцем на лифт. — Она сейчас в послеоперационной. Мне сказали, что выход из наркоза может занять какое-то время. Так что я подумал, что могу пройтись.

Она улыбнулась:

— Ты имеешь в виду — перекусить?

Он улыбнулся в ответ.

— Там в конце коридора есть кафетерий.

— Да, он неплохой, — подтвердил он. — У них приличная пицца.

— Так ты там завтракал? — Она пошла рядом с ним.

— Тетя Амелия сделала омлет и печенье. Из ничего. — Он придержал открытой дверь кафетерия, и Харриет вошла внутрь. — Правда, это было почти в середине ночи.

Он заказал пеперони с колбасой. Харриет ограничилась чашкой кофе.

— Как тебе гостиница? — спросил Зак, прежде чем заняться пиццей.

— Я там не была, — ответила она. Он вопросительно поднял бровь. Харриет почти покраснела.

— Я заехала к родителям, ну и слово за слово… — Слово за слово. Вот уж точно, усмехнулась она про себя. Именно это и происходило при общении с Джейком Портером, пока она не набралась смелости уехать. Смелости? Это был либо самый храбрый, либо самый глупый ее поступок.

— Думаю, они были счастливы, — сказал Зак.

— Думаю, да, — согласилась Харриет. Ее отец — да. Что же до матери, тут она не была уверена. Она никогда не понимала ее и не умела читать ее чувства и даже не могла решить, есть ли они под этим постоянным потоком слов, слов, слов.

Харриет вздохнула и уставилась в чашку с жидковатым кофе. Надо было вернуться в «Веранду». Они подавали приличные стейки, а их кофе был почти так же хорош, как тот, что варила ее домработница.

Уезжая сегодня утром из родительского дома, она забрала сумку. Пребывание там действовало ей на нервы, и, как только ее брат с женой прибыли вместе с близнецами, она не могла представить, что будет спать в своей старой комнате, превращенной в детскую. Почему они не поставили кроватку в комнату Эдварда, она не могла понять, если только он и Хани не решили между собой, что в детях надо воспитывать самостоятельность.

Ее брат вполне мог принять такое решение; Харриет взяла ложку и помешала кофе, хотя не положила в него ни сахару, ни сливок.

— Она обставила меня в двух партиях из трех, — сказал Зак.

Харриет вопросительно посмотрела па него и только йотом поняла, о чем он говорит.

— Оливия? Шахматы?

Зак кивнул.

— Она в них спец. — Он прожевал еще несколько кусков пиццы, а потом вытер рот салфеткой. — Интересно, захочет ли она жить в Нью-Йорке.

Харриет почувствовала только тревогу от его слов.

— Что заставляет тебя думать об этом?

Он пожал плечами.

Она сделала глоток кофе.

— Я думаю, ей здесь одиноко.

— У нее есть ее клуб садоводов, — сказала Харриет, вспомнив о женщине в регистратуре. — И ее сестра. Амелии ужасно не хотелось бытерять ее. И брат ее тоже здесь.

Он кивнул, откинулся на спинку стула и похлопал себя по плоскому животу.

— Да-а. Это хреново, правда? Ну в смысле быть разбросанными так далеко друг от друга. Не то чтобы я хотел жить здесь, — быстро добавил он. — Но я не против приезжать на лето.

— Твоя лошадь все еще у нее?

Он кивнул.

— Думаю, она счастлива, — сказала Харриет.

Он пожал плечами.

— Ты мало здесь бываешь.

Харриет внимательно посмотрела на сына.

— Хочешь сказать, я знаю недостаточно, чтобы делать выводы?

Он окинул взглядом почти пустой кафетерий, потом снова посмотрел на нее:

— Да, думаю, это верно.

— Хорошо, — кивнула Харриет. — Не отступай, когда веришь в то, что говоришь.

Он улыбнулся, хотя выглядел немного озадаченным.

— Все-таки ты странная, мама.

— Спасибо, Зак, — сказала она, чувствуя больше гордости от этого замечания, чем от всех других похвал, какие она когда-либо заслуживала.

— Может быть, я съем что-нибудь на десерт? — спросил он и пошел к стойке.

Харриет смотрела на него, и сердце ее переполняла радость. Не важно, сколько неправильных решений она могла принять в своей жизни, рождение сына оставалось самым драгоценным и благословенным. Она не променяла бы это ни на что другое. Если это означает, что она должна вынести полный груз бед, как только ее адвокат свяжется с Джейком Портером, она пройдет и через это. Она не хочет делиться своим сыном, но она сознает, что родной отец имеет полное право познать ту же радость, какую знает она, те же тревоги, те же страхи и ту же гордость. Иметь ребенка — это бесценный дар.

Джейк мог быть непреклонен вчера вечером, когда говорил, что не планирует заводить детей, но, конечно, как только он узнает о Заке, он передумает. Ей хотелось верить в это.

— Хочешь? — Зак протягивал ей бумажный стаканчик с ванильным мороженым.

— Нет, спасибо.

Он пожал плечами и принялся с удовольствием поглотать содержимое. Закончив, он сказал:

— У них там есть вполне приличный на вид пирог, но я берегу аппетит до пирогов Гранлин. Никто во всем мире не делает такие морковные пироги, как она.

Харриет надеялась, что чувство вины не отразилось на ее лице. Ей пришлось три раза спустить воду в туалете, чтобы заставить тот проклятый кусок исчезнуть.

— Хочешь поехать туда сегодня вечером после больницы?

— О'кей. — Он собрал и отнес их тарелки.

Все обернется к лучшему. В это тоже должна была верить Харриет. Она заедет к родителям, но сделает все, чтобы не остаться. Ей действительно нужно позвонить в гостиницу и убедиться, что они оставили за ними комнаты. Она покопалась в сумочке, вытащила телефон и поднесла его к уху.

— Мама, — сказал Зак, указывая на телефон.

Она сделала большие глаза, но не стала набирать номер.

— Вот что я тебе скажу, — сказала она. — Ты возвращайся наверх в зал ожидания, а я выйду на улицу. Мне только нужно подтвердить наш заказ в гостинице.

Зак кивнул. Он поехал вверх на лифте, и тогда Харриет пошла к выходу из больницы. Она шагнула через двойные стеклянные двери в еще один день, полный яркого солнечного света. Сделав глубокий вдох, Она отошла несколько ярдов от входа, подняла телефон и начала набирать 4-1-1.

— Я надеялся найти тебя здесь, — произнес над самым ее ухом голос, который она знала слишком хорошо.

Харриет опустила телефон, повернулась и посмотрела прямо в темные глаза Джейка Портера. Золотые искорки сегодня были даже ярче, освещая его лицо так, как она помнила не только с прошлой ночи, но и целую жизнь назад. Харриет моргнула. Что она делает, думая сейчас о его глазах? «Я надеялся найти тебя здесь». Эта фраза сказала ей, что он вычислил, кто она такая. Харриет сунула телефон назад в сумку, гадая, до какой точки дошли его открытия.

— Да?

— Сейчас я не могу сказать ничего, потому что хотя я и думал, что ты кажешься знакомой, я не узнал тебя, так что как я могу ожидать, что ты узнала меня? — Он улыбнулся, его лицо было живым, глаза теплыми и притягательными. — Я Джейк Портер, которого ты знала в школе.