Литмир - Электронная Библиотека
A
A

На обратном пути Брайони спросила Пелгрейва:

— Не знаете, где сейчас Макриди? Мне нужно кое-что показать ему. Срочно.

— Я доложу ему об этом утром, сразу, как его увижу.

— Это еще не все.

— Информация пошла быстро и косяком, да? Макриди весь день провел в Уайтчепел. Я скажу ему, что вам нужно с ним переговорить. Могу я узнать, о чем речь?

— В документе, который мы получили в «Висячих Садах», упоминается имя Странника.

— В самом деле? Звучит многообещающе. Вы сообщили об этом Латему?

— У него тоже есть экземпляр перевода. Полагаю, он уже прочитал текст.

Брайони отправилась домой и легла в ванну. Ее кости жаждали тепла, которое можно получить только глубоко погрузившись в горячую воду. «Бедная Нелл, — подумала она. — Девочка теперь никогда не будет ощущать себя в безопасности, принимая ванну».

По крайней мере, до тех пор, пока они не поймают и не посадят под замок Квина.

Ничего, придет и его черед. Он прошел слишком долгий путь. Перед внутренним взором Брайони возникло лицо семнадцатилетнего парня. О чем он тогда думал? Совсем еще мальчик, поступавший в университет и намеревавшийся стать врачом? Была ли в нем хоть какая-то часть личности, желавшая исцелять? «Поворот, поворот, поворот». У нее закружилась голова от этих мыслей, и Брайони встала, окунувшись в прохладный воздух. Черт! Забыла сходить и сдать кровь на анализ. В шее странно пульсировала вена, что-то сжалось и задергалось в голове. Черт! Брайони схватила полотенце с поручня и неуклюже рухнула на кафельный пол, ударившись головой о край ванны.

Глава 39

Все пациенты были зафиксированы на передвижных койках, как будто их подготовили к операции, но отложили ее на время, а пока сестры перекатывали их с места на место, подталкивая по две койки за один прием. При этом их тапочки скрипели по линолеуму, а койки дребезжали.

Весь день Брайони провела в ожидании. Утром она полчаса ждала, пока ее осмотрит терапевт, затем ее направили в больницу Сент-Панкрас на рентген, поскольку предполагали легкое сотрясение мозга. Еще два часа девушка провела перед рентген-кабинетом, а следом за этим еще сорок минут дожидалась заключения доктора. Он заявил, что хотел бы поместить ее под наблюдение и осмотрит подробнее во время очередного обхода. После этого Брайони принесли на подносе обед — апельсиновое пюре и картофельную запеканку с мясом и горохом, — а также выдали огромную кипу старых журналов, на знакомство с каждым из которых у нее уходило не более двух минут. Периодически к больной подходили сестры, совершавшие разнообразные манипуляции: ей совали в рот градусник, втыкали в руку иголку и выкачивали полный шприц крови, считали пульс, светили в глаза фонариком, заставляли дуть в какую-то картонную трубку, взвешивали.

— Когда я наконец смогу уйти? — спрашивала она всякий раз, когда к ней приближалась новая сестра.

— Уже довольно скоро. — Ответ у них был один и тот же.

Однако сами медики задавали ей бесконечные вопросы и добивались детальных ответов. Они исписывали ими огромные опросные листы и прикрепляли их на доске. К середине дня в больнице знали про Брайони все: от ее домашнего адреса и даты рождения и вплоть до даты последней менструации, а также что она съела на завтрак позавчера и в котором часу обычно встает по утрам.

Несуразно большие часы на противоположной стене отмечали каждую уходящую минуту подергиванием длинной стрелки, и к половине пятого у девушки окончательно лопнуло терпение. Оказалось не так-то легко избавиться от подноса, а передвижная койка была как минимум сантиметров на тридцать выше обычной кровати, так что приходилось звать сестру, чтобы слезть на пол — например, чтобы сходить в туалет. Это, естественно, гарантировало, что персонал знал, кто из больных когда и куда отправился. Брайони подумала, что полиции «Метрополитан» надо поучиться кое-каким трюкам в госпитале Сент-Панкрас. Перекрестный допрос, установление личности, содержание под наблюдением, психологический контроль. Она свесила ноги с койки, а потом спрыгнула на пол. Нельзя сказать, что головокружение полностью прошло. Вовсе нет. Она сделала несколько торопливых шагов по направлению к двери с табличкой «Выход» и наткнулась на сестру, которая шла ей навстречу, толкая перед собой столик, нагруженный стальными инструментами, прикрытыми белой салфеткой.

— Туалеты вон в той стороне, — сестра указала двойную дверь в противоположном конце помещения.

— Знаю. Я просто хочу прогуляться.

— Не здесь, сюда нельзя. Эта секция только для персонала.

— Здесь написано «выход».

— Это старая табличка.

— Я могу выйти погулять?

— Спросите у доктора, когда он подойдет к вам на обходе. Если с вами все в порядке, никто вас здесь не задержит.

— Но я жду его уже два часа. Я отлично себя чувствую. Можно мне уйти?

— Вы не можете уйти, пока вас не выпишут. — Сестра, светлые волосы которой были зачесаны назад и прикрыты внушительного вида шапочкой стоявшей торчком от крахмала, обращалась с пациенткой, как комендант тюрьмы с заключенными. У нее был жесткий и прямой взгляд. Брайони решила выдержать его и переупрямить сестру, но проиграла.

— Я сама могу решать, куда и когда мне идти. Это мое законное право.

— Не советую. Если вы сейчас уйдете, то в следующий раз вам могут отказать в лечении. Я позову старшую сестру, чтобы она поговорила с вами.

Брайони вернулась к своей койке, чувствуя себя ребенком лет семи, прилегла и мгновенно уснула.

Когда она проснулась, освещение несколько изменилось. Не то чтобы дневной свет и раньше был особенно заметен в помещении, но узкие полоски в верхней части зашторенных окон теперь стали совсем темными, а флюоресцентное сияние казалось скорее желтым, чем белым. Она ощутила запах пищи — сестры развозили пациентам подносы с едой — и внезапно поняла, что ужасно проголодалась.

Поднос установили на конструкции, похожей на мостик. А койку живо развернули так, что она оказалась прямо перед носом Брайони. Томатный суп-пюре, два ломтика белого хлеба с маслом и треугольный кусок апельсинового пирога. Пожилая женщина, лежавшая на соседней койке, взглянула на эти блюда и скривилась.

— Даже крема нет, — заявила она недовольным тоном. — Мы ведь вправе ожидать, что нам дадут заварной крем, правда? Национальная служба здравоохранения — это просто позор. — И она начала осторожно вливать томатный суп в рот неполными ложечками.

— Вы часто здесь бываете? — поинтересовалась Брайони.

— Чертовски часто. Это меня убивает, уж вы мне поверьте. Высокое давление. Это проклятие всей моей жизни.

— А у меня, похоже, слишком низкое. Забавно, правда?

Они синхронными движениями принялись за суп: ложка в тарелку — ложка в рот и так далее.

— Вам еще повезло, — резюмировала соседка, опустошив тарелку. — Низкое давление — это еще не самое плохое. Я бы предпочла иметь низкое давление вместо высокого. Но вы еще молоды. А молодость — это всегда хорошо. А он толковый врач, этот доктор Миллз, правда? Вы спали, когда он проводил обход. Вы быстро заснули.

«Черт, — выругалась про себя Брайони. — Черт подери!» Она пропустила обход, и теперь придется торчать здесь всю ночь. Единственный выход — уйти самовольно. Может, ей удастся убедить Макриди написать справку: уход в силу преданности долгу. Когда подошла сестра, чтобы забрать поднос, Брайони попросила ее пригласить старшую по смене.

— Старшая сестра придет только к семи утра, — услышала она в ответ. — Вы можете поговорить с начальницей ночной смены, когда она подойдет — примерно без четверти девять.

Начальница ночной смены оказалась медленно передвигающейся, мясистой женщиной африканского происхождения. Она величественно прошествовала к койке Брайони и, прежде чем заговорить, немного помолчала, разглядывая пациентку.

— Вы хотели поговорить с начальницей смены?

— Да. Прошу вас, разрешить мне уйти.

На лице дамы не отразилось никакой реакции. Она размеренным шагом прошла в изножье кровати, взяла висевшую там доску с результатами анализов и снова подошла к Брайони.

53
{"b":"154356","o":1}