Над оградой хозяин вверху помахал ему ручкой и сердечно сказал:

— Addio [1], дорогой мой! Не хотел быть честным котом, отправляйся к чертовой бабушке…

— Новенький? — мурлыкнул из травы ленивый кошачий бас.

— Да, — мяукнула, потягиваясь, серая кошечка и равнодушно покосилась на Бэппо.

— Симпатичный? — спросил опять бас.

— Так себе… Очень уж у него глупый вид. Точно с луны свалился. — Кошечка понюхала намокшую в траве селедочную бумажку и томно закрыла глаза.

— Это вначале со всеми бывает, — успокоительно проворчал бас.

Деловито и медленно Бэппо в пятый раз обошел весь форум, обнюхал все кусты, обшарил все щели, — мышеловка! Со всех четырех сторон трава замыкалась каменной гладкой стеной. Не паук он и не ящерица, в самом деле, чтобы лазить по таким штукам… Воробьи и голуби прилетали и улетали, Бэппо только хвостом сердито крутил: дал же Бог этим вертлявым тварям такую чудесную способность — взлетать на воздух в любой миг и мчаться по своим птичьим делам над всеми отвесными стенами…

Бэппо, которому были доступны все чердаки и подвалы его квартала, Бэппо, бесстрашно спускавшийся по крутым черепицам крыш до голубого края пропасти, сиявшей за. ними, Бэппо, с ловкостью акробата и быстротой гадюки ускользавший от любого фокса в первое чужое окно — Бэппо пленник!

Да и коты и кошки вокруг были какие-то странные. Правда, по кошачьим правилам благопристойности им не пристало лезть к чужому коту, тычащему носом во все углы нового, так странно замкнутого жилья… Правда, Бэппо и сам, притворяясь равнодушным, обходил сытые спины валявшихся на траве зверей, — порядочный кот ведь должен сам находить выход из любого положения, но все-таки: ни капли участия! Ведь он гость, его могли бы более приветливо встретить, ознакомить с местными обычаями, объяснить, наконец, в чем дело, черт возьми… Мяу!..

Он не выдержал и, прервав свой бесполезный обход, присел на камень рядом с упитанным серым котом, тем самым, который был свидетелем его позорного падения на форум.

— Скажите, пожалуйста… — Бэппо учтиво склонил шею и, как хорошо воспитанный кот, сделал после вступления продолжительную паузу.

— Мур?

— Скажите, пожалуйста, что все это значит?

— Вы, верно, провинциал? — спросил толстяк, хлопнув хвостом по старой газете.

Бэппо обиделся.

— Я родился в центре Рима на via Colonnetti, знаете, там у церкви, между двумя трактирчиками, и никуда дальше своего квартала не отлучался. Если это называется быть провинциалом…

— Странный случай! Как же вы не знаете того, что известно в Риме любому двухнедельному котенку. Как вас зовут?

— Бэппо, — торопливо мурлыкнул сконфуженный кот.

— Так вот, синьор Бэппо, в Риме с давних времен существует обычай: если какой-нибудь кот или (он пренебрежительно повел носом) кошка преступно себя ведет, или если хозяин настолько беден, что не может держать своих домашних зверей в хорошем теле, или если сумасшедшая иностранка заведет себе котенка, а потом, уезжая, не знает, куда его девать, — то таких несчастных сбрасывают на форум Траяна… Я не знаю, к какой из этих категорий вы изволите принадлежать.

— Я думаю, что ко всем трем, — задумчиво мяукнул Бэппо.

— Мур?

— В детстве меня подобрала у ресторана за кадочкой с бамбуком мисс Нелли. Она, видите ли, обедала, а я вылез из-за кадочки и сказал: «Мяу! Сударыня, извините, но я тоже хочу есть!» Она меня накормила, унесла к себе, вычесала всех блох, поцеловала меня в носик и в лапочки (вот гадость!), опрыскала какой-то вонючей штукой, нацепила на меня зеленый бантик… Две недели я жил у нее, как какая-нибудь, простите за выражение, болонка, а потом… пришел кривоногий грубиян в синей блузе, унес ее чемоданы, и я очутился опять на улице… О форуме Траяна она, должно быть, тоже не знала.

— Женщина! — брезгливо пробурчал толстый кот.

— Потом я поселился у бедной прачки. У нее было много работы и очень невкусная еда. Каждый день, знаете, макароны. Резинка какая-то, а не пища… Да еще с этой кислятиной — с томатами. А уж если случался день с печенкой, то вы ведь понимаете, что после прачки, которая целый день стирала, даже и вылизать в тарелке нечего. Еще когда она работала дома, я терпел. Приходили соседки, дети с ними — детей у них, как котят… А у детей, знаете, всегда что-нибудь есть: кусок селедки, пирожок, то да се. Ну, за усы дернут, хлопнут куклой по голове, да теперь куклы из целлулоида (кот с гордостью промурлыкнул подхваченное у людей слово), — не больно…

Все-таки в компании сыт не сыт, а в животе всегда что-нибудь бурчало. Но когда моя прачка стала уходить на работу, а меня запирать в чулан, чтобы я на голодный желудок ее проклятых мышей ловил (Бэппо от негодования даже закашлялся), — нет, пусть сама ловит и жарит их себе на ужин на оливковом масле! Я не выдержал, вышиб головой стекло и…

— И переменили судьбу? — спросил серый кот, прищурив ухмыляющиеся зрачки.

Он грел пузо на солнце и наслаждался: так приятно после сытного обеда послушать рассказ о чужой беде…

— И переменил судьбу. Собственно, синьор Спагетти даже не был настоящий хозяин, — видел я его только утром и вечером. Да и сапожник он был не настоящий: у настоящего, знаете, подмастерья тепло, сам он сидит дома, пьет кофе с молоком…

Там, где много народу, сами понимаете, всегда что-нибудь остается. А он чуть не с зари брал на плечи котомку с обрезками кожи и разными штучками, брал складную скамеечку и уходил на целый день. Люди, знаете, носят на лапах копыта, которые снимаются и надеваются…

— Башмаки, — лениво поправил серый кот.

— Знаю сам… Уж вы, пожалуйста, не перебивайте. Так вот, башмаков он, собственно, шить не умел, а так делал разные латочки, заплаточки, каблучки чинил девушкам — у них ведь всегда кривые… Бродячий сапожник! — с отвращением фыркнул Бэппо. — Ну, дело не мое, для нас, как вы понимаете, первое дело — корм, второе — ласка, третье — хорошее общество… Корм? Я не знаю, обедал ли мой сапожник сам. Макарон там где-нибудь наглотается, корочку сыру пожует, луковицу… Бродячая жизнь — бродячая еда. Но пил он много — и даже домой приносил.

— Молоко? — насмешливо спросил серый кот.

— Да, как же, молоко… Красное и желтое молоко… И черт их знает, как они могут такую дрянь глотать… Вот из-за этого «молока» я и погиб… Но об этом после — я вам по порядку все расскажу, а то собьюсь. Ласки я от него тоже не видал. Придет домой веселый, мурлычет, с разговорами ко мне лезет: «Как поживаете, синьор Бэппо? Давно я вас не видал, красавец мой… Что ж ты отворачиваешься, урод собачий?» А какой же может быть разговор, когда у меня в животе кусок кислого хлеба из помойки, да и тот со вчерашнего дня переваривается…

— Так за каким же чертом вы у него жили? — сердито буркнул серый кот, переворачиваясь на другой бок.

— Очень уж уютный двор был. И общество хорошее: две кошки, цыплята (Бэппо томно облизнулся), помойка, детей, словно мух, в углу ореховое дерево… И лестниц, знаете, как дырок в швейцарском сыре: узенькие, темные, прохладные… Кое-как бы жил. Да вот тут это и случилось…

Бэппо глубоко вздохнул.

— Мур?

— Пришел мой хозяин как-то вечером к себе в подвал. Качнулся, пузатую бутылку на пол поставил и на сундук сел, точно его бросили… Одному, брат, скучно. И, знаете, взял меня за загривок, посадил на табурет. Я сижу. Налил в стакан желтого, тычет мне в усы: я лизнул, плюнул, фыркнул, головой толкнул, всю кружку разбрызгал… Запах!! Ну, говорит, синьор Бэпп, vino Romano вам не нравится. Не угодно ли Frascati? Винцо неплохое! Налил красного в плошку, схватил меня под мышку, окунул мордой в вино… Глаза у меня чуть на пол не выскочили! Дышать хочется, просто сил нет… Я рот раскрыл, потянул в себя, чихнул, закашлялся, в горле прямо кошки скребутся. Рвусь! А он, черт, не пускает. Ну, я, признаться, цапнул его когтями за руку, а он меня за хвост, да в другую руку шило… Это он мне шилом хотел хвост к сундуку пришпилить. Понимаете?!