Верные доктрине правового государства либеральные законоведы решительно протестовали против «узаконенного правительством произвола». Правда, эта же партия требовала от того же правительства чрезвычайного произвола, т. е. самой широкой административной борьбы с большевизмом. Но эта некоторая логическая непоследовательность объяснялась отчасти тем, что административная высылка за границу, да и внесудебные аресты тогда, в июле месяце, грозили главным образом не революционерам слева, а поднимавшим все смелее голову оппозиционерам справа, т. е. сторонникам развивавшегося движения в пользу военной диктатуры [43].
Я только что упомянул о новом правительственном кризисе, который в наследие от большевистского восстания достался Временному правительству. Этот кризис начался выходом трех министров к. — д. из Временного правительства. Поводом ухода было несогласие с большинством правительства в украинском вопросе. Уход состоялся как раз накануне начала большевистского бунта. Этот частичный министерский кризис был большевистским восстанием или, скорее, его отражением в политическом сознании России превращен в кризис всего правительства. Он еще осложнился личным вопросом князя Львова.
Для его мягкой манеры управлять настали времена слишком трудные. Необходимо было больше резкости в обращении с людьми, больше внешнего нажима в манере управления. Впрочем, мне очень трудно говорить объективно о причинах ухода князя Львова, во — первых, потому, что его место пришлось занять мне, а во- вторых, потому, что мое личное отношение к этому замечательному, ныне покойному, человеку не дает мне возможности видеть в его деятельности те слабые стороны, которые, конечно, и у него были, как у каждого из нас.
7 июля, на другой день после моего возвращения с фронта, 1 князь Львов вышел из состава Временного правительства. В том же заседании правительства, в котором была принята отставка князя, было подписано постановление о моем назначении на его 1 место, с оставлением меня в должности военного и морского министра.
Только после ухода князя начал развиваться по существу новый правительственный кризис. Разрешать его пришлось уже мне.
9 июля ВЦИК Совета солдатских и рабочих депутатов, а также ЦИК крестьянских депутатов в особом воззвании к стране объявили Временное правительство — «Правительством спасения родины и революции». Воззвание требовало от солдат, крестьян и рабочих полного доверия и подчинения единой национальной всенародной власти. Тогда же Общее собрание полков Петербургского гарнизона единодушно вынесло резолюцию о доверии «только Временному правительству».
Однако при каком угодно доверии революционных и левых организаций необходимо было восстановить внутри правительства тот союз (коалицию) всех живых сил страны, в существовании которой и лежал залог быстрого возрождения государства. Пустое место, оставленное уходом трех министров из партии к. — д., должно было быть заполнено людьми, выражающими те же политические и социальные настроения.
В июле месяце это было даже более необходимо, чем в апреле или мае, ибо теперь за спиной партии к. — д. соорганизовались все политические и социальные силы государства, представлявшие интересы имущих классов, высшего командования и остатков старой бюрократии, отчасти даже аристократии. Этим я вовсе не хочу обвинять партию народной свободы, имевшую в своем прошлом огромные заслуги перед русским освободительным движением, в том, что она по существу «изменила своей программе и перешла на службу реакции», как выражались тогда не одни только большевистские демагоги. Все в идеологии конституционно — демократической партии осталось на своем месте. Только человеческий материал, наполнявший ее ряды, весьма резко изменился. Ведь все партии, существовавшие до революции и занимавшие место направо от либерального центра, — все эти партии исчезли. Сама же кадетская партия стала правым флангом русской общественности после революции [44].
Очевидно, надпартийное, национальное правительство должно было иметь в своем составе ответственных представителей правого политического фланга, в лице членов той партии, которая после переворота твердо встала на почву республики.
Представители социалистических партий и вожди Советов совершенно откровенно стремились к тому, чтобы пополнение состава Временного правительства после ухода князя Львова обошлось бы как раз без представителей партии к. — д. С 7 по 13 июля положение в правительстве оставалось неопределенным, ибо в самый день назначения моего министром — председателем я снова уехал на фронт в армию генерала Деникина. После моего окончательного возвращения с фронта (кажется, 14 июля) все министры передали свои министерские портфели в мое распоряжение. Такой коллективной отставкой создавался новый способ пополнения Временного правительства.
Первоначально Временное правительство было как бы назначено Временным комитетом Государственной думы, чему предшествовало соглашение с Исполнительным комитетом Петербургского Совета. Второй состав Временного правительства (в начале мая) намечался уже самим Временным правительством, но совместно с представителями партий, Совета и Комитета Государственной думы. Теперь образование нового состава Временного правительства поручалось только его председателю, что, конечно, делало будущий состав правительства более независимым от внешних давлений.
Ровно десять дней тянулись переговоры между министром- председателем и Центральными комитетами различных партий.
Опять начались бесконечные программные споры. Писались пространные письма, где нарочно заострялись сами формулировки спорных между партиями пунктов. Это, конечно, раздражало противников, но ничему не помогало по существу дела. Кроме того, формально предоставляя мне полную свободу в подборе членов Временного правительства, отдельные партии и общественные организации в ультимативной форме то предъявляли отводы по отношению к одним кандидатам в министры, то столь же ультимативно требовали назначения в состав Временного правительства других.
Получалось для меня лично совершенно нелепое положение: перед страной я при сложившейся политической обстановке нес всю полноту ответственности за судьбы государства, а в то же время не имел самого простого права выбрать себе свободно ближайших сотрудников, за деятельность которых в правительстве я действительно и по совести мог отвечать. Положение мое затруднялось еще тем, что обе борющиеся стороны (демократическая и буржуазная) одинаково заявляли о совершенной необходимости или, скорее, неизбежности моего председательствования во Временном правительстве.
Все партии вместе хотели работать со мной. Но… каждая из них в отдельности ставила при этом одно условие: я должен был обязательно исполнить такие‑то ее пожелания, явно неприемлемые для других из участвовавших в переговорах сторон. Партийный торг вокруг пустующих министерских кресел все разгорался. Между тем каждый день правительственного кризиса усложнял и без того труднейшее положение в стране, и в особенности на фронте. Здесь под натиском германских войск быстро нарастало по существу естественное и здоровое, но — в офицерских кругах — не всегда правильно проявлявшееся чувство патриотической тревоги.
Очевидно, перед русскими политическими партиями, из которых ни с одной я не был в полной мере солидарен и среди которых в каждой у меня были политические единомышленники, нужно было поставить вопрос ребром: или пусть они сами берут на себя ответственность за судьбы государства, или пусть предоставят мне, хотя бы некоторую, возможность делать то, что, по — моему, нужно для государства, а не для удовлетворения партийных аппетитов, доктрин и самолюбий!
21 июля я сложил с себя все свои должности и звания, передал текущие дела заместителю министра председателя и уехал по секрету в Царское Село. Сейчас же в Центральные комитеты всех партий были разосланы приглашения на срочное заседание по вопросу исключительной государственной важности. Вечером в день моего отъезда в Малахитовом зале Зимнего дворца произошло заседание ответственных представителей всех партий, на которые опиралась власть после революции.
