Невыразимая радость, охватившая 99 процентов населения не только Франции и Англии, но и Германии и Италии, свидетельствует о том, что за эти жуткие дни — перед Мюнхеном — народы в своей совести и в своем сознании до конца продумали и прочувствовали смысл и следствия современной войны. «Народы Европы, — сказал де Валера в Женеве, — заглянули в пропасть войны и в ужасе отшатнулись». Отшатнулись и, почувствовав под своими ногами твердь мира, возликовали.

Я убежден, что, пока живо поколение, сохранившее память о 1914–1918 годах, подвинуть на новую большую войну народы Европы почти невозможно. И ведь эта психология вскрылась не только там, где война считается варварством, но и там, где — в Германии, в Италии — новые владыки строили ей алтари и пели гимны. Кстати, мирный энтузиазм народных толп в Германии еще раз показал, что нельзя всему народу приписывать грехи и преступления «правящего отбора». Это так же верно для Германии, как и для России.

Да, конечно, страны свободы пришли к Мюнхену не победным путем. Но по счетам ошибок никогда не платят вовремя и добровольно. Целой эпохе в истории европейской демократии пришел безрадостный и весьма печальный конец. Пришел конец — и точка. Жизни смотреть нужно вперед. Отвращение к войне, воля к миру — сила огромная, с которой нечего делать Сталиным и Гитлерам, но опираясь на которую демократии могут сделать огромное дело. Опыт войны 1914–1918 годов показал, что война не есть средство укрепления в мире демократии, что в хаосе и разрушении современной тоталитарной войны выигрывают наиболее грубые и примитивные силы и что самый мир, завершающий войну, даже если он написан демократами, является источником новых насилий и войн.

Предотвратить войну, которая входила в планы диктатора, вообще не значит проявить «малодушие и слабость». Это значит вырвать инициативу из рук противника.

Новое усиление вооружений Англии и Франции ясно показывает, что великие демократии не хотят «сдаваться» и имеют свой план борьбы за установление европейского равновесия, длительного мира и здоровых хозяйственных отношений.

Вооруженная демократия , ставящая себе конструктивные международные задачи и решившая, следуя своему плану , не уступать насилию, сила огромная. Она сейчас создается в Европе — создается в очень трудных социальных, международных и психологических условиях.

Сейчас нужны страшная жертвенность, самоограничение всех партийных программ, суровая самодисциплина свободного общественного мнения. Нужно чувствовать себя в мирной обстановке как на войне. Ибо враг силен, беспощаден и знает слабости демократии лучше, чем она сама сознает их.

Мюнхен дал странам свободы огромный шанс возродиться и возродить мир. Ибо духовные силы и материальные средства борьбы, которые находятся в распоряжении свободных стран, почти неограниченны.

План и выдержка — вот что нужно для победы.

На борту «Нормандии», 9 октября 1938 г.

Несомненно, что после Мюнхена началась совсем новая глава европейской истории. Несомненно также, что эту главу начнут писать без России .

В памятных речах, произнесенных Чемберленом и Даладье в их парламентах после свидания в Мюнхене, вопрос о СССР тщательно, по существу, обходили, отделываясь вежливыми фразами вроде: новые дружеские отношения не могут помешать сохранению старых. Но все подобные фразы никого не обманывают.

В самом начале ленинизма бывшие союзники окружили советскую Россию, по почину Клемансо, «санитарным кордоном». Но это было еще время острой Гражданской войны, когда бывшие союзники России были с белыми генералами, а сами большевики с германским Генеральным штабом. Будучи в союзе с Германией, большевистское правительство далеко не было, несмотря на «кордон», изолировано. А со времен Генуи [265](да уже и раньше) торговые и дипломатические связи (иногда только «явочные») стали завязываться и с бывшими союзниками России.

С 1924 года (признание Италией, Англией и Францией) советское правительство стало совсем на большую дипломатическую дорогу. Через 10 лет Сталин и Литвинов были на вершине своих дипломатических достижений. К Сталину в Кремль едет сначала из Франции Лаваль, потом из Англии Иден. В Лиге Наций, которая тогда еще не была только фикцией, Литвинов занимает место постоянного члена Совета, как полагается представителю великой державы.

Сейчас полезно вспомнить этот несомненный исторический факт: великие демократические державы не только не «бойкотировали» «первое в мире пролетарское правительство», но усиленно вводили его в свой круг , упорно закрывая глаза на всю работу Сталина по экспорту Коминтерна и совершенно не замечая непочтительного с ними обращения Москвы. И чем сильнее нарастала германо — итальянская опасность, тем дружественнее становились к Москве не только Париж, но и Лондон. Былой покровитель «белой мечты» Уинстон Черчилль стал посетителем салонов Майского. Герцогиня Атольская стала выступать на собраниях с советскими представителями. «Мы остаемся противниками внутренних большевистских порядков, но в международной области, в пределах Лиги Наций, большевики наши союзники: они за мир и коллективную безопасность».

К счастью для Англии, английское рабочее движение, сотрудничая с большевиками (как и консерваторы) во внешней политике, никогда не поддавалось соблазну «единого фронта». Во Франции тактика троянского коня (по откровенному определению Димитрова) вполне удалась, и большевики стали, через французских коммунистов, весьма серьезным фактором всей внутренней политики «единого фронта».

Но меня сейчас интересует не Франция, а Россия в образе СССР. Ее положение было совершенно блестящее. Распределение международных сил было таково, что не было никаких оснований опасаться перемены отношения к СССР ни во Франции, ни в Англии.

Почему же все‑таки буквально в несколько дней все изменилось и Кремль оказался в таком одиночестве, в котором никогда не бывала большевистская диктатура с самого своего появления? Ответ на этот вопрос совершенно ясен и бесспорен: дипломатическая катастрофа Москвы создана исключительно и всецело руками Сталина и его помощников.

И тут возникает новый весьма серьезный вопрос: внутренняя и внешняя политика Сталина, объективно совпадающая с интересами гитлеровской Германии , ведется в этом направлении сознательно некими гитлеровцами, расположившимися в Кремле, или является только неизбежным следствием установки диктатуры на провокацию новой мировой войны? На этот вопрос нет еще ответа. Но самый вопрос настолько законен, что его задают сейчас себе не только русские, но и ответственные иностранцы. Недавно один из них так прямо и спросил меня: чем я объясняю себе тот факт, что в России сейчас уничтожают всех людей, способных организовать армию, промышленность, земледелие или транспорт, уничтожают тем стремительнее, чем становится возможнее столкновение с Японией или с Германией? Сознаюсь, убедительного для иностранца ответа я дать не мог, хотя сам ощущаю Сталина не как сотрудника Гитлера, а как фанатика «мировой революции».

Впрочем, для нас личные мотивы преступной политики Сталина совершенно безразличны. Для нас достаточен один бесспорный факт: Сталин сознательно, руководствуясь теми или иными мотивами, уничтожил обороноспособность России и лишил ее всяких дружеских международных связей.

Те же из нас, которые, несмотря на избиение несметного количества военкомов и незаменимых специалистов, продолжают верить в сталинские достижения на государственно — патриотическом фронте, должны вдуматься в следующий факт: когда великие державы, готовясь ко всяким возможностям в развитии чешско — германского кризиса и не желая действовать наугад, решили произвести расследование военных возможностей СССР, то плоды этого расследования оказались самыми печальными — даже в области авиации.