Бордо так Бордо. Воробушку на работу не спешить: он на бирже труда время от времени отмечается, и дело с концом. Каменщиком вкалывать неохота, лучше уж скромнехонько жить на доходы от сдачи загородной резиденции.
Жильцы хорошие, вот на праздники уехали и разрешили хозяину переночевать.
Дом с круглой башенкой на въезде в деревню. Следом – другая башенка, квадратная. Альберто ловит Маринин взгляд:
– Это голубятни.
С заднего сиденья – ехидный голос:
– Они тут не только лягушек, они еще и голубей жрут.
Марина оглядывается:
– Корто, при Воробушке мы не говорим по-русски.
– Я стих придумал: «Воробей жрет голубей».
Марина поворачивается к Альберто:
– Это правда, что вы голубей едите?
– Конечно. А вы разве нет?
Сзади – голос (уже по-английски):
– Голуби – отрава. У них нет желчного пузыря, и весь shit идет в мясо.
Альберто кивает:
– Но вкусно… И у них помет ценный.
Денис фыркает.
– Я правду говорю! – обижается Альберто. – Это удобрение для виноградников! Неплохой источник дохода… Его даже в брачный контракт вписывали. – И Марине: – Знаешь, что в Средние века во Франции только феодалам позволялось строить голубятни?
– Нет.
– А после революции разрешили всем, и на голубей началась повальная мода.
На седьмом часу езды Корто перестал делать вид, что любуется пейзажами на трассе.
– Ага, а потом явились немцы и запретили грязную птицу. Французы прятали голубей и тряслись: курлыкнет какой идиот не вовремя или нет…
– Воробушек, это правда?
– Не знаю… Но на голубятню могу вас сводить.
Денис демонстративно кашляет, закатывает глаза.
– Ой, нет! Это без меня. Удобрения для виноградников слишком сладко благоухают.
Альберто с Мариной переглядываются. «Я предупреждала, что он ерепенистый. Но хороший». – «Да уж. Молчу».
«Пежо» выезжает к двухэтажному каменному дому с фасадом, увитым лысыми стеблями: летом тут и правда зеленый раек. Из соседней калитки выходит невысокая женщина, Альберто высовывается в окно, выпаливает:
– Мадам Мартен! Здрасьте! Как вы? Можно к вам через полчасика? – и подняв стекло: – Там кормят.
Машина тормозит, распахиваются дверцы. На улице градусов четырнадцать (конец декабря!)… Марина хлопает в ладоши, взбегает на крыльцо:
– Какой чудный дом!
Будет время, когда другая взбежит по ступенькам… Альберто улыбается, достает ключи из-под лестницы:
– Ну что, пьем кофе и идем знакомиться со свиньей?
Денис кивает на дом напротив:
– Ты про соседку?
К счастью, возле калитки уже никого нет.
68
– Groin-groin! Groin! Groin!
Это Альберто хрюкает. Звучит так: «груэн-груэн!» – и кажется, что Воробушек издевается над свиньей.
– Корто, слышишь как французы наше «хрю-хрю» коверкают?!
Денис не реагирует – черепашникам звонит.
– Groin! Groin!
Свинья размером с питбуля, страдающего ожирением, лежит на диване; розовеющее сквозь редкую шерсть брюхо растеклось мягонькой лужицей, усыпанной пупырышками. Вспоминается рисунок в детской книжке: пляж, свинья в купальнике – сверху донизу ряд зеленых лифчиков. Марина осторожно трогает копытце: ребристое, раздвоенное, такие у чертиков рисуют. Свинья приоткрывает глаз. Мало ли что.
Альберто мочалит в пальцах свиное ухо.
– Groin-groin!
Свинья на «груэны» не реагирует. Двуногий развоображался, будто у него есть пятак, ну что теперь. А вот когда двуногий принялся за ухом чесать… за это можно все отдать.
– Видишь, шерсть на загривке дыбит? Кайфует. Еще любит, когда ей за передними ногами чешут…
Свинья – на верху блаженства. Даже кажется, что она улыбается.
Подходит мадам Мартен.
– Мы любим, когда нам вот тут массажик… – Мадам Мартен собирает в складку кожу возле рыльца, сверху. Свинья издает тихий протяжный хрюк, его можно было бы назвать сладострастным, но слишком уж слово несвиное. – И брюшко, мы обожаем, когда чешут брюшко… – Мадам Мартен начесывает свинье живот, и та полуобморочно закатывает глаза, а заднюю ногу приподнимает, чтобы всюду доступ был.
Мадам Мартен обращается к Марине:
– Животика коснешься – она сразу на бок валится!
Марина улыбается:
– Можно нос потрогать?
Свиной пятак влажный и прохладный, черный, с бледной кляксой посередине, затекающей в две внушительного размера ноздри. Из ноздрей – воздух: туда-сюда, туда-сюда, всю жизнь бы так пролежать на диване, и чтобы чеса-а-али…
– Ай! Он мохнатый…
Пятак покрыт редкой шерсткой.
– А как же. – Мадам Мартен чешет как заводная пузо в пупырышках. – Это рыльце нас кормит…
Марина не успевает спросить – что значит «кормит». Денис сообщает:
– Дозвонился до Матьё. Будет ждать меня четвертого января в лаборатории. Интересно посмотреть, как они там.
«Меня».
– Ты нас-то возьмешь? Или на трассе высадишь?
А собирались пораньше домой вернуться, проект для школы – на нуле. Вечно Корто только о себе думает, взяли в дорогу шесть яблок, четыре сточил, как червяк, на заднем сиденье. У него принцип: «Кому надо, тот возьмет. А кто забыл взять – пускай таблетки для памяти пьет».
– Я хотела бы поговорить насчет Марго, – мадам Мартен кивает на свинью.
– Марго? Ее зовут Марго?! – Денис хохочет, и Марине неловко.
Мадам Мартен смущается:
– Мы ее в честь королевы Марго назвали. Мой муж – большой любитель истории…
Денис отмахивается:
– Да нет, у меня личное.
Он вспоминает нью-йоркское “Hard Rock cafe”, куда потащился, можно сказать, рассентиментальничавшись. Марго, тянувшая на сотню кило, стояла перед ним, сжимая пухлыми руками розовую сумку: пальцы с красным лаком и врезавшиеся в них два золотых кольца. Она и правда смахивала на…
Альберто кинул недовольный взгляд на Дениса:
– Так что насчет свинки, мадам Мартен?
– Мы собрались в Нормандию к дочери. Третьего вернемся. Приютите Маргошу?
69
– Я со свиньей сидеть не буду, – Денис голоса не понижает. Альберто подталкивает его к калитке: сказал мадам Мартен, что домой понадобилось. Согласился взять Марго и понял, что русского друга надо срочно эвакуировать.
– Денис, я тебе все объясню…
– Нечего объяснять, какая, к чертям, свинья – мы в Испанию едем.
Альберто убегает вперед, чтобы Денис еще чего-нибудь не сказал. Кто знает, каковы слуховые возможности у мадам Мартен.
– Эй, меня подождите! – кричит Марина с порога.
И когда все оказались на кухне:
– Она решила, что мы сюда на Новый год приехали…
– В эту дыру?! – Денис, сунув руки в карманы, прохаживается из угла в угол.
Альберто опускается на лавку. И лавку, и стол – своими руками сделал, хоть бы кто похвалил. А как дырой называть единственное место на земле, где он гнездо свил, – это пожалуйста.
– Воробушек, а если сказать, что мы бы рады выручить, но едем в Сарагосу? Тебе же маму повидать надо, – это Марина.
Альберто встал, сел.
– Я не могу. Не могу признаться, что мама в Испании.
– И давно она от французского правосудия скрывается?
– Не смешно, Корто, – отмахивается Марина. Воробушек того и гляди расхочет путешествовать в компании типа, который не умеет ни общаться, ни на компромисс идти.
Воробушек трет пальцем след от горячей чашки на столе. Денис останавливается:
– Шкафчик сам смастерил?
– Сам! Всё сам! Вот, например…
– Альберто, давай я твою машину возьму, а ты со свиньей посидишь?
Неловкая пауза, Денис взрывается смехом. Альберто отводит глаза:
– Я уже обещал маме… Она ждет…
Денис мрачнеет.
– То есть я буду сидеть в дыре со свиньей, а ты поедешь развлекаться?
Марина дует губы:
– Корто! Опять «я» да «я»!
Альберто уныло пялится в окно. Кто думал, что так все повернется, глупее некуда. Ну не мог он отказать мадам Мартен, и оправдываться желания нет. Всю жизнь оправдывался перед всеми, хватит.