Поэтому доход фараона достигал свыше двенадцати тысяч талантов золота в год. Доход шел в два фонда — общественный и личный. По шесть тысяч талантов в каждый. Из общественного фонда фараон платил своим администраторам, чиновникам, полиции, в том числе водной, армии, флоту, фабричным рабочим, фермерам и крестьянам. Даже когда Нил не разливался, общественных денег хватало, чтобы закупать зерно в других землях. Личный фонд принадлежал только фараону и удовлетворял только потребности и желания фараона. В нем содержались золото, драгоценности, порфир, эбонит, слоновая кость, специи и жемчуг. Флот, что плавал к мысу Горн за всем этим, тоже принадлежал фараону.

Неудивительно, что все Птолемеи жаждали получить этот титул. Ибо Александрия была совершенно отделена от Египта. Хотя царь и царица брали львиную долю ее доходов от налогов, они не владели имуществом Александрии, будь это корабли, стекольные заводы или компании купцов. И они не обладали титулом, дающим им право на землю, на которой стояла Александрия. Город был основан Александром Великим, который считал себя греком, но был македонцем на все сто процентов. Истолкователь повелений фараона, протоколист и казначей собирали весь общественный доход Александрии и большую его часть использовали для обустройства своего собственного гнезда, используя систему привилегий и прерогатив, которые давал дворец.

Мемфисские жрецы Пта, пережившие многое при Ассирийской, Кушитской и Персидской династиях, пришли к примирению и с Птолемеем, соратником Александра Великого. Они отдали ему общественный фонд Египта с условием, что достаточное количество будет потрачено на Египет Нила, чтобы процветали его храмы и его народ. Если бы Птолемей был еще и фараоном, тогда он взял бы себе и личный фонд. Этот фонд не покидал подвалов Мемфиса. Фараон должен был сам явиться в Мемфис, чтобы получить то, что ему нужно. Таким образом, когда Клеопатра убежала из Александрии, она не стала подражать своему отцу, уплыв из Большой гавани без гроша. Она поехала в Мемфис и получила деньги, чтобы собрать армию наемников и вернуть себе трон.

— Ох, — вздохнула она, избавившись наконец от парадного облачения. — Ну и тяжесть!

— То, что давит на твои плечи, дочь Амуна-Ра, возвышает тебя в глазах Цезаря, — сказал Ха-эм, нежно касаясь ее волос. — В греческом платье ты выглядишь тенью. Тирский пурпур хорош, но не для египетских фараонов. Когда все закончится, не потакай своей слабости и всегда одевайся как фараон. Даже в Александрии.

— Чтобы александрийцы разорвали меня на куски? Ты ведь знаешь, как они ненавидят Египет.

— Ответ Риму должен дать фараон, а не Александрия, — сурово отрезал Ха-эм. — Твой первый долг — отстоять автономию нашей страны раз и навсегда, сколько бы Птолемеев ни отдавали Египет Риму в своих завещаниях. Через Цезаря ты можешь это сделать, и Александрия должна быть благодарной. Что представляет собой этот город? Это же паразит на теле Египта и фараона!

— Возможно, все это переменится, Ха-эм, — задумчиво проговорила Клеопатра. — Я знаю, ты прибыл на лодке, но прогуляйся по Царской улице и посмотри, что творится вокруг. Цезарь произвел в городе страшные разрушения, и я подозреваю, что это только начало. Александрийцы разорены, причем самым бесцеремонным образом. Они будут драться с Цезарем до конца, но я знаю, что победить они не смогут. Когда они поймут это, все навсегда изменится. Я читала комментарии, которые Цезарь написал к своей войне в Галлии, — очень объективные, лишенные эмоций. Но, увидев его, я лучше их поняла. Цезарь проявляет терпимость, он способен понять и принять многое, но если ему постоянно досаждать, он меняется. Прочь милосердие, прочь понимание, он приложит все силы, употребит все средства, чтобы сломить оппозицию. Никто такого уровня никогда не воевал с александрийцами. — Странные глаза взглянули на Ха-эма с почти Цезаревой отстраненностью. — Когда Цезаря вынуждают, он ломает дух и хребты.

Тах-а поежилась.

— Бедная Александрия!

Муж ее ничего не сказал, распираемый радостью. Александрию уничтожают! О сладкий час для Египта! Мемфис вновь возродится, обретет власть. Годы, которые Клеопатра провела в храме Пта, давали плоды.

— Нет известий с Элефантины? — спросила она.

— Еще рано, дочь Амуна-Ра, но мы получим их вместе. Мы прибыли, чтобы в трудное время ты была не одна, — сказал Ха-эм. — Ты не можешь сейчас приехать в Мемфис, мы знаем об этом.

— Это так, — сказала Клеопатра и вздохнула. — Как я скучаю без Пта, без Мемфиса и вас!

— Но Цезарь ведь стал твоим мужем, — сказала Тах-а и взяла ее за руки. — И ты понесла от него.

— Да, у меня будет сын, я знаю это.

Жрецы Пта переглянулись, удовлетворенные.

Да, у меня будет сын, но Цезарь меня не любит. Я полюбила его, как только увидела, — такого высокого, такого красивого, так похожего на бога. Я не ожидала, что он будет выглядеть как Осирис. Старый и молодой одновременно, отец и муж. Полон силы, величия. Я для него лишь обязанность. Выполнив эту обязанность, он сделает что-то в своей земной жизни, что поведет его в новом направлении. В прошлом он любил. Когда он не знает, что я наблюдаю за ним, его боль становится видимой. Наверное, они все ушли — женщины, которых он любил. Я знаю, что его дочь умерла при родах. Но я не умру при родах. Правительницы Египта никогда не умирают при родах. Хотя он боится за меня, ошибочно принимая мою внешнюю хрупкость за внутреннюю, я сделана из хорошего материала. Я доживу до глубокой старости, как и подобает дочери Амуна-Ра. Сын Цезаря из моего чрева состарится, прежде чем получит возможность править вместе со своей женой, а не с матерью. Но он не будет единственным нашим ребенком. Я еще должна родить Цезарю дочь, чтобы наш сын мог жениться на своей кровной сестре. Потом пойдут другие дети — мальчики, девочки. Все переженятся, и все будут плодовиты.

Они образуют новую династию, дом Птолемея Цезаря. Сын, которого я ношу, построит храмы по всей реке, и его тоже провозгласят фараоном. Мы вместе будем выбирать быка Бухиса, быка Аписа и каждый год будем брать показания ниломера на Элефантине. Поколение за поколением разливы Нила будут обильными. При Птолемеях Цезарях страна никогда не узнает нужды. Земля Осоки и Пчелы вернет себе прошлую славу и все свои прежние территории: Сирию, Киликию, Кос, Хиос, Кипр и Киренаику. В этом ребенке заключено будущее Египта, в его братьях и сестрах — богатство таланта и гения.

Когда пять дней спустя Ха-эм сказал Клеопатре, что Нил собирается подняться на двадцать восемь футов, она даже не удивилась. Это был идеальный разлив, а ее ребенок будет идеальным. Сын двух богов, Осириса и Исиды, — Гор, Харерис.

Война в Александрии продолжалась до ноября, но ограничивалась западной стороной Царской улицы. Евреи и метики оказались бесстрашными воинами, они сколотили собственные боевые отряды и превратили свои литейные и скобяные цеха в оружейные фабрики. Серьезный урок для александрийцев — македонцев и греков, сосредоточивших все неприятно пахнущие производства, связанные с металлом, в восточной части города, где жили все умелые работники по металлу. Скрипя зубами, истолкователь повелений фараона был вынужден потратить некоторую часть городских фондов на закупку оружия в Сирии. Он уговаривал всех, кто жил на западной стороне и умел работать с металлом, начать делать мечи и кинжалы.

Ахилла несколько раз предпринимал атаки через ничейную землю, но безуспешно. Солдаты Цезаря с легкостью отражали наскоки, кроме того, в них зрела ненависть к надоедливым, словно мухи, врагам.

В начале ноября Арсиное и Ганимеду удалось бежать из дворца. Арсиноя надела кирасу, шлем, наголенники и, размахивая мечом, принялась воодушевлять павших духом александрийцев. Она достаточно надолго овладела всеобщим вниманием, что позволило Ганимеду подобраться к Ахилле и беспрепятственно его убить. Уцелевший истолкователь повелений фараона тут же сделал Арсиною царицей, а Ганимеда произвел в генералы. Умный ход. Ганимед был рожден для такого дела.