Новость потрясла Антония. Кто теперь защитит его, когда его коллега ведет себя как дикарь? Когда Панса созвал палату на срочное заседание, у Фуфия Калена и его клики не было другого выбора, кроме как голосовать вместе со всеми. У Долабеллы отобрали полномочия и объявили его hostis. Все его имущество было конфисковано, но от продажи не выручили почти ничего. Долабелле никогда не удавалось вылезти из долгов.

И тут разразился новый спор. Сирия теперь оставалась без губернатора. Луций Цезарь предложил поручить Ватии Исаврику повести армию на восток и разобраться с Долабеллой. Это вызвало раздражение у старшего консула Пансы.

— Авл Гиртий и я уже получили восточные назначения, — сказал он палате. — Гиртий в будущем году поедет править провинцией Азия и Киликией, я — Сирией. А в этом году нашим армиям предстоит сразиться с Марком Антонием. Одновременно воевать и в Италийской Галлии, и в Сирии мы не можем. Поэтому я рекомендую этот год посвятить кампании в Италийской Галлии, а будущий — войне с Долабеллой.

Сторонники Антония сочли это предложение подходящим. Пусть идут на Антония, ведь Антония побить нельзя. Предложение Пансы задержит войска Рима в Италии до конца года, а к тому времени Антоний побьет Гиртия, Пансу, Октавиана и накинет на их легионы узду. Тогда он сам пойдет в Сирию.

У Цицерона было другое мнение. Отдайте Сирию Гаю Кассию! Незамедлительно, прямо сейчас! Но поскольку никто не знал, где сейчас находится Кассий, это предложение всех озадачило. Или Цицерон знает что-то, чего не знает сенат?

— Не отдавайте Сирию такому слизняку, как Ватия Исаврик, не прячьте ее в чулан, чтобы сохранить для Пансы на будущий год! — вопил Цицерон, забыв о манерах и протоколе. — В Сирию надо ехать сейчас, и послать туда надо молодого, энергичного человека в расцвете сил. Того, кто хорошо знает Сирию и даже имел дело с парфянами. А это — Гай Кассий Лонгин! Лучший и единственный кандидат на пост губернатора Сирии! И еще следует дать ему власть проводить реквизиции в Вифинии, Понте, провинции Азия и Киликии с неограниченными полномочиями на пять лет. Для наших консулов Пансы и Гиртия и в Италийской Галлии довольно работы!

Конечно, он не сумел обойтись без Антония.

— Не забывайте и о Марке Антонии! — выкрикнул Цицерон. — Вот кто настоящий предатель. Передав Цезарю диадему в день Луперкалий, он показал всему миру, что настоящий убийца Цезаря — он!

Взглянув на лица слушающих, он понял, что еще недостаточно убедил их насчет Кассия.

— Я считаю, что и Долабелла, и Антоний в равной степени жестокосердые люди! Отдайте Сирию Гаю Кассию!

Но Панса, будучи категорически против, не поставил его предложение на голосование. Он провел свое предложение, в результате которого ему и Гиртию поручили командование в войне против Долабеллы, как только закончится война в Италийской Галлии. Правда, его обязали как можно скорее закончить войну в Италийской Галлии, чтобы уже в этом, а не в следующем году он мог отправиться отвоевывать Сирию. Поэтому Панса передал управление Римом преторам и, взяв с собой еще несколько легионов, скорым маршем двинулся в Италийскую Галлию.

Через день после отъезда Пансы в сенат пришли письма от губернатора Дальней Галлии Луция Мунация Планка и от губернатора Ближней Испании и Нарбонской Галлии Марка Эмилия Лепида. Эти люди намекали, что было бы весьма желательно склонить сенат к соглашению с Марком Антонием, таким же лояльным римлянином, как и они. Мысль была ясна: сенат должен помнить о двух больших армиях по ту сторону Альп, равно как и о том, что этими армиями командуют сторонники Марка Антония.

«Шантаж!» — мысленно вскричал Цицерон и сам написал Планку и Лепиду, хотя у него не было на то полномочий. Но после одиннадцати обличающих Марка Антония выступлений он вошел в состояние экзальтации, которое в любом случае запрещало ему снижать планку, поэтому тон письма был опрометчиво высокомерным: «Не суйтесь в дела, о которых вы понятия не имеете, находясь слишком далеко от Рима! Занимайтесь делами своих провинций!» Не будучи отпрыском знатного рода, Планк воспринял отповедь Цицерона с невозмутимым спокойствием, но Лепид отреагировал так, словно его ткнули в зад погонялкой для тяглового скота. Как смеет этот выскочка, этот никто делать выговор аристократу!

С наступлением марта погода в Италийской Галлии немного улучшилась. Гиртий и Октавиан снялись с лагеря и передвинулись ближе к Мутине, заставив Антония, который сидел в Бононии, уйти из нее и засесть под Мутиной.

Когда пришло известие, что Панса идет к ним с тремя легионами рекрутов, Гиртий и Октавиан решили его подождать, прежде чем навязать Антонию бой. Но Антоний также прознал о приближении Пансы и ударил по нему, прежде чем тот дошел до своих. Сражение произошло у Форума Галльского, в нескольких милях от Мутины. Антоний взял верх. Панса был тяжело ранен, но сумел послать сообщение Гиртию и Октавиану, что на него напали. Позднее в официальных донесениях в Рим говорилось, что Гиртий приказал Октавиану защищать лагерь, а сам пошел на помощь Пансе. Но на деле Октавиана свалила с ног астма.

Каким командующим был Антоний, ясно продемонстрировал Форум Галльский. Побив Пансу, он не попытался собрать свою армию и где-то укрыться. Вместо этого он дал волю своим людям, они разграбили обоз Пансы и рассеялись во всех направлениях. Появившись неожиданно, Гиртий застал его врасплох, и Антоний получил такую взбучку, что потерял большую часть своей армии и сам едва спасся. Вся честь дня досталась Авлу Гиртию, любимому служащему и маршалу Цезаря.

Несколько дней спустя, двадцать первого апреля, Гиртий и Октавиан подманили Антония и навязали ему второе сражение. После сокрушительного поражения ему оставалось только свернуть окружавшие Мутину осадные лагеря и бежать на восток по Эмилиевой дороге. Командовал Гиртий. Октавиан в сражении следовал его плану, но все-таки разделил свою часть армии пополам. Во главе одной половины он поставил Сальвидиена, во главе другой — Агриппу. Не забывая об отсутствии у себя полководческого таланта, он все же не желал ставить во главе своих легионов легатов постарше, которые по рождению и по старшинству могли бы претендовать на все победные лавры.

Они победили, и еще один убийца Цезаря — Луций Понтий Аквила, сражавшийся на стороне Марка Антония, — был убит, но Фортуна не была полностью на стороне победителей. Наблюдая за сражением с возвышения, Авл Гиртий получил удар копьем и умер на месте. На следующий день умер от ран Панса. Октавиан как командующий остался один.

Впрочем, оставался еще Децим Брут, сидевший в освобожденной от осады Мутине и очень недовольный тем, что ему не удалось сразиться с Антонием самому.

— Единственный легион, который Антонию удалось сохранить без потерь, — это «Жаворонок», — сказал Октавиан Дециму Бруту при встрече. — Но к нему примкнули еще несколько разрозненных когорт из остатков его разбитой армии, и он очень быстро идет на запад.

Неприятная встреча для Октавиана. Он стоял лицом к лицу с убийцей, но как официальный, назначенный сенатом командующий был обязан сотрудничать с ним. Что ж, тогда строгость, сдержанность, холод.

— Ты будешь преследовать Антония? — спросил он.

— Только после того, как пойму обстановку, — ответил Децим, испытывая не большую симпатию к Октавиану, чем тот к нему. — Ты многого добился с тех пор, как был у Цезаря контуберналом! Наследник Цезаря, сенатор, полномочия пропретора — вот это да!

— Почему ты его убил? — спросил Октавиан.

— Цезаря?

— А чья еще смерть может интересовать меня?

Децим прикрыл глаза, откинул назад светловолосую голову и мечтательно заговорил:

— Я убил его, потому что все, что имел я или любой другой римский аристократ, давалось нам из милости по его воле. Он взял на себя власть царя. Он взял на себя власть царя, если не титул, и считал себя единственным человеком, способным править Римом.

— Он был прав, Децим.