Хэтчер, фыркнув, вернулся к своему «тандерберду».

— Сам все поймешь, если проторчишь здесь достаточно долго.

«Голос опыта».

Я подошел к входной двери, дважды позвонил и стал ждать. Вскоре из-за двери послышался голос Шейлы Уоррен:

— Кто там?

— Элвис Коул.

Щелкнули замки, и дверь распахнулась. Она была в серебристом шелковом пеньюаре — казалось, его просто вылили на ее обнаженное тело — и в серебряных босоножках на высоком каблуке. Ее глаза покраснели и припухли, макияж расплылся. В руке Шейла держала платок с темными пятнами. Тушь для ресниц.

— Слава богу, это ты, — сказала она. — Мы в ужасе.

Я пожал плечами и кивнул в сторону входных ворот.

— Ничто не пройдет незамеченным мимо Уайетта Эрпа. [17]

— Но его можно оглушить.

Есть вещи, с которыми не поспоришь. Я прошел в дом мимо нее и остановился, чтобы посмотреть, как она запирает дверь. Затем последовал за ней. При ходьбе ее слегка заносило вправо, словно пол здесь был не совсем ровным, а в дверные проемы она проходила с трудом, задевая их плечом.

— Кто дома? — спросил я.

— Только я и Мими. Мими в задних комнатах.

Шейла привела меня в небольшой кабинет. В кабинете имелся бар.

— Расскажите мне о звонке.

— Я думала, это Тамми. Моя подруга. Мы играем в теннис, ходим в кино, ну и все такое. Но это был мужчина.

На стойке бара стояла открытая бутылка бомбейского джина и тяжелый стакан с тающими кубиками льда. Она подняла стакан, допила остатки и спросила:

— Хочешь что-нибудь выпить?

— У вас есть «Фальстаф»?

Я подошел к большим двустворчатым дверям, через которые можно было пройти в заднюю часть дома, и отодвинул портьеры. Двери были закрыты на замок.

— А что это такое? — осведомилась Шейла Уоррен.

— Пиво, которое варят в Тамуотере, штат Вашингтон.

— У нас только японское пиво, — сказала она, и в ее голосе послышались истерические нотки.

— Меня вполне устроит.

Шейла Уоррен, наклонившись над барной стойкой, добавила джина и льда в свой стакан. В бутылке осталось уже меньше половины. Пробку я заметил в пепельнице, стоящей на дальнем конце барной стойки. Рядом лежала оторванная чистенькая акцизная марка. Значит, когда она начала пить джин, бутылка была полной. Шейла исчезла под стойкой, а когда выпрямилась, то держала в руках бутылку «Асахи». На ее лице застыла напряженная улыбка, а на левой щеке появился след от размазанной туши, похожий на синяк.

— Я уже говорила, что нахожу тебя весьма привлекательным?

— Первым делом.

— Ну, это ведь правда.

— Говорят, что я похож на Джона Кассаветеса. [18]

— В самом деле?

— А я думаю, на Джо Исузу. [19]

Она качнула бедрами, склонила голову и прижала стакан к щеке, позируя. Пиво она мне так и не отдала.

— Я считаю, что ты похож на Джо Тейсманна, — сказала она. — Ты знаешь, кто такой Джо Тейсманн?

— Конечно. Играл защитником за «Редскинз».

— Нет, глупенький. Джо Тейсманн женат на Кэти Ли Кросби, — хихикнула она.

— А, этот Джо Тейсманн.

Она открыла «Асахи», положила бумажную подставку с надписью «Отели Новой Азии» на стойку бара и поставила на нее бутылку. Затем вытащила из-под стойки кружку и пристроила рядом. Кружку я брать не стал.

— Вы начали рассказывать мне про звонок.

Улыбка исчезла. Она заглянула в свой стакан, слегка встряхнула его, и глаза ее стали краснеть и наливаться слезами.

— У него был отвратный голос. Он сказал, что проклятая книга у него и ему известно, что мы обратились в полицию и наняли частного детектива. Он сказал, что мы совершили ошибку. Он сказал, что, если мы не перестанем искать книгу, он начнет действовать. — По мере того как она рассказывала, ее голос становился все более высоким. Наверное, десять лет назад он был именно таким. Получалось очень мило. — Он сказал, что они наблюдают за мной и могут в любое время нанести удар. Он знает, когда я выходила из дома и что на мне было надето, с кем я встречалась и когда вернулась обратно. Он знает, какими духами я пользуюсь. Ему даже известно, что я предпочитаю прокладки «Макси». Он знает, что Тамми приходила в четыре, и что мы играли в теннис, и что на Тамми были зеленые шорты и лифчик и… — Она закрыла глаза и сделала большой глоток джина. — Проклятье!

— Вы звонили в полицию?

— Брэдли на дерьмо изойдет, — покачала она головой, не открывая глаз.

— Позвонить в полицию было бы разумным шагом.

— Мы все делаем так, как хочет Брэдли, мистер, или мы ничего не получаем. — Она снова покачала головой и глотнула джина. — Будь он проклят!

— Вы узнали голос? — спросил я.

Она втянула в себя воздух, выдохнула, обошла стойку бара и встала рядом со мной. В нетерпении. Первый испуг прошел, и джин делал свое дело.

— Я больше не желаю об этом говорить. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом.

Похоже, она не узнала голос.

— Понимаю. Я проверю дом, чтобы убедиться, что сюда никто не сможет пробраться. С вами все будет в порядке. Этот тип позвонил вам только для того, чтобы напугать. Если он и собирался что-то сделать, то уже давно сделал бы.

Она тряхнула головой, чтобы волосы не падали на лицо. У нее были роскошные густые волосы, и если она их красила, то этим занимался настоящий мастер. Шейла протянула руку и дотронулась до моей руки.

— Пожалуй, пройдусь с тобой.

— Мне кажется, вам холодно, наденьте что-нибудь, — сказал я, убрав ее руку.

Она оглядела себя. Серебристый пеньюар образовывал перевернутую букву «V» на каждой груди, серебристый шнурок шел от вершины одного «V» вверх к шее, огибал ее и возвращался к вершине другого «V». Ее обнаженные плечи были гладкими и загорелыми.

— Мне не холодно, — возразила она, взяла мою руку и положила себе на грудь. — Видишь?

— Ваша дочь в доме, — напомнил я.

— Мне плевать, кто в доме, а кого нет.

— А мне — нет. Но даже если бы ее не было, ваш муж нанял меня вовсе не для того, чтобы я спал с его женой.

— А тебя для этого нужно нанимать?

— Идите, оденьтесь.

Она прижалась ко мне и поцеловала. Серебристый пеньюар был теплым и гладким на ощупь. Я отодвинулся от нее.

— Идите оденьтесь.

— Ну и хрен с тобой!

Она проскользнула мимо меня и быстро вышла из комнаты, задев бедром диван.

Она не заметила, что ее дочь, словно камыш в безветренную погоду, застыла в дверном проеме, ведущем в заднюю часть дома. Я и сам только сейчас увидел девочку.

Я поставил бутылку «Асахи» на стойку бара.

— Сожалею о том, что произошло. Она слишком напугана и слишком много выпила.

— Она очень хороша в постели. Все это говорят, — ответила Мими Уоррен.

«Шестнадцать лет».

Я промолчал, она тоже молчала. Потом она повернулась и ушла. Я наблюдал, как капельки влаги собираются на «Асахи» и медленно скатываются на стойку. Затем я прошелся по дому, проверяя, хорошо ли заперты окна и двери, а также включена ли сигнализация. Я искал девочку.

В задней части дома, рядом с кухней, находилось небольшое помещение с двумя дверьми и окном с видом на бассейн. Я выглянул в окно: лужайка, зеркальная поверхность бассейна и темные силуэты стоящих за ним пальм. Я немного понаблюдал за четвертинкой луны, отражающейся в неподвижной поверхности воды, а затем попробовал открыть одну из дверей. Она не была заперта, свет в комнате не горел. Я включил свет.

Мими лежала на спине, поперек узкой кровати, упираясь ногами в стену, так что голова свешивалась вниз. Ее широко открытые глаза смотрели в пустоту.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

Она ничего не ответила.

— Если хочешь поговорить с мамой, мы можем сделать это вместе. Возможно, так будет легче.

Она не пошевелилась. Все в комнате было абсолютно белым и голым, как на пейзажах Уайета, которые она разглядывала немного раньше. На стенах не было плакатов, на полу не валялись пластинки или одежда, никаких пустых бутылок от кока-колы — ничего, что могло бы указать на мир шестнадцатилетней девочки. На белом письменном столе, стоявшем в ногах кровати, я увидел три огромных альбома Киро Асано и роман в мягкой обложке «Моряк, который лишился милости моря» Юкио Мисимы. [20]Мисиму, похоже, перечитывали множество раз. На столе стоял маленький телевизор «Хитачи». Я почувствовал слабый запах марихуаны. Впрочем, если ее здесь и курили, то довольно давно.