— Предки оставили нам мало полезных вещей, — не оборачиваясь сказал Ньярлат. — Они были слишком… мягкими. То, что им нравилось, увы, полно соплей. Мы снесли весь этот хлам сюда. Надо бы его весь сжечь, да мне стало жалко — там девушки очень красиво нарисованы. А другие сюда и не ходят — здесь холодно, а коридор темный, — он вытянул из глубокого кармана шубы связку причудливых ключей с четырьмя затейливыми гребнями из уже знакомого Элари красноватого кобальта. Одним из них Ньярлат отпер замок и, повернув ручку, открыл дверь из толстой — не меньше дюйма — листовой стали.

Вежливо пропустив гостя, он вновь запер дверь с тщательностью опытного тюремщика. Она вела на небольшой перрон — но вместо вагона был огражденный только перилами лифт, а туннель вертикальной шахтой уходил вниз. Встав на его краю, Элари увидел редкий пунктир тускнеющих в глубине мертвенных огней и ощутил слабое движение уходящего вниз воздуха — бездна словно манила его…

— Сюда, — Ньярлат открыл дверцу подъемника и вошел внутрь. Под весом Элари платформа ощутимо просела. Файа тут же захлопнул дверцу перил и повернул единственный рубильник.

С коротким гудящим лязгом лифт стремительно полетел вниз. Желудок Элари кулаком нажал на солнечное сплетение, дыхание перехватило, ноги на миг оторвались от пола. Он подсознательно ожидал подъема и на секунду его уколол страх.

Спуск был быстрым и длился недолго. Лампы стремительно проносились мимо них в мгновенной игре теней и отблесков, воздух вокруг взвихрился. Вдруг Элари с силой прижало к полу. Он судорожно схватился за ограждение, однако устоял.

Они вышли на такой же перрон, только теперь он вел в ущелье — пятиметровой ширины провал между плоскостями двух громадных стен, блестевших монолитным черным стеклом. Редкие, мертвенно-синие лампы тлели очень далеко вверху и внизу, под ногами юноши.

У Элари заложило уши: они спустились очень глубоко и прежний страх перед подземельями вновь пробудился в нем, хотя воздух здесь был без малейших признаков подземной затхлости и сухой — насколько может быть сухим ледяной сквозняк.

— Здесь нет облицовки, — пояснил Ньярлат. — На самом деле вся крепость отлита из этого… стекла.

— Но она создана тысячу лет назад! Тогда не умели так строить! Или… это построили недавно?

— Весь Унхорг строился по одному проекту, — Ньярлат усмехнулся. — А когда — знает один только Бог. Тысяча лет, две, десять — какая разница?

— Десять тысяч? — удивленно спросил Элари. — Но ведь… — от его слов, сказанных слишком громко, по ущелью разнеслось эхо и звук рассыпался на неразборчивый шепот множества голосов. Юноша замолчал. Его взгляд испуганно метался. Монолитные стены были полупрозрачными и в их глубине слабо просвечивали какие-то очертания… очертания, которые вроде бы двигались…

Элари зажмурился и яростно потряс головой. Потом вновь осмотрелся.

Они стояли на изломе ущелья, — оно, как понял юноша, составляло правильный восьмиугольник, окаймлявший основание крепости. Каждый его отрезок был длиной метров в сто. Напротив шахты лифта чернел огромный стальной квадрат, почти втрое выше человеческого роста, так плотно пригнанный к стене, что казался нарисованным. Здесь было очень тихо, но на самой грани слуха ему ещё мерещились эти шепчущие голоса…

Элари поёжился. Несмотря на теплую куртку, штаны и башмаки ледяной холод подземелья пронизывал его до костей. Он представил, каково приходится Ньярлату в его распахнутой шубе и сандалиях на босу ногу.

Но файа, казалось, не замечал холода.

Ньярлат достал ключи и отпер стальной люк в стене, тяжелый и толстый, как дверца сейфа. В глубине ниши Элари увидел сплетение светящихся, сиявших мертвенной синевой стержней, казавшихся раскаленными.

— Ещё одна небольшая предосторожность, — Ньярлат открыл узкий, незаметный люк внутри ниши и заглянул в него. На секунду его лицо окаймил свет, донесся шелест. — Если сканер не узнает того, кто решит открыть вход, он будет убит на месте. Высоковольтный разряд — чертовски мерзкая вещь… — он осторожно взялся за один из светящихся поперечных стержней и потянул. Огромный квадрат ворот опустился с пугающей бесшумностью и перекрыл ущелье, превратившись в мост. Элари обдало порывом ветра — и перед ним открылся зияющий абсолютной чернотой туннель.

Юноша посмотрел на ворота. Они были сварены из нескольких слоев стальных плит и держались на снабженной подшипниками горизонтальной оси. Их поднимали гидравлические тяги диаметром в тело Элари.

— Внутри них — плиты из нитрида бора — и из базуки не прошибешь, — Ньярлат усмехнулся. — Их и взорвать-то почти невозможно. Само это ущелье служит барьером для сейсмической ударной волны. Там, наверху, над лампами, стоят пушки с детекторами тепла и движения — на случай, если кто-то переберется через ущелье и начнет резать автогеном… Не знаю правда, работает ли всё это теперь… — он вновь усмехнулся и бесшумно исчез в темноте.

Элари осторожно последовал за ним. Едва он миновал портал, файа нажал кнопку на стене и ворота захлопнулись — так же беззвучно, но пол под ногами юноши дрогнул и он ощутил мгновенное давление на уши. Они оказались в полном мраке. Звякнули ключи, затем донесся лязг замка, — похоже, Ньярлат свободно ориентировался в темноте. Вспыхнул свет. Элари увидел, что он исходит из проема очередной узкой стальной двери.

Они вошли в своеобразный лабиринт — сеть изгибавшихся под прямыми углами низких проходов. Сквозь их решетчатые полы и потолки Элари видел над и под собой множество таких же коридоров со стенами из небольших квадратных блоков. На каждом глянцево-белом стальном блоке светился маленький, — в размер его глаза — диск. Эти огоньки мерцали и меняли цвет — то красный, то желтый, то синий, переливаясь множеством оттенков — словно подавали друг другу сигналы в странном и тревожном ритме. Множество желтоватых отблесков дрожало на стенах уходящих в бесконечность коридоров. Слабая вибрация, пение токов висели в теплом, неестественно сухом, слабо пахнущем озоном воздухе, наполняя его скрытой, непонятной жизнью. Элари вдруг непонятно отчего стало жутко.

— Что это? — судорожно спросил он.

— Души, — Ньярлат явно забавлялся его страхом.

— Души?

— У каждого из нас есть душа — надеюсь, ты веришь в это? Тело — прах, душа вечна. Но, поскольку загробная жизнь — дело темное, мы сохраняем души здесь. В машине. Как именно — ты вряд ли поймешь, да и к чему? Вы, люди, пойдете на всё ради вечной жизни, а число мест здесь ограничено.

— Значит, каждый файа в Унхорге… бессмертен?

— Физически — нет. Умственно — да. Но сохранение души — дело хитрое, надо всё время носить такую штуку, — он поднял руку с браслетом. — Этих древних вещей осталось очень мало и мы применяем более сложный способ… — он повел Элари дальше, вглубь коридоров.

По узким стальным лестницам они спустились ярусов на десять — до ровного базальтового дна — и вышли к запертому решеткой входу в небольшой зал. Над прикрытым толстым стеклом бассейном в его центре клубился пар, скрывая массивные очертания машины в глубине. Рядом, на уступе, возвышалась бронированная призма высотой в рост человека. В её единственном маленьком оконце, за толщей стекла, горел пронзительно-белый огонь, мерцавший с неприятной глазу быстротой. Едва взглянув на него, Элари отвернулся. Отходящие от зала темные коридоры составляли второй лабиринт, вложенный в первый, его изнанку. Там, в невидимых щелях, мерцал острый зеленый свет и от основания призмы туда шло множество толстых кабелей.

— Это центральный квантово-плазменный процессор, — Ньярлат указал на призму, — в каждой секции есть такая штука. Пока он работает — души живут. Если его отключить — они уснут сном смерти… но не навечно, нет! Если его включить — они вновь смогут думать.

— А бассейн?

— Самая важная деталь. Там жидкий азот. Душу можно извлечь лишь из живого тела, или из такого, где мозг ещё не начал разлагаться. Это зависит от температуры, но при здешней — не позже, чем через пару часов. Тело опускают в бассейн, оно замерзает, а потом молекулярный томограф сканирует мозг. Но это — длительный процесс. Он требует покоя и времени — в среднем, от восьми до пятнадцати дней, но иногда уходят месяцы и даже годы.