Элари промолчал. Всё в нем восставало против самой идеи бросить друга — он чувствовал, что просто не сможет этого сделать. Не сможет. И всё.

— Мне наплевать, что ты там думаешь, — сказал он. — Я дотащу тебя до Унхорга. Пусть сумасшедшим, пусть безногим — но ты будешь жить. А если мы умрем — то сперва я, а уж потом и ты. Вот так. И никак иначе.

Иккин помолчал. Его большие глаза невидяще смотрели вверх, словно пытаясь разглядеть будущее. Поняв, что ему не суждено его увидеть, он сказал:

— Тогда мы умрем оба. Я этого не хочу и ты не потащишь меня к Унхоргу.

— Это почему же? — на миг Элари стало весело.

— Наклонись пониже, — прошептал Иккин и юноше пришлось склониться над ним, чтобы разобрать следующую фразу. — Иситтала сказала, что ты больше, чем просто мальчик. Я ей поклялся, что ты будешь жить — даже если ценой окажется моя жизнь. Ты понимаешь?

Но прежде, чем Элари успел понять, ладонь файа незаметно скользнула вдоль его бока и вынула из ножен кинжал.

Сжав его двумя руками, Иккин по самую рукоять вонзил клинок себе в сердце.

Элари с яростным воплем разжал его руки, вырвал кинжал и отбросил его в сторону. Иккин вскинулся, потом вдруг затих и закрыл глаза. Его лицо стало странно спокойным и красивым. Юноша ещё несколько раз встряхнул его, и лишь потом понял, что его друг мертв.

Элари закричал и скалы вернули его крик равнодушным эхом. Потом он бросился искать кинжал, разбрасывая снег голыми окровавленными руками. Найдя его, он плотно сжал ладонями рукоять и приставил острие к тому месту, где билось его сердце. Всего одно усилие — и он присоединится к другу… где бы тот ни оказался. И тут же он понял, что никогда больше не посягнет на свою жизнь — он не хотел, чтобы жертва Иккина оказалась напрасной.

Он плохо помнил, что делал потом. Кажется, собирал камни и складывал их над Иккином, пока не получилась приличная гора. Рук он уже не ощущал и работа казалась легкой. Потом он побрел вдоль ущелья, пытаясь выбраться наверх… и вспомнил, что снял свой ранец, прежде чем спустился.

Он долго метался, пытаясь разыскать его, но напрасно — то ли он не запомнил места, то ли ранец сполз в какую-то расщелину и его засыпало снегом… а может, его унесли злые духи, что правили этой землей — ему было уже всё равно. Лишь боль в отогревшихся руках (он всё это время держал их в карманах — чисто инстинктивно), привела его в себя.

Элари постоял на краю обрыва, шевеля опухшими пальцами, размеренно вдыхая ледяной воздух и осматриваясь. Ему казалось, что он обезумел от кошмарного сна, но вот сон кончился и надо идти дальше. Он знал, где второй ранец, но не мог его взять — даже ради своей жизни он не согласился бы вернуться к могиле.

Он постоял ещё немного, потом медленно побрел на север. Теперь у него не осталось ничего — лишь одиночество, тьма и молчание.

Над обширной заснеженной равниной, окаймленной у горизонта низкими темными горами, высился черный Унхорг — венец отклоненных наружу острых шпилеобразных башен, соединенных похожими на перепонки стенами. За ними, на фоне холодного синего неба, окрашенного тлеющим багрянцем заката, вздымались сотни более высоких и тонких шпилей, сперва тоже наклонных, потом почти прямых и крепость походила на чудовищный окаменевший взрыв.

Элари шел к ней по широкой каменной дороге, частично занесенной снегом, съежившись от холода. Ветер шумел, нес поземку и трепал его волосы. Смотрел он, в основном, на свои ноги, ступающие по обледенелым каменным плитам и сугробам. Эта дорога вела на запад — но также и на восток, зато на юг дороги не было. Куда же шел этот древний путь, протянувшийся на сотни миль? Он не хотел этого знать.

Когда тень крепости упала на него, он поднял голову. Теперь вздыбленная громадина Унхорга заполняла две трети неба. Он уже не мог охватить взглядом всю её безмерность и потребовалось немалое усилие, чтобы войти под эти нависающие стены, казалось, в любую секунду готовые рухнуть, давящие, прижимающие к земле и отталкивающие назад, словно яростный северный ветер.

Ворота твердыни были похожи на узкую зубастую пасть, открытую во всю ширину, точнее, на скрученный овал, словно кричащий рот, наполовину вывернутый наизнанку в безумном кошмаре. Элари подошел к ним, вскарабкался по гладкому пандусу и проскочил в эту отверстую циклопическую пасть между кривых клыков-шпилей — на их фоне его фигурка казалась крохотной и беззащитной.

Он увидел огромный длинный зал с двумя рядами массивных черных колонн, подпирающих толстое перекрытие темной галереи. Под потолком безмолвно клубился густой туман или пар, скрывая мертвенные синие лампы. Острые изогнутые выступы торчали из зияющих проемов галереи и из этого подвижного месива света и теней, придавая всему помещению жутковатый вид.

Элари сперва показалось, что зал пуст, но тут же его окружило несколько мрачноватых широкоскулых файа в длиннополых темных шинелях. На них были перчатки и сапоги из черной кожи и круглые шлемы из серой стали. В руках они держали автоматы сложной конструкции — она казалась новейшей, но само их оружие выглядело очень потертым и старым. Солдаты смотрели на него явно недружелюбно.

— Кто ты? — спросил один из них на приличном ойрин. — Что ты тут делаешь?

— Я Айскин Элари. Я… — юноша расстегнул одежду.

На его груди, в ложбинке между мышц, сверкнул обрамленный золотом живой глаз. Охранники застыли.

— Та, кто дала мне это, просит о помощи, — добавил он.

— Иситтала?

— Да, — Элари лишь сейчас узнал их командира, рослого, крепкого сложения юношу, — это был Атхим Ир. Похоже, его здесь ждали и дальнейших объяснений не потребовалось. Солдаты оживились. Один из них помог ему снять шубу. Для этого Элари пришлось расстегнуть пояс с кинжалом и дать его второму солдату. Когда он хотел взять оружие обратно, его схватили за руки.

Элари резко стряхнул их ладони со своих плеч. Ему не хотелось отдавать этим файа свой нож, но он понимал, что они легко могли отобрать у него и медальон Иситталы и боялся их злить. Здесь было холодно, пар облачками вылетал из его рта. Юноша вновь повел плечами и пошел вслед за теми, кто показывал ему путь.

Они пересекли зал, обошли пирамиду из огромных ступеней высотой до бедра, поднимавшихся к гигантскому пустому каменному трону. За ним скрывались массивные бронированные ворота, они вели в широкую шахту с винтовой лестницей. Наверху её витки и огни ламп сходились в точку. Снизу доносились странные звуки, шум множества голосов. Когда Элари посмотрел туда, его голова закружилась и он бы упал, если бы его не подхватили.

Юноша вновь вывернулся из их рук. Пусть он не ел три дня, пусть за эти три дня он прошел сотню миль по пустыне, пусть он спал на снегу под скалами и просыпался под вой ветра — он всё же сможет дойти до здешнего правителя сам.

Они пошли вниз по широким каменным ступеням. Навстречу им волнами поднимался влажный теплый воздух. Элари увидел, что на дне шахты блестит вода.

Лестница кончалась узкой кольцевой площадкой, висевшей под потолком огромного круглого зала с множеством радиальных проходов и бассейном. Посреди шестиугольного острова из стали в его центре был широкий проем с глубоким днищем из стальных плит, сложенных в форме цветка. Шум и крики здесь стали заметно громче.

По подвесному мостику они перешли на галерею у стены, спустились вниз и углубились в один из широких полутемных коридоров. Элари думал, что они направляются к правителю крепости, однако, даже здесь знали правила гостеприимства.

Комната, в которую его привели, оказалась небольшой, уютно обставленной — и в полном его распоряжении. На столе уже дымилась еда — нечто вроде запеченных в тесте змей, но юноша умял всё до крошки, почти не замечая вкуса — так он был голоден.