Элари промолчал. Он не нашел, чем возразить, но был обижен. Ему захотелось уйти, но Иситтала, как ни в чем ни бывало, спросила:

— Хочешь посмотреть реактор? Он давно закрыт, но внутри всё сохранилось в целости.

На миг забыв об обиде, он ответил с мальчишеским любопытством:

— Хочу, — и тут же захотел отказаться, но уже не осмелился. Она взяла его за руку и потянула за собой.

Вдоль опушки тянулся проржавевший забор из колючей проволоки, ограждая бывшую запретную зону. Иситтала ловко пролезла в неприметную дыру в ограде и нырнула в лес. Элари последовал за ней, оказавшись, к своему удивлению, на вполне приличной тропе.

Они шли вверх по склону, между кустов, под полупрозрачной сенью крон. Справа лес словно светился — там был обрыв к водохранилищу. Всё вместе — золотящийся свет низко стоящего солнца, сырой запах осеннего леса, то, что они в нем вдвоем, одни — вызвало у юноши удивительное ощущение счастья, такое чистое, словно ему лет семь и старшая сестра взяла его на прогулку.

Впереди показался пролом в бетонной ограде. Рухнувшие блоки выкрошились и стали похожи на старые валуны, их покрыл зеленый мох, серебрящийся в отсвете белой стены здания, поднимавшейся, казалось, прямо в удивительно синие небеса. Пышные подушки этого мха и лесной опад — деревья нависали над оградой, некоторые корявые стволы росли прямо из её обломков, — почти скрыли плиты просторного двора.

Иситтала достала из кармана длинный ключ и отперла небольшую тяжелую дверцу в высоких темных воротах. Когда они вошли, по огромному залу разнесся легкий гул. Элари задрал голову. В таких громадных и светлых помещениях он ещё никогда не бывал. Белизна стен, изгибы толстых труб, резервуары и турбины, тишина и чистота — всё это напоминало ему лабораторию после рабочего дня. Здесь царило уютное тепло и покой.

Они поднялись к огромным окнам. За ними колыхались зеленые верхушки крон, просвеченные низким солнцем. Отсюда, с высоты, зал казался ещё больше.

Иситтала отыскала лестницу, втиснутую между бетонным монолитом реакторного отсека и наружной стеной. Они пошли по ней вверх, на крышу. На минуту юноше показалось, что он поднимается на самолете — так огромен был зал. Стальные фермы перекрытия нависали над ними, словно ребра небесной тверди.

Наверху у него захватило дух от размера плоской крыши и небесного простора. Иситтала взобралась по вертикальной лестнице на надстройку и Элари последовал за ней. У него закружилась голова от высоты и восторга. Стены закрывали подножие холма и отсюда он видел лишь окраины долины — далекие леса, невысокие зубцы гор — силуэты в красноватой дымке, уже надкусившие солнце или ярко пылавшие в синеве неба золотисто-рыжие гребни напротив. Вся долина Лангпари лежала у их ног — беспредельный простор, полный чистого света и чистого воздуха. Здесь не было тишины. Несущий запах осени холодный ветер свистел в ушах, но заходившее солнце ещё грело. Над ними, почти в зените, висел серебряный резной серп Ируланы. Элари захотелось летать и его охватила странная, мечтательная тоска.

— Как красиво! Я еще никогда не видел такого заката… всего неба над собой… — он замолчал, коснувшись её руки.

Они безмолвно замерли. Солнце зашло, долина сразу окунулась в таинственные сумерки. Ирулана налилась яркой синевой. Они смотрели на огненную полосу запада, на бесконечно длинные сиреневые облака, смотрели, пока не стемнело почти совсем и они не замерзли.

Когда они спустились вниз, Иситтала зажгла свет и принялась с жаром объяснять юноше устройство станции, но в ярком свете и полной тишине огромный зал с темными окнами выглядел жутковато, а Элари, долго смотревшим на медленное угасание заката, овладело непонятное, тревожное чувство. Незаметно они оказались в темноте, у окна, выходящего на здания Золотых Садов — они казались отсюда черными силуэтами, усыпанными блестками огней. Над ними, за зубцами гор, тлели последние красноватые полосы сумерек. Темнота словно прикрыла пару, тишина уже казалась уютной. Их теплые руки вновь незаметно встретились.

— Знаешь, это самый счастливый вечер в моей жизни, — смущаясь, сказал Элари. — Я бы хотел, чтобы он длился вечно, но я…

— Что?

— Хочу есть.

Иситтала рассмеялась.

— Я тоже! Пошли в Сады. Там ты ещё не бывал.

Жилая часть Золотых Садов поразила Элари. Мощеная гранитом широкая улица тянулась между неправдоподобно громадными каменными зданиями сложной и мрачной архитектуры. Здесь было темно. Тьму рассеивал лишь огромный голубой диск Ируланы, просвечивая сквозь перистые облака, — странные мутные синие фонари ничего не освещали. Небо тоже было мутно-голубоватое, темное и беззвездное. Вокруг двигалось множество теней — юноши и девушки с самыми разными оттенками кожи и волос, но все красивые и хорошо сложенные. На стенах зданий были фрески — такие же юноши и девушки, только обнаженные, и они не шли, а занимались любовью в необычайно сложных, замысловатых позах. Элари захотел спросить, зачем всё это, он уже открыл рот… но в этот миг по небу побежали мерцающие вспышки, зеленоватые и красновато-белые, словно странная бесшумная гроза. Множество испуганных лиц с тревожно расширенными глазами поднялось к ним — и в этот миг задрожала земля — не землетрясение, а просто колебания почвы, слабые, но ощутимые… они угасли… вернулись вновь… и вновь… и вновь…

— Что это? — испуганно спросил Элари.

Иситтала долго безмолвно смотрела в полыхающее небо, чувствуя, как под ней содрогается земля. Потом заговорила.

— Скорость сейсмических волн — пять миль в секунду. Интервал между вспышками и толчками — минута и больше. До них тысячи миль… я думаю, это водородные бомбы. По много мегатонн каждая. Теперь, когда в Айтулари не осталось людей, Ленгурья решила покончить с сурами. Похоже, они стреляют ракетами наугад, по всем мало-мальски плодородным землям. Нас они вряд ли тронут — здесь ведь тоже живут люди. А вот долину Супра-Кетлох взорвут наверняка — большинство сурами сейчас там.

Услышав это Элари несколько успокоился. Правда, он всё же немного боялся, что ему на голову упадет неведомая водородная бомба и всё кончится в один непостижимый миг. Но потерять дом, знать, что он превращен в пустыню, которая убьет его одним своим видом…

— А радиация? Она может убить нас!

— Сейчас дуют северные ветры. Нас, скорее всего, не заденет, — а до Ленгурьи вокруг света дойдет совсем немного. Конечно, воевать так им легче всего… Но сурами не истребить, выпустив всего несколько десятков ракет. Я видела сурами и не хочу знать, как выглядят сурами-мутанты. Использовать мегабомбы для того, чтобы покончить с кровожадными дикарями — всё равно, что открывать дверцу в ад, чтобы погреться, не думая, что полезет оттуда.

Элари безмолвно сжал её руку. Стоило ему услышать о водородных бомбах и увидеть эти багряные вспышки, как им овладело удивительно сильное чувство конца — словно он уже умер и оказался в ином мире, на земле, списанной со счетов, на которой может произойти всё, что угодно.

Он проснулся, когда время уже подходило к полудню. Вчерашнее не забылось, но обрело странный оттенок ирреальности, словно весь мир вокруг стал чужим. Всё же, у них прибавилось шансов — если долина Айтулари действительно взорвана, сурами в пустыне отрезаны от своих собратьев.

Вчера он не мог думать ни о чем, кроме этих вспышек и слов Иситталы, и полагал, что не сможет заснуть до рассвета. Но после целого дня упражнений на свежем воздухе сон одолел его почти мгновенно и долго не отпускал.

Умывшись и пообедав, он стал неприкаянно бродить по Садам, надеясь встретить Иситталу. Его одинокая прогулка затянулась. День выдался прохладным и пасмурным, иногда начинался и затихал дождь. Густой туман спустился в долину с запада и длинным языком протянулся по её дну на восток. Невесть отчего, его медленное невесомое движение показалось Элари невыразимо зловещим — словно какая-то потусторонняя субстанция поглощала привычный ему мир.