Джим Бакли в машине услышал и мигом передал информацию Ханту, который уже велел двум американцам, Брэду Карверу и Лютеру Диксу, и десантникам Вильерсу и Рэну Рейду мчаться к черному ходу в прачечную.

— Шесть вооруженных противников, — повторил Хант. — И Макс, похоже, раскрыт. Пока будем ждать подкрепления, с ними могут расправиться, а нам придется стоять и слушать.

— Господи, — пробормотал Бакли, — кто это может выдержать?

— Надо идти, — решил Хант.

Бакли кивнул, внимательно выслушивая сообщения каждого члена группы, подтверждавших, что заняли свои позиции.

Последними доложили Монк и Поуп:

— Слушай, Брайан, мы спустились на крышу пристройки. Прямо под окнами второго этажа. Ставни закрыты, но я слышу голоса. Говорят по-английски. По-моему, это то, что нужно. Прием.

— Понял, Джо. Мы двинем за вами. Скажи, когда будешь готов. «Солнечный луч» всем — полная готовность, ждите, ждите. — Он повторил команду и повернулся к Бакли. — Что с подкреплением?

Командир «Дельты» покачал головой.

— Еще десять минут, а на дороге сплошные пробки.

Хант поморщился. В фургоне вторая половина команды и штурмовые спецсредства, включая респираторы, бронежилеты, газовые гранаты, альпинистские кошки — в сущности, все, что гарантирует успешный и безопасный захват. Но надо ждать еще десять минут. Десять минут или жизнь. Жизнь человека. Старого друга. Сам черт предлагает подобный выбор.

— «Солнечный луч», это Джо, — пробился голос Монка. — Я готов, подтверждаю, готов.

Хант тревожно взглянул на Бакли, который внимательно слушал авторучку Эвери. Американец мрачно кивнул.

И тогда старший сержант сказал:

— Вызываю всех — пошли, пошли, пошли!

Приказ раздался в наушниках Монка и Поупа на плоской крыше пристройки. Натянув балаклавы, чтобы остаться неузнанными, оба одновременно с силой ударили в ставни. Когда Поуп разнес рукояткой браунинга засиженное мухами стекло, Монк швырнул внутрь оглушающую гранату.

Несмотря на пластиковые затычки в ушах, взрыв оказался почти невыносимым, темную комнату осветила жгучая вспышка в три миллиона свечей. Поуп сунул браунинг в окно между свисающими сталактитами осколками стекол.

— Макс, ложись!

Прямо возле окна стоял стол, и Фадель успел нырнуть под него. Стул, на котором сидел Макс Эвери, теперь валялся на боку, сам он, невредимый, откатился в угол, когда влетела граната, и, пошатываясь, поднимался на ноги, держась за стену.

Посреди комнаты стоял ошарашенный Фокс, широко раскрывший глаза, зажавший руками уши, чтобы унять нестерпимую боль.

Но первым Поуп сразил одного из шести вооруженных арабов, выстрелив почти наугад, ибо осматриваться было некогда. Два выстрела, прозвучавших один за другим, пропев одну длинную ноту, прошили тело, припечатали его к стене, с которой посыпались куски штукатурки. Дуло браунинга чуть повернулось вправо. Еще одна цель — попавшаяся на глаза рука, поднимающая оружие. Еще раз пистолет, зажатый в обеих руках Поупа, выплюнул вспышку пламени.

Теперь заговорило оружие Монка, свалив третьего, который закружился в гротескном балетном волчке и рухнул на пол лицом вниз.

Фокс стряхнул с себя оцепенение и рванулся к двери. Монк навел на него револьвер, спустил курок, но со спины Фокса прикрывал кто-то из раненых. Страх придал ирландцу сил, и пули, прошив полу куртки, попали в дверь, расщепив косяк. Монк пригнулся, услышав вдруг топот за дверью и громкие выстрелы крупнокалиберного оружия. Раздался крик Фокса, он, пятясь, держась за грудь, шагнул обратно в комнату и тяжело упал, а вслед за ним ворвались Гретхен и Баз, с порога стреляя в трех все еще стоявших на ногах человек. Они повалились в разные стороны, выронив автоматы, которые так и не успели пустить в ход.

Монк влез в окно, отмахиваясь от удушающих клубов кордита. [51]Пока двое американцев стояли в дверях начеку, следя, не шевельнется ли кто-нибудь, он направился к Эвери.

— Ты живой, старина?

Эвери немо кивнул, с трудом выдавливая улыбку. В руке он держал свою крошечную «беретту».

— Вы, черти, так и не дали мне пострелять.

В отверстии балаклавы блеснули великолепные зубы Монка.

— Ты что, собрался на кроликов поохотиться?

Эвери вытаращил глаза, заметив, как за спиной Монка из-под стола протянулась рука Фаделя и забегала, словно белый паук, пытаясь нащупать оброненный убитым иракцем пистолет.

— Сзади! — заорал Макс, толкая Монка в сторону и вскидывая «беретту».

Но Гретхен первой поймала цель и выпустила из своего автоматического кольта 45-го калибра три пули, от мощных ударов которых тело Фаделя трижды подбросило вверх почти на два фута.

— Стой! — отчаянно закричал Эвери.

— Макс, ради Бога, — сказал кинувшийся за ним Монк, — его обязательно надо было пристрелить.

Эвери отдернул руку, испачканную кровью.

— Это ей удалось.

— В чем дело? — подскочила удивленная Гретхен.

— Он один знал, где Мегги и Кон Мойлан. И что этот подонок задумал.

— Он один? — словно эхо, повторила она.

Эвери с трудом поднялся на ноги.

— Если не считать Лу Корригана.

— А где он? — спросил ничего не ведавший Монк.

— В Багдаде.

Корриган очнулся с жуткой головной болью и сразу понял, что трясется в машине.

Хлынувший в лицо свет мгновенно ослепил его. Он заморгал, сощурился, медленно осознавая, что над ним близко, всего в нескольких дюймах, склоняется человеческое лицо.

Где он? Он ничего не мог припомнить. Приезд в Иорданию. Такси. Прачечная. Темная комната. О Господи Иисусе Христе, это был не сон!

— Эй-эй, американец, просыпайся. Добро пожаловать в Багдад.

Молодой солдат в зеленом камуфляже подался вперед и улыбнулся, обнажив чуть кривоватые зубы. Он выглядел так, словно имел обыкновение бриться раз в неделю, сквозь густую щетину его юношеские усы были практически неразличимы.

Корриган сообразил, что солдат сует ему фляжку с водой.

— Пить хочешь, американец? Давай пей.

Руки его были связаны, пришлось глотать из протянутой фляжки. Занятый этим, он одновременно осматривался. В обшарпанном кузове фургона сидели еще два солдата, оба вооруженные, разглядывавшие его с ленивым любопытством. Боковые стекла занавешены грязными шторками, но сквозь тонкий материал проникает дневной свет.

Солдат завинтил фляжку.

— Ты раньше бывал в Багдаде?

Корриган внимательно посмотрел на него — вроде бы спрашивает серьезно.

— Нет, я в Багдаде никогда не был.

Одна шторка резко отлетела в сторону, и он мельком увидел гудронное шоссе, траву, деревья — все в ровном свете слабого утреннего солнца.

— Скоростная автострада, — с гордостью пояснил солдат. — Удобно, быстро, как в Америке. — Шторка вернулась на место. — Ты из Нью-Йорка?

Сначала Корриган инстинктивно намерился строго следовать правилам и ничего не говорить. Но парень казался таким простодушным деревенским мальцом или обитателем городских окраин, что игнорировать его было бы просто глупо.

— Конечно, оттуда.

Солдат снова ухмыльнулся.

— Нью-Йорк, ага. «Большое яблоко». [52]Я бы хотел побывать в Нью-Йорке. Поглядеть на статую Свободы, на Белый дом, Диснейленд.

— Когда-нибудь обязательно побываешь.

— Да, только не сейчас. Мистер Буш не очень-то рад иракцам, — расплылся он в широченной улыбке. — А мы тебе рады. Меня зовут Низар.

Несмотря на свое незавидное положение, Корриган почувствовал симпатию к этому парню.

— А меня — Лу. Извини, не могу пожать тебе руку.

Низар передернул плечами.

— Ты скоро поедешь домой. Войны не будет. Я верю мистеру Пересу де Куэльяру из Объединенных Наций. Он добьется мира. Не думаю, что мистер Буш бросит в меня бомбу. Мы станем друзьями. Я приеду в Нью-Йорк к тебе в гости.

— Доставишь мне удовольствие, — хмыкнул Корриган.