— Будьте добры, не кладите трубку.
Несколько голосов переговаривались в трубке едва слышно, должно быть, женщина зажала ладонью микрофон.
Через несколько секунд заговорил мужчина:
— Т о ска? Боже, как я рад тебя слышать!
Он узнал Брайана Ханта, и один только звук знакомого голоса принес невыразимое облегчение.
— Брайан, мне надо быстро с кем-нибудь поговорить.
— Эта линия ненадежна. Хочешь встретиться?
— Да.
— В отеле?
— Нет, нас может разыскивать греческая полиция, да и кое-кому из наших друзей известно, что я здесь.
— Тогда в парке на скамейке. — Зашуршала бумага, Эвери догадался, что группа спешно готовит список подходящих для свидания мест. — Площадь Конаки. Там много открытых кафе на северной стороне. Садись в «Ле Карте» подальше от других. Тот, кто придет, сядет за соседний столик.
— Буду там через полчаса.
Он повесил трубку и вернулся к такси, велев шоферу ехать на площадь Конаки. Шофер, должно быть, не понял, стал возражать, рассерженно твердя какое-то незнакомое Эвери слово, наконец обиженно замолчал, дал газ и помчался с визгом и воем вперед, вливаясь в суматошный поток машин, совершенно обезумевших в час пик.
Эвери вышел на южной стороне площади Конаки, двинулся пешком через скверы с опавшими листьями, спустился вниз к модным бутикам и кафе, выстроившимся вдоль узких улочек. Афиняне начинали день с порции меда, йогурта и чашки крепчайшего кофе.
В «Ле Карте» он уселся за металлический столик, заказал кофе, закурил сигарету. Похоже, никто не обращал на него внимание.
Минут через пять появилась женщина в розовом брючном костюме и темных очках, подошла к доске, на которой висело меню. Высокая, лет пятидесяти, с гладкой пажеской стрижкой, с обычным туристским снаряжением: камерой, путеводителем, картой. Было что-то неуловимо знакомое в ее несколько неловких движениях, когда она перебирала шатающиеся стулья и постепенно приближалась к соседнему с Эвери столику.
А потом, заказав чай с лимоном, женщина повернулась к нему и спросила:
— Простите, вы случайно не говорите по-английски?
Он застыл в изумлении. Кларисса.
— Говорю.
Она широко улыбнулась.
— Боже, какое счастье! Я совсем заблудилась. Будьте любезны, посмотрите на мою карту и скажите, куда я попала.
— С удовольствием.
Она расстелила на его столике карту, прижала один конец пепельницей, другой — бутылочкой с оливковым маслом, чтобы их не трепал легкий ветерок, тихонько шепча:
— Я всегда чувствую себя полной идиоткой со всеми этими шпионскими штучками, Макс. Просто тычьте пальцем куда угодно, как будто показываете.
Кларисса Ройстон-Джонс, конечно, могла чувствовать себя полной идиоткой, но актрисой она была превосходной — оживляла беседу неожиданными и неподдельными взрывами смеха, вставляла, слегка повышая голос, различные замечания об Афинах. С точки зрения окружающих — типичная общительная туристка, искренне радующаяся встрече с соотечественником.
— Куда, к черту, вы подевались, Макс?
— После перестрелки нас увезли в гараж в Монастираки, потом на такси в Пирей. Оттуда в моторке на яхту, она стояла на якоре в море за пределами гавани.
— Не удивительно, что мы все концы потеряли.
— Лу пришлось выбросить ручку на складе. Нас хорошо обыскали.
— Где остальные?
— На яхте.
— Как Мегги?
— Поправляется. Там на борту хирург и операционная.
— Рассказывайте, что за яхта?
— «Король Солнце». Зарегистрирована в Панаме, владелец — какая-то крупная шишка из Ирака. Команда вооружена и предана Саддаму Хусейну.
— Кто встретил вас на борту? Иракская разведка?
— Нет, грек. Назвал только имя — Георгос. Сказал, что из «Семнадцатого ноября».
— Вы поверили?
— Пожалуй, да. По-моему, иракцы используют их как связных и посредников. У них нераскрытая сеть ячеек, ну и, конечно, греки могут свободно разъезжать по всему миру.
— Так иракцы согласны принять предложение ИРА?
— Похоже на то, только я точно не знаю. Нас с Лу сразу же изолировали. Мойлан с Георгосом совещаются целыми днями, нам никто ничего не рассказывал.
— Этого я и боялась. Но все-таки вам отводят какую-то роль в этих планах?
— Я должен вернуться в Лондон и продолжать подготовку к акции. Мойлан со мной свяжется.
— Куда они собираются на этой яхте?
— Понятия не имею. Только, слушайте, если ее перехватить, все проблемы решаются разом — вы вяжете шайку, мы вытаскиваем Мегги с Лу в целости и сохранности.
— Мне очень жаль, что все так случилось с Мегги…
— Это я виноват. Как полицейский?
— Умер.
— Господи Иисусе!..
— Не могу одобрить ваше решение взять Мегги сюда с собой, но и я оказалась крепка задним умом.
— Так что скажете?
— О захвате яхты? Это не мне решать.
— Но вы можете повлиять на тех, кто будет решать.
— Возможно. Только не думаю, что Лондон и Вашингтон захотят отказаться от операции. У Ирака есть время подготовить другие акции до окончания срока ультиматума ООН в середине января.
— Вы не поняли, Клэрри. Я хочу вытащить Мегги. Я хочу, чтобы мы оба ушли, прямо сейчас. Если вы ничего не предпримете, Мойлан ляжет на дно, пока все не подготовит. Потом будет поздно, вы не будете знать, что происходит, и ничего не сможете сделать. Единственный шанс — взять их на яхте.
— Вижу.
— Надеюсь. Я только мельком познакомился с тем, как организована деятельность «Семнадцатого ноября», и это произвело на меня сильное впечатление. Если они возьмутся за дело, у вас будет много хлопот.
Она кивнула в знак согласия и стала сворачивать карту. Они говорили уже слишком долго.
— Что вы сейчас собираетесь делать?
— Заберу из отеля вещи и улечу первым рейсом в Лондон. Если, конечно, пройду контроль в аэропорту.
— Что вы хотите сказать, Макс?
— У греческой полиции есть наши фотографии, на них Кон, Лу и я. Они держали Халеда Фаделя под наблюдением. Кто-то из «Семнадцатого ноября» умудрился стащить эти снимки.
Она неслышно присвистнула от изумления.
— Понятно, что я имею в виду, когда говорю об их профессиональной организации?
— Понятно. Будем считать, что нам повезло. По крайней мере, вы возвращаетесь туда, где вас можно держать в поле зрения. Если возникнут проблемы с греческими властями, мы что-нибудь придумаем.
На самом деле ей было прекрасно известно, что придумать практически ничего не удастся, и она спросила себя, догадывается ли об этом Эвери.
Он не догадывался, он точно знал и смотрел ей вслед с каким-то странным и непонятным чувством. Еще ничего не решено, и все равно радостно сознавать, что Кларисса сама заботится о нем.
— Макс, привет!
Неожиданно раздавшийся за спиной голос заставил его вздрогнуть, расплескав кофе.
Джерри Фокс подвинул стул и сел.
— Я решил обождать, пока леди отвалит. А она вроде бы не в твоем вкусе?
Эвери все не мог оправиться от испуга и унять непроизвольную дрожь в руках.
— Это туристка, заблудилась.
— Женщины и карты!
— Ради Бога, Джерри, как ты тут оказался?
— Приказ получил от Мойлана. Позавчера звонил мне в Лондон. Хорошо, самолеты полупустые из-за заварушки в Заливе.
— Но как?..
— Как я тебя нашел? — Он засиял от радости, что сумел обойти приятеля. — Шофер такси, что тебя вез, из какого-то ихнего «Пятого ноября». Ему надо было везти тебя ко мне, а он еле говорит по-английски, так что ты его просто не понял.
— То-то я удивился, чего он так злится.
— Ну, он тебя высадил тут, поехал следом, потом связался со мной по рации.
Эвери прикрыл глаза. Какой же он идиот! Погрузился в свои раздумья настолько, что даже не обратил внимание на чересчур удачное совпадение, когда на берегу его поджидало такси.
— Мне кофе хотелось выпить и немножко прийти в себя, — объяснил он и прибавил: — Только не «Пятое ноября», а «Семнадцатое».
Фокс легкомысленно махнул рукой.