— Благодарю вас за то, что согласились с нами повидаться, — начал Стеррок. Он думал о том, что никогда в жизни не видел ничего мучительней боли, проступившей в этот миг на лице Чарльза Сетона. — Не могли бы вы поднять голову, чтобы мистер Сетон как следует разглядел ваше лицо?

Он ободряюще улыбался сидящей напротив молодой паре. Мужчина безразлично обернулся, затем слегка похлопал девушку по руке. Она подняла голову, но не взгляд. В замкнутом пространстве дыхание Сетона казалось оглушительным. Стеррок переводил взгляд с него на девушку и обратно — ну когда же кто-нибудь из них узнает другого. Возможно, все это лишь охота за химерами.

Проползла минута, вторая, третья. Ожидание было мучительно. Затем наконец Сетон перевел дыхание.

— Я не знаю, какая именно. Она моя дочь… если бы я мог увидеть ее глаза…

Стеррок вздрогнул. Он посмотрел на девушку, по-прежнему застывшую как истукан, и обратился к ней, используя индейское имя:

— Ватанаки, какого цвета у тебя глаза?

Наконец она взглянула на Сетона. Он вглядывался в ее глаза, которые, насколько Стеррок мог разобрать в полумраке, оказались карими.

Сетон издал еще один болезненный вздох.

— Ева. — Горло у него перехватило, по щеке медленно скатилась слеза.

Но утверждение прозвучало недвусмысленно. После шести лет поисков он нашел одну из своих пропавших дочерей.

Девушка посмотрела на него и снова опустила взгляд. Это могло быть кивком.

— Ева…

Стеррок чувствовал, как жаждет Сетон заключить ее в свои объятия, но девушка оставалась столь неприступна, что отец не шелохнулся. Он просто раз или два повторил ее имя, а затем приложил все силы, чтобы успокоиться.

— Что… Я не знаю, как… Как ты?

Она все так же поднимала и опускала голову, тем же механическим движением. Теперь снова заговорили старик и переводчик, тоже протиснувшийся в вигвам.

— Этот человек — ее муж. Старик — ее дядя. Когда ее нашли, он принял ее в свою семью.

— Нашли? Где? Когда это было? Вместе с Эми? Где Эми? Она здесь? Вы знаете?

Старик сделал какое-то замечание, которое Стеррок посчитал проклятием. Потом, уставившись в одну точку где-то на полу в стороне от них, заговорила Ева:

— Это было пять, шесть, семь лет назад. Я не помню. Кажется, что очень давно. Когда-то. Мы пошли гулять и потерялись. Сначала ушла другая девочка. Она ушла без нас. Мы шли и шли. Потом мы так устали, что легли и заснули. Когда я проснулась, то увидела, что осталась одна. Я не знала, где я и где другие. Я испугалась и подумала, что умерла. А потом появился дядя, взял меня с собой и дал пищу и кров.

— А Эми? Что стало с ней?

Ева так на него и не взглянула.

— Я не знаю, что случилось. Я думала, она просто ушла. Я думала, она рассердилась и ушла домой без меня.

Сетон покачал головой:

— Нет. Нет. Мы не знаем, что случилось с вами обеими. Кати Слоун вернулась, но от тебя или Эми не осталось никаких следов. Мы искали, искали… Поверь мне, с самого того дня я не прекращал поиски.

— Это правда, — нарушил воцарившуюся тишину Стеррок. — Твой отец потратил каждую минуту жизни и все свое состояние на поиски вас и вашей сестры.

Сетон сглотнул — в маленьком вигваме звук показался очень громким.

— Должен тебе сказать с прискорбием, что в апреле будет три года с тех пор, как скончалась твоя мать. Она так и не оправилась после вашего исчезновения. Не смогла этого вынести.

Девушка подняла глаза, и Стеррок подумал, что в первый — и последний — раз видит на ее лице тень какого-то чувства.

— Мама умерла.

Она усвоила сказанное и обменялась взглядами с мужем, хотя что их взгляды значили, Стеррок понять не смог. Как бы бессердечно это ни звучало, но присутствие — пусть даже на расстоянии — миссис Сетон могло изменить то, что произошло потом.

Сетон вытирал слезы. Стеррок подумал было, что Сетон вот-вот начнет непринужденную беседу, выпустит скопившееся в нем чудовищное напряжение, и тогда это станет шагом вперед. Он прикидывал, сколько ему еще подождать и как бы так вовремя раскланяться, прежде чем кто-то почувствует раздражение. А потом стало уже слишком поздно.

Голос Сетона показался резким и слишком громким:

— Меня не беспокоит, что там произошло, но я должен знать, что случилось с Эми. Я должен знать! Пожалуйста, расскажи мне.

— Я же сказала, что не знаю. Я больше не видела ее живой.

Даже Стерроку формулировка показалась странной.

— Ты хочешь сказать, что… видела ее мертвой? — Сетон весь напрягся, но сдерживал себя.

— Нет! Я вообще ее больше никогда не видела. Вот что я имела в виду.

Теперь девушка замкнулась и ушла в оборону. Как бы хотелось Стерроку, чтобы он прекратил спрашивать об одной только Эми; он все испортит, если так и будет бубнить о второй сестре.

— Ты вернешься вместе со мной. Ты должна. Мы должны продолжить поиски.

Глаза Сетона устремились вдаль и казались стеклянными. Стеррок положил ему руку на плечо, стараясь успокоить. Ему показалось, что Сетон этого даже не заметил.

— Пожалуйста, я думаю, нам нужно… Простите меня… — Теперь Стеррок обращается ко всем. — Это все перенапряжение. Вы представить себе не можете, как тяжело ему было все эти годы. Он сам не знает, что говорит…

— Господи, парень, конечно же я знаю, что говорю! — Сетон резко отбросил его руку. — Она должна вернуться. Она моя дочь. Как же иначе…

Сквозь пламя очага он ринулся к девушке, и она отпрянула. Это движение обнаружило то, что до сих пор скрывало полосатое одеяло, — она была на поздних месяцах беременности. Молодой человек встал, преграждая Сетону путь.

— Немедленно уходите. — Его английский был превосходен, но далее он заговорил на своем языке, обращаясь к переводчику.

Потрясенный Сетон рыдал и задыхался, но продолжал настаивать на своем:

— Ева! Это неважно. Я прощаю тебя! Только пойди со мной. Вернись ко мне! Моя драгоценная! Ты должна…

Стеррок с переводчиком буквально на руках вытащили Сетона из вигвама и отвели к лошадям. Им удалось посадить его в седло. Стеррок уже не помнил, как они уговорили его уехать. Сетон безостановочно взывал к дочери.

Через год Сетон умер от удара. Ему было пятьдесят два. Он больше так и не увидел Еву, и, несмотря на дальнейшие поиски, им не удалось отыскать ни малейшего следа Эми. Порой Стеррок сомневался, существовала ли она когда-нибудь вообще. Ему было стыдно за свое участие в этом деле: он хотел прекратить поиски, ибо одержимость Сетона стала очевидной — встреча с Евой многое объяснила следопыту. И все же он не мог заставить себя все бросить — человек и так слишком настрадался. Так что Стеррок продолжал заниматься этим делом без особого смысла и удовлетворения. Потом он жалел, что не нашел кого-нибудь на свое место. Но тот вечер в Берк-Фолсе неким образом связал двух мужчин обетом молчания, и самое странное было вот что: Сетон отказался признать, что они нашли Еву; он настаивал на том, что это оказалась очередная ложная тревога и совершенно другая девушка. Он и Стеррока уговорил хранить молчание, и Стеррок неохотно согласился. Только Эндрю Нокс был посвящен в тайну, да и то случайно.

Раз или два Сетон порывался вернуться в Берк-Фолс и постараться склонить Еву к отъезду, но как-то вяло. Стеррок подозревал, что он и не собирался. Не ставя в известность Сетона, через неделю Стеррок вернулся, чтобы поговорить с ней, но никого там не нашел. Впрочем, он сомневался, что ему удалось бы чего-нибудь добиться.

Дорога на север вдоль реки тянет всех, как магнитом. Судя по слухам, все больше людей готовы отправиться в путь. Искатели вслед за другими искателями. Конечно, ее это не касается. Но и ее тянет — вот почему она здесь. На тропе у реки резкий ветер бьет Марии в лицо. Деревья теперь голые, под копытами лошади чавкает гнилая листва и снежная каша. Мария видит скользкую глыбу утеса Конская Голова, под которым вода, закручиваясь, образует омут. Летом они с Сюзанной ходили сюда купаться, но несколько лет назад перестали. Мария больше никогда не плавала после того, как увидела это в воде.